Рыжий, циничный, неприличный (СИ) - Волкова Дарья. Страница 17

Женские пальцы потянули край его футболки, которую он тут же сам сдернул через голову. И снова принялся целовать лежащую под ним на кровати девушку.

Одним из пунктов его плана на сегодняшний день – наверное, это был пункт номер один – значился оргазм Клео. И не из серии «Ты успела?». Нет-нет, такое дело нельзя пускать на самотек. Если у девушки первый раз – никуда она не успеет на твоей «карусели». Не тот случай. И к делу надо подступать другим образом. И другим местом.

Глава 3.9

Павел Тихий и в самом деле считал себя неплохим знатоком женской анатомии. И как следствие – того, как сделать девушке приятно. Вопрос лишь в том, что не каждый раз хотелось стараться. И не с каждой. Чаще всего проще было пустить дело на самотек и ограничиться вопросом «Ты успела?». Ответ был обычно положительный. А дознаваться, правду ли ему сказали, Паше обычно совершенно не хотелось. В постели можно обойтись и без дознавания.

Но сейчас вопрос был принципиальный. И на самотек это дело отпускать никак нельзя. Прямой и точный оргазм Клео – вот его цель. Вопрос лишь в том, какими средствами этого добиться.

Он с упоением целовал девушку, чувствовал ее ответ, дрожь ее обнаженного тела под собой и… И не мог прекратить целовать. Надо было уже переходить к поцелуям хотя бы ниже губ, а Павел не мог оторваться. Такие сладкие. Как заговоренные.

Но он снова все же смог оторваться. И снова завис на ее затуманенном взгляде. На ее вспухших губа – нижнюю она сейчас прикусила, и край белых зубов над прикушенной губой выглядел невероятно красиво и дико заводил. Как заводила темная россыпь кудрявых волос на белой подушке.

– Я снова красивая? – прошептала Клео.

Он медленно кивнул.

– Думаю, тебе надо снять штаны. Полегчает.

– Думаю, мне надо начинать тебя целовать ниже.

Она судорожно вздохнула. А штаны Павел и в самом деле снял. Полегчало не то, чтобы очень сильно.

Идеальный изгиб – то место, где начинается крутой взлет небольшой, но дерзкой упругой груди. И оторваться от этого места тоже невозможно. Невозможно же. Только водить губами, только чувствовать, как начинается этот идеальный изгиб. Который венчается сладкой вишней тугого соска.

Да что же она такая сладкая вся?! И как он вчера этого не распробовал, не разглядел?!

Но, может, и правда, к лучшему, что был под анестезией вчера. Зато сегодня… сегодня…

Ее сосок перекатывался в его рту, как самая сладкая конфета. И такими же сладкими были ее тихие стоны. А Павел понял, что единственный путь, который сегодня сработает, который идеально подойдет – это пальцы. Оральные методы удовлетворения оставим для другого раза. Сегодня Павлу надо видеть ее лицо. Надо целовать эти искусанные губы. Надо видеть, как трепещут ее ресницы. Слышать у самого уха, как она часто дышит и как тихо стонет.

Он снова прижался губами к ее губам и скользнул ладонью по упругому животу. Обвел ямку пупка, потом чуть ниже, огладил изгиб стройного бедра. И снова всей ладонью вверх и замер. Самыми кончиками пальцев касаясь границы гладкого лобка.

– Пашка… – шепчут ее зацелованные губы. Затуманенный взгляд из-по изгиба длинных ресниц по-прежнему уносит. – Паша, пожалуйста…

Наверное, его никогда так не просили. Иначе с чего бы его накрыло волной горячих мурашек и затопило чем-то.. Хрен его знает, что это в тебе носится и чем тебя затапливает, когда женщина под тобой таким тихим шепотом умоляет тебя о ласке. О наслаждении. И ты понимаешь, что сам сдохнешь, если не дашь ей того, о чем она просит.

– Ты первая.

Мужские пальцы чуть сильнее надавили – и женские бедра стремительно и широко разошлись в стороны. И мужские пальцы неторопливо скользнули вниз. В последний момент Павел развел пальцы – указательный и средний, чтобы не задеть то, что он пока задевать не планировал.

– Паша! – в губы ему прилетел возмущенный стон. – Пашенька…

– Я тоже, оказывается, люблю шлепать по лужам… – отозвался он, погружая пальцы в упругую влажность.

Клео решила, что хватит кусать свои губы – и укусила. Его. Потом лизнула. Застонала от того, как его пальцы двинулись дальше.

Они целовались. Кусали друг другу губы. Зализывали укусы. И все это под движение его пальцев, которые исследовали каждую складку, каждый изгиб. Но которые пока не трогали самого главного места. До того момента, пока Павел решил, что пора.

***

Клео считала, что знает свое тело. Знает, как доставить себе удовольствие – ведь она, в конце концов, не девочка. По возрасту – точно. Правда, самоудовлетворение оставляло у Клео всегда ощущение – нет, не стыда. А, скорее, будто она вместо вкусного обеда закинула в себя какой-то суррогат, залитый кипятком. Таких суррогатов в походных условиях Клео поела достаточно и, кажется, точно знала, какой у этого продукта вкус. У шалостей собственной рукой под одеялом или в ванной был именно такой вкус.

Зато сейчас… сейчас все было иначе.

Клео очень быстро перестала понимать, что именно Павел с ней делает. Только одно знала точно – он ее обманул. То, что он с ней творил – это было не про нежность. Это было про… Клео не знала, про что. Что это такое, когда у тебя вместо крови – огонь, когда вместо воздуха в легких – тоже огонь, а вместо мозгов в голове – ничего. И тебе нечем понимать, что происходит с твоим телом. Ты можешь только чувствовать, не продвигаясь дальше простой фиксации фактов чем-то, оставшимся в голове от мозга. Вот ты стонешь. Вот ты прогибаешься. Вот ты раздвигаешь ноги. И понимаешь, что никогда ты не доводила себя до такой степени возбуждения, что ноги физически держать сомкнутыми невозможно. Слишком там этому всему тесно. И когда там оказываются мужские пальцы – совсем иначе, чем твои собственные, все совсем-совсем иначе, так, что кажется, тебя там никто никогда раньше не касался – ты уже не стонешь, это какой-то другой звук. Который ты раньше никогда не издавала.

Глава 3.10

***

Паша не мог понять, почему – но он не мог не сравнивать того, что происходило сейчас, со всем своим предыдущим опытом. Какая-то часть мозга эта упорно фиксировала. Наверное, потому, что Паша поставил себе задачу и был обязан ее выполнить. И вот сейчас эта часть мозга уверенно сообщала, что никогда Павел не имел дела с настолько возбужденной девушкой. И другая часть мозга – там, где обитали инстинкты – довольно урчала. Это ты с ней сделал. Что она такая сладко-припухлая, истекающая влагой и стонами. И там, под твоими пальцами, все становится еще влажнее и еще более… более упругим, припухлым и… И пора отведать главного блюда.

Клео неконтролируемо и крупно вздрогнула, когда его указательный палец коснулся главного места женского наслаждения. А у Павла от собственного возбуждения даже название вылетело. Название того, что он должен был найти. Так найти-то было вообще не сложно. Центральная кнопка женского удовольствия сама легла под его указательный палец . Гладкая, влажная, дерзко-выпуклая. Идеальная под его указательный палец. Или все же под средний? Он перепробовал так и эдак. И даже большой подключил. Им удобнее всего оказалось шлепать. По лужам, угу.

Но улетела Клео все-таки от указательного. Снова крупно вздрогнула и издала какой-то звук… Это был не стон. Это было что-то такое горловое, вибрирующее, на что в Павле отозвался каждый нерв. И рука сама дернулась, и вот уже два пальца внутри, и их там плотно и ритмично сжимает ее удовольствие.

Но какая же она узкая. Пальцами там узко, а он вчера… Павел второй рукой крепко прижал девушке к себе, впитывая всем телом дрожь ее наслаждения. Прости меня, маленькая. Я попробую сегодня… Да не знаю я, чего я попробую! Не быть сегодня в тебе? Это будет благородно, но думать об этом невыносимо! Потому что туда, в эту пульсирующую тугую влажность хотелось смертельно.

Пока в его голове метался этот хоровод сумбурных мыслей, дрожь наслаждения у Клео стихла. А она сама вдруг крепко обняла его. И прижалась всем телом. Вот же черт. Невозможно быть в такой ситуации благородным!