Страж звездных дорог - Контровский Владимир Ильич. Страница 9
Нет, чувство простой человеческой благодарности не было чуждо тому, кого Дети Леса называли Хан-Шэ. Он отзывался на это имя, хотя уже догадался, что оно не настоящее. Человек надеялся, что скоро он вспомнит, как его зовут на самом деле, равно как и многое другое. Именно поэтому он и стоял сейчас здесь, на борту звериноголового корабля и плыл вместе с ним туда, куда этот корабль направлялся, – к центру страны, в столицу Властителя.
После всего случившегося на берегу, железнотелые беспрекословно выполняли все приказы Хан-Шэ, даже не пытаясь отступить от их смысла ни на йоту.
Он приказал вернуть отобранное и освободить пленников – исполнили тут же.
Он приказал выгрузить на берег и установить на помосте частокола, окружавшего селение, четыре тяжёлых арбалета (больше похожих на баллисты). Пригодится, если вновь появится хугу-хугу или кто-нибудь ещё похлеще, особенно если щедро смазать гранёные железные наконечники ядом из красной травы.
По одному его слову воины отдали лесным охотникам мечи – не все, конечно, но добрую половину того оружейного запаса, который имелся на ладье.
И самое главное: Хан-Шэ повелел остаться в племени четверым из пришельцев – мастерам работы с металлом. Человек не сомневался, что скоро ан-мо-куну освоят плавку и ковку металла – меди, а потом и железа, лишь бы нашлась поблизости руда («руда» – откуда ему известно это слово?).
Все его распоряжения выполнялись быстро и точно – и это было приятно.
Неприятным был страх, поселившийся в сердцах наивных лесных людей.
Если раньше они видели в Хан-Шэ просто могучего охотника, сильного среди равных, то расщепившая мачту молния (сборщики дани провозились с ремонтом ладьи несколько дней) одновременно выжгла настоящую пропасть, отделившую его от племени.
Теперь победитель хугу-хугу и железных воинов выглядел в глазах ан-мо-куну то ли духом, то ли демоном, с которым лучше не иметь близких отношений. Исключение составляли только лишь Предводитель охотников и его дочь.
Вождь мыслил весьма рационально и прекрасно сознавал, что с таким защитником племя будет непобедимо, а тогда – почему бы не подумать о большем? Все люди, вкусившие власти, в принципе похожи на наркоманов – наркотика власти над себе подобными им требуется всё больше. Исключения из этого правила крайне редки, и они лишь подчёркивают это самое правило.
А Хоэ… Она была просто любящей женщиной и не хотела вновь остаться одной, не хотела, чтобы её избранник (будь он хоть богом, хоть демоном) покидал её. Но Хан-Шэ уже знал, что уйдёт. А Хоэ – пусть её утешит то, что в ней зреет семя новой жизни, его семя. И окончательный толчок ходу событий дал тот самый чёрный человек с лицом хищной птицы.
Хищнолицего звали Хануфер, и, как скоро выяснилось, он оказался совсем не так прост. Хануфер был сыном царедворца, рос при дворе Властителя и стал царедворцем сам. Искусство тонкой интриги буквально въелось в его кровь и плоть с детства, интрига была для него воздухом, которым он дышал и пищей, которую он ел. В непрерывной грызне скорпионов в банке он оказался в числе проигравших – что был для него жалкий пост выколачивателя дани с жалких полудиких племён, связанный к тому же постоянным риском получить в висок отравленную стрелу из зарослей!
Хануфер бредил и грезил властью, нежил сам себя в сладких мечтах о том, что будет, когда он… И в неожиданной встрече в Лесу с незнакомцем, явно могущественным колдуном (сколько Хануфер помнил, – а память у него была хорошая, – никто из придворных магов не смог бы вот так запросто бросить молнию с руки и прикосновением запястья превратить в оплавленный огрызок меч из доброй стали), сборщик дани сразу увидел для себя Возможность – с большой буквы. Для начала он станет для Хан-Шэ проводником в мире, о котором тот не имеет ни малейшего представления, а потом… Но Хануфер решился на ещё одну проверку, прекрасно сознавая всю её опасность для него самого.
Несмотря на сковавший всех его людей страх перед загадочными сверхспособностями таинственного лесного чародея, Хануфер всё-таки оставался для них начальником, и ни один из его воинов не осмелился бы ослушаться его прямого приказа. И такой приказ был отдан.
В то утро ремонт ладьи подходил к завершению. Из найденного в лесу подходящего прямоствольного дерева было вырезано бревно, обстругано и приготовлено под заготовку мачты. И вот сегодня веревочными талями это бревно устанавливали в вертикальное положение, чтобы затем поднять на него подвесной рей с заштопанным парусом. Пострадавшие палубу и ограждение борта уже привели в исходное состояние. Пришельцы (без оружия – оно было уложено внутри корабля) суетились вовсю, стремясь поскорее покинуть страшное для них место.
А в нескольких десятках шагов от ладьи на берегу собрались ан-мо-куну. Им не было никакого дела до железнотелых, таких грозных совсем недавно. Пусть уходят! Пришельцы заплатили дань за смерть, а люди Реки и Леса сегодня проводят к предкам своих мёртвых – несостоявшихся новобрачных Джэ и Хи-Куру.
На песке лежала плетёная из прутьев лодка в форме большой корзины, и женщины сейчас полными горстями замазывали глиной зазоры между прутьями. Тела погибших – так и не разъятые – обильно посыпали порошком красной и жёлтой охры. Затем шестеро мужчин подняли мёртвых и перенесли их в погребальную лодку. Теперь уже десять мужчин приняли лодку-корзину с телами на руки и вошли в реку. Когда вода дошла передним до груди, а задним до пояса, носильщики разжали руки. Корзина с телами поплыла вниз по течению, слегка покачиваясь и поворачиваясь.
Вот и всё. Не было ни криков, ни слёз – все поминальные обряды свершились раньше. Лодка недолго будет плыть по реке – текучая вода размоет сырую глину, корзина наполнится водой, и камни балласта потянут её на дно. Маленькие, но прожорливые рыбки хам-хам обглодают тела до чистых костей; и могилой Джэ и Хи-Куру станет вся Великая Река…
Вождь с Хан-Шэ и Хоэ стояли у самой воды, провожая взглядами уплывающую погребальную корзину.
– Я бы убил их! – Предводитель охотников мотнул головой в сторону звериноголовой ладьи.
– Нет. Пусть уходят, – возразил Хан-Шэ. – Они отдали вам щедрый выкуп за убитых.
– Это только из-за твоей силы!
– Пусть так. Но если убить этих, придут другие, и будут приходить снова и снова. А так – они передадут мои слова своим, и вас оставят в покое. – Хан-Шэ не стал говорить о том, что у него свои планы насчёт этой ладьи. Зачем обижать стоявшую молча Хоэ? Она и так, похоже, о чём-то догадывается. Во всяком случае, почти каждый раз, когда Хан-Шэ говорил с Хануфером (во время ремонта корабля пришельцы жили в селении на странном положении полугостей-полупленников), он ловил на себе её настороженный взгляд.
А Хануфер практически открыто звал Хан-Шэ с собой, подчёркивая бессмысленность для такого человека жизни в лесных дебрях и расписывал, не жалея ярких красок, все прелести Хамахеры – столицы Властителя. Чародей внутренне улыбнулся: Хануфер мечтает обрести значимость и вес на представлении при дворе невиданного колдуна из лесных дебрей, а тому всего лишь надо выбраться из этих самых дебрей; и в данный момент наиболее подходящим средством для этого был корабль Хануфера – не идти же через Лес пешком. И в этот момент Хан-Шэ спиной почувствовал опасность.
Чародей ещё поворачивался, когда Хоэ пронзительно закричала. Краем глаза Хан-Шэ увидел метнувшуюся к нему тень, и тут его глаза встретились с белыми от страха и бешенства глазами одного из пришельцев. В правой руке воин сжимал меч и уже заносил его для удара. Но как только горящий взгляд чародея упёрся в глаза убийцы, нападавший обмяк, как будто из него разом выпустили весь воздух. Меч выпал из безвольно разжавшейся руки и шлёпнулся наземь. И тут появился Хануфер. Хищнолицый молниеносно оказался рядом со своим воином, который мешком оседал на песок, и быстрым движением всадил ему в горло короткий нож. Воин без звука повалился ничком.
– Зачем? Я в состоянии защитить себя и всех моих, – Хан-Шэ повёл рукой в сторону посёлка и людей на берегу, – от тысячи таких, как этот. Причём безо всяких этих железных палок, – чародей брезгливо пнул носком ноги упавший меч. – Или ты хотел проверить, а?