У кромки моря узкий лепесток - Альенде Исабель. Страница 30

— Спасибо тебе большое, но я знаю, что Комитет по приему беженцев приготовил нам жилье в пансионе, где уже уплачено за полгода вперед, — сказал Виктор.

— У меня есть пианино, и я целый день провожу в конторе. Ты сможешь играть сколько захочешь, и тебе никто не будет мешать, Росер.

Последний аргумент звучал убедительно. Дом в квартале, который показался гостям таким же представительным, как лучший район Барселоны, выглядел элегантным снаружи и был почти пустым внутри, поскольку Фелипе обзавелся только самой необходимой мебелью; он терпеть не мог претенциозный стиль своих родителей и потому отказался от штор на двустворчатых окнах, от ковров на полу, цветов в вазах и картин на стенах, однако, несмотря на скудный декор, в доме царила атмосфера безусловной изысканности. Гостям были предложены две жилые комнаты, ванная и круглосуточные услуги одной из горничных, которой Фелипе поручил роль няни. Будет кому присматривать за Марселем, пока родители на работе.

Через два дня Фелипе, друживший с директором радиостудии, принес для Росер радиопередатчик, и в тот же вечер они установили его рядом с пианино для музыкального сопровождения одной из программ, а чтобы обеспечить Росер постоянными учениками, перед следующей программой было объявлено, что Росер является не только талантливой исполнительницей, но и преподавателем музыки.

Виктора Фелипе устроил на работу в бар Конного клуба, тоже благодаря знакомствам, когда значение имеют не столько заслуги самого человека, сколько приятельские отношения его покровителя. Смена начиналась в семь часов вечера и заканчивалась в два часа ночи; это позволяло Виктору посещать занятия на медицинских курсах, куда он записался; по словам Фелипе, это было очень просто сделать, так как ректору родственник семьи по линии матери, то есть тоже Бискарра. Виктор начал с того, что таскал ящики с пивом и мыл стаканы, но постепенно научился различать вина и смешивать коктейли. Тогда его поставили за стойку, где он должен был обслуживать посетителей, одетый в черный костюм, белоснежную рубашку и при ярком галстуке. Из одежды у него имелась одна смена белья и костюм, купленный на деньги Айтора Ибарры сразу же после побега из лагеря Аржелес-сюр-Мер, но Фелипе предоставил в его распоряжение свой гардероб.

Хуана Нанкучео терпела целую неделю, ничего не спрашивая о жильцах Фелипе, однако любопытство победило гордыню, и, взяв в руки поднос со свежеиспеченными булочками, она решила разузнать все сама. Ей открыла новая нянька с ребенком на руках.

— Хозяев нет дома, — сказала она.

Хуана оттолкнула девушку в сторону я решительно прошла внутрь. Она осмотрела все сверху донизу и убедилась, что красные, как их называл дон Исидро, довольно аккуратные и дисциплинированные люди; в кухне она проверила все кастрюли и дала инструкции няньке, которую нашла слишком юной и с глупым лицом.

— И где шляется мать этого сопляка? Просто прекрасно! Нарожают детей, а потом оставляют их неизвестно на кого. Симпатичный этот Марселито, ничего не скажу. Глаза большие, упитанный и такой живой, обнял меня за шею и давай дергать за косу, — говорила она позже Фелипе.

Четвертого сентября в Париже Исидро дель Солар подготавливал жену, чтобы сообщить ей о своем решении оставить Офелию в женском колледже в Лондоне, куда он ее уже записал, как вдруг их с Лаурой обескуражила новость о том, что началась война. Конфликт назревал уже много месяцев, Исидро, однако, предпочитал этого не замечать и отказывался прислушиваться ко всеобщим опасениям, чтобы не портить себе отпуск. «Журналистам свойственно преувеличивать. В мире всегда существует какая-нибудь военная проблема, нет необходимости из-за этого тревожиться», — думал он. Однако достаточно было высунуть голову за дверь, как становилось очевидным, насколько все серьезно. Все вокруг бурлило, служащие отеля бегали с чемоданами и баулами, постояльцы толкались, задевая локтями дам с комнатными собачками на руках, мужчины чуть ли не дрались из-за такси, напуганные дети плакали. В городе также царил боевой беспорядок: половина парижан решили уехать за город до тех пор, пока ситуация не прояснится, уличное движение остановилось из-за того, что в центре скопилось огромное количество нагруженных вещами и людьми машин, которые пытались лавировать меж торопливых пешеходов, громкоговорители передавали срочные распоряжения, и только конная жандармерия, единственная в этом хаосе, пыталась поддерживать порядок. Исидро дель Солар вынужден был признать, что его план спокойно вернуться в Лондон, забрать из магазина автомобиль последней модели, который он собирался отвезти в Чили, и подняться на борт «Тихоокеанской королевы» пошел ко всем чертям. Нужно было как можно скорее уезжать из Европы. Он позвонил послу Чили во Франции.

Три дня прошло в тревожном ожидании, и наконец посольство раздобыло для них билеты на последний корабль, отплывавший в Чили, грузовое судно, битком набитое пассажирами в количестве 300 человек вместо 50, положенных по норме. Чтобы вместить семью дель Солар, пришлось перевести в трюм еврейское семейство, которое заплатило за свои билеты и подкупило чилийского консула, выдававшего визы, бабушкиными драгоценностями. Уже не раз случалось, что евреев не хотели брать на борт или корабль возвращался в пункт отплытия, потому что ни одна страна их не принимала. Эта семья, как и многие другие пассажиры пережившая в Германии чудовищные унижения, не имела права вывозить никакие ценности. Для них уехать из Европы было вопросом жизни и смерти. Офелия слышала, как они умоляли капитана оставить их на корабле, подошла к ним и предложила им свое место, хоть это и означало для нее самой необходимость делить с матерью ее тесную каюту.

— Во времена кризиса приходится как-то подстраиваться, — заметил на это Исидро, которому, впрочем, было не по себе из-за толпы людей с разным цветом кожи, включая шестьдесят евреев, из-за ужасной еды — рис, рис и снова рис, — из-за того, что в душе не было воды и было страшно плыть в темноте, — свет не зажигали, чтобы корабль не заметили самолеты. — Не знаю, как мы выдержим целый месяц, словно сельди в бочке, на этой ржавой посудине, — говорил он, пока его жена молилась, а дочь развлекалась, играя с чужими детьми и рисуя портреты и жанровые сцены. Вскоре Офелия, вдохновленная всем известной щедростью своего брата Фелипе, раздала большую часть личного гардероба еврейским семьям, у которых из одежды было только то, что было на них надето.

— Столько денег потрачено в магазинах, и лишь для того, чтобы эта девчонка раздала все, что мы накупили! Хорошо еще, что свадебное платье лежит в бауле в грузовом отсеке, — ворчал Исидро, удивленный поступком дочери, которая всегда считалась легкомысленной. Только через несколько месяцев Офелия узнала, что начавшаяся Вторая мировая война спасла ее от английского колледжа.

В обычные времена плавание длилось двадцать восемь дней, но судно шло полным ходом и осуществило его за двадцать два дня, увертываясь от плавучих мин и избегая попадаться на глаза военным кораблям обеих воюющих сторон. Теоретически они были в безопасности, поскольку шли под нейтральным флагом Чили, но на практике немцы или их союзники в силу любого трагического недоразумения могли их потопить. В Панамском канале капитан судна со своей командой приняли беспрецедентные меры защиты от диверсий: растянули донные сети и запустили водолазов на предмет поиска бомб, заложенных в шлюзах. Лаура и Исидро дель Солар с трудом переносили жару и москитов, угнетающие неудобства и страх перед войной, от которого сводило желудок, но для Офелии этот опыт был куда интереснее, чем плавание на «Тихоокеанской королеве», с ее кондиционированным воздухом и шоколадными оргиями.

Фелипе ждал их в Вальпараисо на своей машине и с взятым напрокат фургоном для багажа, который вел их семейный шофер. Сестра очень удивила его, она всегда казалась ему глупой кривлякой как внешне, так и внутренне. Она вытянулась, выглядела старше и серьезней, черты ее лица определились; она уже не была девочкой с кукольным личиком, как в тот день, когда они с родителями уезжали, но превратилась в интересную молодую девушку. Не будь она его сестрой, Фелипе сказал бы, что Офелия очень красива. Матиас Эйсагирре тоже приехал в порт на собственном автомобиле и с букетом роз для своей несговорчивой невесты. Когда он увидел Офелию, то был впечатлен не меньше, чем Фелипе. Она всегда была хорошенькой, но сейчас показалась ему просто потрясающей красавицей, его даже охватили мучительные сомнения: вдруг появится кто-то умнее и богаче, чем он, и отобьет ее у него. Матиас решил активизировать свои действия. Он немедленно объявит Офелии новость о своей первой дипломатической миссии и, как только они останутся наедине, преподнесет ей кольцо с бриллиантом, доставшееся от прабабушки. От этих мыслей у него рубашка прилипла к спине, кто знает, как отреагирует эта капризная девушка на перспективу выйти замуж за дипломата и переехать жить в Парагвай.