У кромки моря узкий лепесток - Альенде Исабель. Страница 29

Получив документы, примерно дюжина пассажиров сошли с судна в Арике, поскольку работа для них имелась только на севере страны, и «Виннипег» поплыл на юг, вдоль «узкого лепестка», как называл Чили Неруда. На корабле испанцы погрузились в сосредоточенное молчание. Второго сентября они увидели очертания Вальпараисо, окончательный пункт назначения, и к вечеру судно бросило якорь в порту. Тревожное ожидание, царившее на борту, превратилось в коллективное помутнение сознания, и две с лишним тысячи человек устремились на верхнюю палубу в надежде поскорее ступить на неведомую землю, однако начальство порта решило, что все сойдут с корабля на следующее утро, при свете дня и по возможности спокойно. Тысячи огней порта и домов на холмах Вальпараисо трепетали, соперничая со звездами, так что непонятно было, где кончается обещанный рай^[24]и начинается небо. Это был необычный город со множеством лестниц и подъемов, с широкими улицами для гужевого транспорта и странными домами, словно висящими на вздымающихся косогорах, город, где было полно бродячих собак и в котором царили бедность и грязь, город, битком набитый торговцами, матросами и пороками, как все портовые города, но, несмотря ни на что, он был прекрасен. С корабля Вальпараисо казался сказочным, словно россыпь бриллиантов. В ту ночь никто не спал; все пассажиры оставались на палубе, глядя на волшебное зрелище и считая часы. Потом Виктор будет вспоминать эту ночь как одну из самых красивых в своей жизни. Утром «Виннипег» окончательно причалил к берегу с гигантским портретом Педро Агирре Серды, нарисованным на холсте, и чилийским флагом, прикрепленным к борту.

Никто на корабле не ожидал такого приема. Беженцев предупреждали, что в стране развернута кампания по дискредитации правых, что Католическая церковь представляет собой скрытую оппозицию и что чилийцам свойственна сдержанность, и потому в первый момент они даже не поняли, что происходит в порту. За ограждениями собралась целая толпа; было множество приветственных лозунгов и флагов Испании, Страны басков, Каталонии, знамен Республики, а в воздухе слышался доброжелательный гул, свидетельствовавший о гостеприимном отношении к вновь прибывшим. Небольшой оркестр исполнял гимны Чили и Республиканской Испании, а также «Интернационал», который подхватывали сотни голосов. Национальный гимн Чили состоял из нескольких строчек, немного сентиментальных, но в нем слышались гостеприимство и любовь к свободе, которую обрела страна:

Прекрасная родина, тебе наша песня и тебе наша клятва:

Умрем за свободу, но всяк угнетенный найдет здесь приют для себя.

Стоя на палубе, суровые бойцы, прошедшие через столько тяжелых испытаний, плакали. В девять утра они друг за другом начали спускаться по трапу. На суше каждый беженец проходил через медпункт, где ему делали прививку, после чего он попадал в объятия Чили, как много лет спустя выразился Виктор Далмау, когда смог высказать благодарность лично Пабло Неруде.

В тот день, 3 сентября 1939 года, когда испанских беженцев радушно встречали в Чили, в Европе разразилась Вторая мировая война.

Фелипе дель Солар приехал в порт Вальпараисо за день до прибытия «Виннипега», поскольку хотел лично присутствовать при историческом событии, как он выражался. По мнению его приятелей по кружку «Неистовых», это было явным преувеличением. Они считали, что Фелипе принимает такое участие в судьбе беженцев не столько по доброте сердца, сколько из-за противостояния отцу и всему семейному клану. Большую часть дня Фелипе провел, приветствуя вновь прибывших в Чили беженцев, общаясь с теми, кого давно решил принять в свой дом, и со знакомыми, которых там встретил. На причале среди оживленной толпы находились представители власти, делегаты от рабочих и целые колонии художников, интеллектуалов, журналистов и политиков из числа басков и каталонцев, с которыми Фелипе близко сошелся в последние месяцы во время подготовки к прибытию «Виннипега». Среди встречающих был и врач из Вальпараисо, Сальвадор Альенде, один из руководителей партии социалистов, который несколько дней назад получил назначение на пост министра здравоохранения, а через тридцать лет станет президентом Чили. Несмотря на молодость, он являлся заметной величиной в политических кругах: одни восхищались им, другие отвергали, но уважали и те и другие. Он не раз участвовал в заседаниях кружка «Неистовых» и, увидев в толпе Фелипе дель Солара, издалека помахал ему рукой.

Фелипе получил приглашение на специальный поезд, перевозивший путешественников из Вальпараисо в Сантьяго. В его распоряжении было несколько часов, чтобы из первых рук узнать о том, что происходило в Испании; до сих пор о тамошних событиях он получал информацию только из печати, да еще от немногих побывавших в Испании очевидцев, таких как Пабло Неруда. Глядя из Чили, Гражданская война казалась событием настолько далеким, словно происходила в другую эпоху. Поезд шел не останавливаясь, но замедлял ход, когда проезжал мимо поселковых станций, поскольку на каждой множество местных жителей приветствовали испанцев; они размахивали флагами и пели песни, а кто-то даже бежал вдоль вагонов, чтобы передать в окна пироги и сладости. На вокзале в Сантьяго вновь прибывших также ждала шумная толпа, людей собралось так много, что невозможно было протиснуться; кто-то забрался на крышу здания по колоннам, кто-то держался за перекладины на потолке, и все кричали, пели и бросали цветы. Карабинеры с трудом вывели испанцев из здания вокзала, чтобы накормить их ужином, состоявшим из блюд неотразимой чилийской кухни, приготовленных Комитетом по приему беженцев.

В поезде Фелипе дель Солар выслушал множество разных историй, которых объединяло только одно — несчастье. Последний, с кем ему удалось поговорить, был Виктор Далмау, с которым курил на площадке между вагонами; тот развернул перед ним всю картину войны, от пунктов первой помощи с их кровью и смертью до госпиталей в эвакуации.

— То, что мы пережили в Испании, теперь ждет всю Европу, — заключил Виктор. — Немцы испробовали на нас свое оружие, превратив целые города в руины. В Европе будет еще хуже.

— Сейчас только Англия и Франция противостоят Гитлеру, но наверняка кончится тем, что они станут его союзниками. Американцы должны обозначить свою позицию, — сказал Фелипе.

— А какова позиция Чили? — спросила Росер, подойдя к ним с ребенком, которого вот уже несколько месяцев носила на спине в самодельном рюкзаке.

— Это Росер, моя жена, — представил ее Виктор.

— Очень приятно, сеньора. Фелипе дель Солар к вашим услугам. Ваш муж рассказывал мне о вас. Вы ведь пианистка, не так ли?

— Да. Но давайте поговорим о вас, — предложила Росер и повторила свой вопрос.

Фелипе ответил, что в стране имеется многочисленная немецкая колония, которая существует уже несколько десятилетий, их называют чилийскими нацистами, добавил он, но бояться их не стоит. Чили наверняка будет сохранять нейтралитет.

Вместе они просмотрели список промышленных предприятий и работодателей, готовых предоставить рабочие места испанцам в соответствии с квалификацией каждого, но ни одно из предложений не подходило Виктору. Без диплома он не мог делать то единственное, что умел. Фелипе посоветовал ему записаться в Университет Чили, бесплатный и престижный, чтобы изучать медицину. Возможно, два курса в Барселоне и опыт, приобретенный на войне, там признают, однако на то, чтобы получить диплом врача, уйдет несколько лет.

— Главное — зарабатывать на жизнь, — ответил Виктор. — Попытаюсь устроиться на ночную работу, чтобы днем учиться.

— Мне тоже нужна работа, — добавила Росер.

— С тобой все просто. Пианистки у нас нужны везде.

— Неруда тоже так говорил, — заметил Виктор.

— Для начала поселитесь у меня, — предложил Фелипе.

В его распоряжении две свободные комнаты и в преддверии прибытия «Виннипега» из Бордо, дабы избежать проблем с Хуаной, он напрямую договорился с домашней прислугой — поварихой и двумя горничными — о приеме гостей. Ключи от пустых комнат в родительском доме, которые Хуана ни за что не хотела отдавать, стали первой и единственной причиной его разногласий с доброй женщиной за двадцать с лишним лет общения, но они слишком любили друг друга, чтобы из-за этого рассориться. Когда из Парижа пришла телеграмма, в которой отец дал ясно понять, что ни один красный не ступит на порог его дома, Фелипе уже принял решение поселить кого-нибудь из испанцев у себя в доме. Семья Далмау показалась ему для этого идеальной.