Только герцогу это под силу - Джеффрис Сабрина. Страница 27
Поскольку поцеловал её как человек, говорящий всерьез.
Но его поцелуи могли лгать — как и прежде. О, какой она была идиоткой, не учитывая самую очевидную причину не доверять ему.
— Не обращай внимания на Маркуса, — сказала Регина. — Саймон никогда не будет так жесток…
— Также ты говорила семь лет назад, — отрезал Маркус.
— Он тогда был дерзким юным дурачком. С тех пор он много хорошего сделал для страны. Он выучился на своих ошибках. Я уверена, — она впилась взглядом в мужа. — Даже ты однажды признался, что как генерал-губернатор он был безупречен.
У Маркуса на челюсти задергался мускул.
— Это было до того, как он снова стал добиваться моей сестры. И до того, как я прослышал…
Когда он прервался, у Луизы стянуло желудок узлом.
— О чём?
— Это только слухи, и я даже не уверен, что это правда, но… — Маркус вздохнул. — Предположительно Сидмут и его друзья подумывали о том, чтобы непоправимо разрушить твою репутацию — заставив какого-нибудь идиота скомпрометировать тебя.
Ноющая боль в её желудке усилилась.
— И ты думаешь, Саймон…
— Я не знаю, ангел. Я лишь говорю, что это возможно.
— Он никогда бы не поступил так отвратительно! — возразила Регина.
— Мог бы.
Луиза съёжилась, вспоминая его вопрос, хочет ли она быть его любовницей. Не всерьез же он это. Или всерьез?
— Не важно, какие у него мотивы, — сдержанно произнесла она. — Я больше не собираюсь оставаться с ним наедине, так что разрушить мою репутацию ему вряд ли получится.
— Теперь, Луиза… — начала Регина.
— Я серьезно, Регина. Я знаю, ты надеешься, что однажды мы с Саймоном поженимся, но этому никогда не бывать. Так лучше для всех, уверяю тебя.
Вот только бы убедить в этом своё глупое сердечко.
Глава 11
Дорогой кузен,
Не стоит извиняться. Касательно Фоксмура с Луизой, если герцог думает, что, женившись на ней, сможет всецело держать её под своим башмаком, то его ждет сюрприз. Я никогда не встречала женщины столь твёрдо идущей своим путем, как Луиза.
Навеки ваша подруга,
В понедельник вечером, после того, как Саймон последний раз целовал Луизу, он беспокойно бродил по одной из гостиных «Травеллерза» [19]. Из всех его клубов, лишь в «Травеллерз» было такое разнообразие газет, которое вполне соответствовало его намерениям. Но после двух часов детального изучения старых выпусков радикальной прессы, работа вывела его из себя.
Отчасти потому, что прочитанное огорчило его больше, чем он ожидал. Но главным образом потому, что та самая чертовка, мучавшая его ночами, теперь терзала его и днями. Герцог всё ещё чувствовал вкус её пахнущего сиренью тела, слышал восхитительные стоны удовольствия, ощущал её мягкую упругость под своей рукой.
Проклятье! Он расхаживал между рифлёных колонн, благодарный, что обитатели клуба находились в карточном зале, или обедали, оставив гостиную ему. Увидев его таким взволнованным, они бы нещадно извели его вопросами.
Хватит с него мучений. И что, чёрт возьми, делать после того, как он прогнал её?
Такое случатся, когда позволяешь своему «петушку» одержать верх над разумом.
— Заткнись, старик, — проворчал он голосу деда. Воспоминания о циничных замечаниях деда так его не изводили в Индии. Голоса, не считая краткого периода после его ошибочной оценки в Пуне, умерли, как только Саймон, вскоре по приезде в Индию, получил известие о смерти деда.
Но теперь, когда он вернулся, и Луиза вязала его в узлы…
Он застонал. На сей раз, критика деда была заслужена; он все-таки позволил своему «петушку» управлять разумом. Он спугнул её. И он не мог, хоть убей, понять, как восстановить прежнее положение.
После её холодного прощания, Саймон ожидал, что сегодня утром она уклонится от его визита. Вместо этого она приняла его, как обычная светская леди — со строгой учтивостью и непостижимой самоуверенностью. Только присутствие Регины не позволило ему схватить Луизу за её прелестные ручки и поколебать её бесчувственность.
Что могло бы убедить Луизу доверять ему? Поцелуи и ласки не работали, а его предложение о помощи она попросту обернула в предлог избегать его.
Упрямая девица. Чертовка.
— Фоксмур, — произнёс сзади писклявый голос, и Саймон развернулся, готовый снести голову тому, кто посмел его побеспокоить.
Он проглотил слова недовольства, как только увидел, кто это был — министр внутренних дел, собственной персоной. И его, министра, хороший друг, Каслри, министр иностранных дел.
— Сидмут, — кратко произнёс он.
Сидмут подошёл к Саймону с осторожностью гончей, обнюхивающей дикобраза. Как и должен. В данный момент, Саймон с удовольствием пронзил бы тощий нос этого типа несколькими отборными иглами.
Взгляд Сидмута выхватил газету, которую Саймон оставил открытой на столе, что называлась «Лондонский наблюдатель» и издавалась горячей головой по имени Годвин. Министр внутренних дел нахмурился, затем перевел взгляд обратно на Саймона.
— Слышал, ты проводил время со стаей квочек, что порхают вокруг мисс Норт.
— Моя сестра из той стаи, так что полегче со словами.
— Король сказал мне по секрету, что ты хочешь усмирить их деятельность. Вдобавок, я слышал, ты выудил у Трасбата двести фунтов для их дела, — бледные щёки Сидмута порозовели. — Ты знаешь, что они используют деньги, чтобы выдвинуть своего кандидата.
— Если будет возможность, да. Но я им не позволю.
Тонкие губы Сидмута презрительно изогнулись.
— Как думаешь остановить их? Женившись на мисс Норт? Когда она отказывает каждому поклоннику?
— Она мне не откажет, — возразил Саймон. — Со временем…
— Время! У нас нет времени. Каждый день её группа располагает к своему делу всё больше женщин. Не успеешь оглянуться, они будут поддерживать несколько кандидатов на выборах, Палата общин будет наводнена радикалами, и у нас на руках будет ещё одно общество «Манчестерский патриотический союз» [20]…
— А затем ты позаботишься, чтобы их арестовали или убили на Сент-Питерсфилд, как ты поступил с членами Манчестеского общества, — огрызнулся Саймон.
Сидмут побледнел, а у Каслри перехватило дыхание. Но прежде чем кто-то из них заговорил, Саймон добавил:
— Нет, ты не можешь так поступить, правда? Потому что, арестовать фермера, требующего представительство в правительстве, — это одно дело. И совсем другое — арестовать светских дам, пытающихся одеть тюремных детей и уберечь бедных женщин от насилия со стороны их стражи.
Сидмут выпрямился с надменной снисходительностью, которой был известен.
— На чьей ты стороне, Фоксмур?
Только усилием Саймон совладал со своим характером. Что за безумие толкнуло его на такую прямоту? Наверно, все прочтённое им о «бойне при Питерлоо», как прозвали её радикалы. В Индии он лишь читал версию «Таймс», которая, хоть и сочувствовала толпе, но и близко не была такой пугающей, как в радикальной прессе.
Он собрался с силами, чтобы произнести ложь.
— На вашей, конечно.
— Я начинаю сомневаться, — отрезал Сидмут. — Я думал, ты собирался идти по стопам своего деда. Но он похвалил бы мою реакцию на происшествие на Сент-Питерсфилд. Монтит знал, что людям нужна твёрдая рука.
— А я не Монтит, — кратко произнёс он. — Хотя у нас с тобой есть общие заботы. Я согласен, что мисс Норт и её сторонницы — эти прелестные головки — беспомощны. И если мы хотим предотвратить новое Сент-Питерсфилдское «происшествие», лучше бы выудить их из пруда, пока они не утопили нас всех. — Он холодно уставился на Сидмута. — Но ты должен дать мне время на работу.
Чтобы покончив с ней, герцог был уверен — лорды из рода Сидмутов больше не управляют Англией железным кулаком. Саймон, конечно, никогда бы не потерпел этого человека в своём кабинете.