Искатель. 1991. Выпуск №3 - Макдональд Джон Данн. Страница 34
На всякий случай я проверяю и вторую дверь, ту, что обращена к зданию института. Просто перестраховка, дверь, конечно же, заперта. У главного входа в мастерские я делаю то, что проделывал по крайней мере раз пятьдесят уже —: на ощупь нахожу спрятанный под брезентовым козырьком пульт, щелкаю кнопками: 4-2-4-3-5-7. Сначала бразильская футбольная система конца 50-х, потом три простых числа подряд. Дока Алехин, великий программист. Специалист, флюсу подобный, как и большинство специалистов. Однако что-то уж я слишком того… слишком субъективно об Алехине.
Теперь дверь аккуратненько за собой притворим. Вообще-то от электронной сигнализации толку, почитай, никакого, только звоночек здесь звенит, и то не очень громко, если кто-то, не зная кода, пытается дверь открыть. Надо бы вывести сигнал на пульт дежурного в здании института. Ладно, это уж совсем не мое дело.
Два больших окна мастерских смотрят на глухой бетонный забор. Горит или не горит свет внутри, с улицы не увидишь. То, что дежурные сюда не заглядывают, установлено мною опытным путем. Не первый месяц тружусь здесь по ночам.
Включаю освещение, ставлю сумку на стул, потом нахожу ключ, спрятанный, как полагают работяги, в достаточно укромном месте — аккурат на том самом стальном ящике, в котором и размещается рубильник.
Здесь много чего можно сделать. Если умеешь, конечно. Токарный, фрезерный, строгальный станки, небольшая печь для закалки, установка индукционного нагрева, ванна гальваники. Мой арбалет, мои крючья, стрелки для метаний и много еще всяких хитрых приспособлений сделано мной здесь.
А вот за той дверью и переходом в другой корпус — моя лаборатория. Моя бывшая лаборатория. Этой дверью обычно не пользуются. Когда-то ключ от нее был только у Марсюка, завлаба. Сейчас он его наверняка потерял. Я помню, как на профсоюзном собрании обсуждался вопрос: открыть ли эту дверь для удобства сотрудников, которые в противном случае вынуждены будут проникать в мастерские через улицу, обходя главный корпус. Директор одним махом зарождающуюся дискуссию прервал: нечего любому и каждому фланировать по лаборатории приборостроения. Смешно вспоминать. Какой чепухой занимаются люди.
Для меня эта дверь не препятствие. Как и сейф, в котором старший инженер Ольга Зюзина хранит тиристоры, микросхемы, светодиоды — словом, все, что называется элементной базой. Вообще-то я должен ощущать какой-то моральный дискомфорт. За каждую пустячину, полученную у Зюзиной, надо было расписываться в специальной тетради. Ерунда, скоро новый год, и Марсюк тысяч на десять этих самых элементов спишет, уж я-то знаю.
Да, у них тут все продумано до мелочей. Наверное, кто-то сидел с карандашиком над листком бумаги и прорисовывал вот эту подъездную дорогу — как-никак пятьдесят метров асфальта вроде бы в никуда — эти глухие стальные ворота, откатывающиеся вдоль стены. Знатные ворота, преодолеть их можно разве что с помощью тарана. И смотрят ворота на парк, и подъезд к ним сделан с глухой улочки, вдоль которой стоят такие, вроде бы и необитаемые одноэтажные домишки. Вот и сейчас в них света нет. И вход автономный в сауну тоже предусмотрел этот кто-то. Дежурный у центрального входа может и не знать, что там делается. Нет, догадывается, конечно. Скорее всего дежурного предупреждают, когда не надо интересоваться сауной.
Мороз чувствуется порядочный. В свете далеких фонарей парка видны редкие снежинки. Машина притулилась у стены, почти с ней сливаясь. Я освещаю фонариком номерную табличку. Сходится, та машина, что надо.
На всякий случай я дергаю за ручку входной двери. Как же, так они тебе и позабудут ее запереть. Солидная дверь, прочная, сколоченная из толстых деревянных брусков.
Я немножко отступаю от стены, разбегаюсь и с первой попытки хватаюсь за нижнюю ступеньку пожарной лестницы. С чердака, взломав лючок, попадаю в какую-то кладовку — ведра, швабры, тряпье. А по чертежу здесь вроде бы спортзал значился. Дверной запор я снимаю своей универсальной «фомкой» с изящной небрежностью. Пожалуй, многим чердачникам и домушникам я сейчас солидную фору смог бы дать. Да, спортзал здесь, ступени ведут вниз ко входу в него. И сауна на том месте, на каком ей положено быть. Хорошо, когда строят в соответствии с чертежами.
Ключа в замке входной двери нет. Предусмотрительная публика, ведь сюда изнутри никак проникнуть невозможно, а они ключ все-таки забрали. На двери, сделанной из такого прочного, покрытого лаком бруса, что и дверь входная, табличка: «Восстановительный центр». А сама дверь, естественно, заперта.
Что же, приступаем к действию второму. Те же и неизвестный в маске. Поправляю маску и капюшон, сумку перебрасываю за спину, арбалет перехватываю половчее. Два шага назад от двери, разбег, прыжок, удар ногой под ручку, туда, где видна замочная скважина. Раздается треск, дверь открывается, но нога у меня ноет и деревенеет сразу.
Свет, очень яркий после полутьмы коридора, бьет по глазам. Большой самовар на столе, мягкие шикарные кресла, толстый ковер на полу, брошенные махровые полотенца. А людей нет, они там, в парилке, вон их одежда висит, в полуоткрытом шкафу. Что же они грохота не услышали, что ли? Я проскальзываю ко входу в парилку.
Дверь из парилки распахивается, мужчина, шагнувший за порог, получает сокрушительный удар в челюсть и укладывается на мягкий ковер. Знатный нокаут, минуту как минимум очухиваться будет; Я защелкиваю наручники на запястьях мужчины, оттаскиваю его подальше от двери. И в это время раздается женский визг.
— Тихо! — Арбалет перелетает в мою правую руку из левой, глядит на нее заостренным кончиком стрелки. Богатая женщина, что называется. Роскошное тело. Но в данный момент оно абсолютно не отвлекает моего внимания, словно женщина одета в глухое, до горла застегнутое платье.
— Тихо! — повторяю я. — Эта штука бьет абсолютно беззвучно, но сразу наповал. Сюда! — командую я, отступая от входа.
Она выходит вперед, с ужасом глядя на распростертое тело мужчины, замечает наручники.
— Оденьтесь, живо, — указываю я на халат, лежащий на спинке кресла. — Садитесь. И сразу будем говорить о деле. Вы — Любовь Григорьевна Семергей, старшая медсестра терапевтического отделения клинической больницы номер один. Вон тот голый джентльмен — главврач этого отделения Черныш Борис Федорович. У него, между прочим, двое взрослых детей. Но на вашу нравственность с точки зрения супружеской неверности мне наплевать. Такой дешевый шантаж в мои расчеты не входит.
Выражение панического страха на ее лице уже исчезло, она уже достаточно владеет собой. Н-да, дело мне приходится иметь отнюдь не с размазнями. Возможно, я проявил рыцарство не по средствам, позволив ей одеться.
— Любовь Григорьевна, — произношу я с нажимом. — Еще раз хочу повторить: эта штука убивает сразу. Так что я не буду подбрасывать материалы о вас в разные правоохранительные органы, хотя знаю о вас много и буду знать еще больше. Я просто щелкну вот этой железкой, и одной медсестрой, ворующей морфин, гидрохлорид кокаина, ноксирон и прочие сильнодействующие препараты, станет меньше. Вы будете отвечать на мои вопросы честно и без утайки. В дальнейшем шума тоже поднимать не будете. И партнеру своему, — я киваю на Черныша, который уже пришел в себя, но не шевелится, пытаясь сообразить, очевидно, что же это с ним произошло, — и партнеру своему то же самое настоятельно посоветуете. Меня интересует, какое участие во всем вашем деле принимал некий Болотин, — я замечаю, как она вздрагивает. Не такая уж твердая баба. — Еще меня интересует, каким образом у вас сходилось количество ампул — ведь должны сдавать пустые тютелька в тютельку?..
Слышится шорох за дверью, потом щелканье ключа в замке. Я приникаю к «глазку». Он. Похоже, один. Как только Болотип шагает в прихожую и привычно, чисто автоматически тянется к выключателю, я охватываю его сзади левой рукой за плечи, а правой изо всех сил бью по сонным артериям — большим и указательным пальцами. В кунфу этот прием называется достаточно экзотически: «пасть тигра». Я попадаю достаточно точно, потому что Болотин моментально обмякает, со стоном бормоча что-то.