Бессмертные - Корда Майкл. Страница 61

— Он чуть не победил, Джимми, — сказал он. — В конце я и сам готов был поддержать его.

— Ладно, хватит врать. Неужели ты мог поддержать этого сынка богатого папочки, который носит костюмы за пятьсот долларов? Не вешай мне лапшу на уши, Берни.

— Ну, ты же понимаешь, о чем я говорю… Все происходило, как на скачках. Во втором туре ему не хватало тридцати трех с половиной голосов, и если бы Теннесси и Пенсильвания не перешли на сторону Кефовера в следующем туре… Я никогда не видел ничего подобного, Джимми.

— Я читал об этом в газетах, Берни. Ладно, все равно это не важно. Айк и Никсон задавят Стивенсона.

— Если хочешь знать мое мнение, Джимми, я уверен, что в шестидесятом году победит Кеннеди.

Хоффа грубо расхохотался.

— Только через мой труп. — Он опять щелкнул костяшками пальцев. — Или через его. — Он помолчал. — Так ты привез что-нибудь или нет?

— Привез. — Спиндел положил тяжелый портфель на большой полированный стол, вынул из него катушечный магнитофон, включил его в сеть, вытащил из коробки кассету и вставил ленту в пустую бобину. Он работал пальцами, как хирург, не делая лишних движений. — Интересная штука, — произнес он. — Вставляя подслушивающие устройства в телефонную коробку в гостинице, я заметил, что там кто-то уже побывал до меня.

Хоффа нахмурился.

— Кто?

— ФБР! — Спиндел ухмыльнулся. — Я сразу же признал свою школу. Это я учил их, как нужно работать! Поэтому мне пришлось вернуться и убрать свои устройства раньше, чем ФБР. Иначе они догадались бы, что я тоже подслушивал. Ведь я подключился прямо к их проводам.

Хоффа мрачно усмехнулся.

— Значит, Гувер тоже собирает досье на Джека? Это уже интересно, Берни. Ты хорошо поработал. С меня причитается, дружище.

— Ты же еще не слышал, что тут записано, Джимми.

Спиндел нажал на кнопку. Пленка зашипела, потом, словно откуда-то из глубины, раздалось отдаленное шуршание простыней, стук падающего в бокал кубика льда, затем тихое трение влажных тел друг о друга. Спиндел знал свое дело; на качество его работы жаловаться не приходилось. “Мы управимся за минуту, сенатор” , — произнес женский голос, и даже тот, кто не часто ходил в кино, как, например, Хоффа, сразу узнал бы в нем голос Мэрилин Монро — этот знакомый высокий, тоненький, с придыханием голос, в котором одновременно соединялись интонации ребенка и сексуальной женщины с едва заметными неуверенными паузами между словами, — почти как заикание. Спиндел живо представил себе Мэрилин Монро: бело-розовая кожа, смелый взгляд накрашенных тушью глаз, соломенного цвета волосы — именно такой он увидел ее, когда она открыла ему дверь своего номера в гостинице “Конрад Хилтон” и заговорила с ним…

Хоффа перегнулся через стол и торжественно пожал Спинделу руку. Затем вскочил на ноги и, приняв боксерскую стойку, запрыгал по комнате, будто атаковал невидимого противника. Мускулы на его плечах играли, как у двадцатилетнего громилы, каким он был когда-то, пробивая себе кулаками путь наверх сквозь ряды докеров, которые были в два раза мощнее него.

Хоффа с силой ударил огромным кулаком по ладони другой руки. Звук от удара, словно выстрел, резким эхом разнесся по кабинету. Спиндел поморщился.

— Вот так! — воскликнул Хоффа. — Точно в “десятку”!

Я отвез Мэрилин в Нью-Йорк и оставил ее там под присмотром заботливой Марианны Крис. Вскоре она вернулась в Англию и продолжила съемки в фильме “Принц и хористка”. Доктор Крис поехала с ней для оказания моральной поддержки.

Я не удивился, прочитав в светской хронике о сложностях, возникших между Мэрилин и Артуром Миллером, и о скандале между Мэрилин и Оливье, когда он в очередной раз попытался удалить со съемочной площадки Полу Страсберг; Мэрилин заставила его отказаться от этой затеи.

Однако я на некоторое время позабыл о неприятностях Мэрилин, когда прочитал заметку Дру Пирсона о том, что Джек и Джеки “живут врозь”; их ребенок родился мертвым, и они намереваются развестись.

Ребенок родился спустя две недели после съезда в Чикаго, и я, разумеется, знал об этом, хотя Кеннеди делали все возможное, чтобы это событие не обсуждалось на страницах прессы. Джеки жила у своей матери в Ньюпорте, на Хэммерсмит-Фарм в Очинклоссе, и я позвонил туда, чтобы выразить свои соболезнования. Джека там еще не было, что несколько меня удивило, однако я решил, что он уже выехал с южного побережья Франции, где гостил у своего отца. Он собирался поплавать там на яхте, чтобы развеяться после бурных событий съезда и набраться сил перед предстоящей напряженной кампанией в поддержку Стивенсона.

Когда мне позвонила секретарша Джо Кеннеди и сказала, что ее босс просит меня поужинать с ним, я насторожился: по моим сведениям Джо в это время должен был отдыхать на роскошной вилле в Био недалеко от Кап д'Антиб, которую он снимал каждое лето. Я знал, что только какие-то большие семейные неприятности могли вынудить Джо вернуться в Нью-Йорк раньше времени, и приготовился выслушать ужасные известия.

Мы встретились в ресторане “Ла Каравел”. Раньше посол любил ужинать в ресторане “Ле Павильон”, владельцем которого был Генри Суле. Но однажды семья Кеннеди отмечала там какой-то праздник и им забыли приготовить шоколадный торт. Джо не только перестал появляться в этом ресторане, но в отместку ссудил деньгами шеф-повара и метрдотеля Суле, чтобы они ушли от него и открыли свой ресторан, который мог бы конкурировать с заведением Суле. Поэтому теперь мы с ним ужинали в ресторане “Ла Каравел”.

Джо ждал меня за столиком, где он обычно ужинал в этом ресторане. Он хорошо загорел и выглядел, как всегда, бодрым и энергичным. Если бы Бергсон решил описать

Джо, он непременно употребил бы фразу “elan vital” , что значит “полон жизненных сил”. Эти слова лучше всего выражали сущность Джо Кеннеди.

Я потягивал коктейль, и мы обменивались незначительными фразами. Джо с нетерпением ждал, когда я допью коктейль, чтобы заказать ужин. Среди ирландцев он мог бы сойти за трезвенника. Я сообщил ему, что временно являюсь холостяком — Мария, не дожидаясь меня, уже уехала на юг Франции.

Он сердито изучал меню.

— Ты читал газеты?

— Статью Дру Пирсона? Да. Это правда?

— Этот Пирсон гнусный паршивец! Ему следовало бы свернуть шею.

Из чего я сделал вывод, что Пирсон написал правду.

— Где сейчас Джек? — спросил я.

Посол отпил из бокала.

— В Ньюпорте, с Джеки, — коротко ответил он. — Там, где и должен быть.

Его лицо было мрачно. Я не стал давить на него. Он сам расскажет мне то, что считает нужным, — вернее, скажет, что ему нужно от меня. В ожидании, пока нам принесут ужин, мы разговаривали с ним о его “отпуске” на южном побережье Франции.

— Как прошло лето? — спросил я. — Если не принимать в расчет нынешние неприятности.

— Если не учитывать, что в Чикаго вы с Бобби втянули Джека в борьбу, в которой он не мог победить, то можно сказать, все было превосходно. Тебе известно, что Розе пожаловали титул графини? — Он не сказал, кто именно пожаловал ей этот титул. Джо и Роза поддерживали с высшим духовенством католической церкви тесные отношения, но в то же время держались независимо, как равноправные партнеры. Интерес Розы к церкви объяснялся набожностью и некоторой долей снобизма, а Джо просто считал необходимым охватить своим влиянием все, что можно. Каждое лето Роза посещала святые места и завершала свое паломничество в Ватикане, где Его Святейшество удостаивал ее аудиенции. Летние путешествия Розы вполне устраивали обоих супругов — она таким образом пребывала в счастливом неведении относительно того, что Джо принимает любовниц прямо в ее доме, а у него появлялась возможность жить в свое удовольствие, не очень-то маскируя свои любовные похождения.

— Значит, она теперь графиня? — переспросил я. — У меня нет слов.

Джо скорчил гримасу.

— Это стоило мне целого состояния.

— Я бы сказал, ты нашел неплохое применение своему капиталу.