Почти цивилизованный Восток - Демина Карина. Страница 18

– Я и без благодарности обойдусь.

Что им известно? И как можно было вообще забыть… обо всем. И о том, кто отец Эдвина? А ведь Чарльз действительно забыл. Так, что он знает о Дархардах? Немногое. И это тоже до крайности странно, будто память отказывается удерживать информацию.

Такое возможно?

Вполне, если…

– Менталист. – Чарльз воткнул вилку в полоску прожареного бекона. Готовили в клубе отменно – настолько, что поговаривали, будто многие и числятся-то в нем, исключительно чтобы доступ к местной кухне не утратить. – Ты?

Эдвин молча поднял руки.

– Сдаюсь! А ты поумнел. Правда, не настолько, чтобы не тянуть в рот всякую пакость.

Он щелкнул пальцами, создавая зыбкий полог.

Позер.

Можно было и так, без жестов.

– Память вернуть?

И взгляд холодный, просто вымораживающий взгляд. Но получилось выдержать. И Эдвин скривился:

– Сильнее стал. Поездка определенно пошла тебе на пользу. Так что насчет памяти? Я тебе ее возвращаю, а ты мне рассказываешь, чего ради затеял это представление.

– К-какое? – Кусок встал поперек горла.

– Еще утром ты отказался от награды… а ведь многое мог попросить. Даже ставки делали. Но нет, тебе не нужны ни деньги, ни концессии, ни земли. Ты лишь просишь признать твой брак с некой девицей сомнительного происхождения. А уже спустя пару часов плачешься, что женили тебя едва ли не силой. Как-то… не складывается одно с другим.

– Вот такая я легкомысленная тварь.

– Ты? – Эдвин усмехнулся. – Будь на твоем месте Болдуин или Коллин, я бы еще поверил. Но ты помешан на чести даже больше, чем мой папенька. Нет, тут что-то другое.

– И тебе интересно, что?

– Именно. А теперь…

Прикосновение было холодным.

– Извини, вмешаться я не мог. Это выглядело бы подозрительно. Но кое-что все же сделал.

Холод проникал в голову.

– Что?

– Постарайся расслабиться.

– Это сложно, когда тебе лезут в голову.

– Залезть кому-то в голову не так и просто, особенно если она настолько пуста, – не удержался Эдвин. – Я лишь слегка подтолкнул тебя… ко сну.

И паузы он ставит так, играя.

– Просто чтобы не наговорил лишнего.

Прояснялось. Вот… да, вечер. Не сказать, чтобы людей много, но и пустым клуб остается редко.

Болдуин курит сигары и что-то там рассказывает, оживленно размахивая рукой. Коллин в картах. А вот человек, с которым он играет, Чарльзу не знаком.

Томми, седьмой виконт Дарремский, приветливо машет рукой.

– Только гляньте, кто вернулся! Чарльз, ты загорел, как… не знаю кто!

Свист.

И топот.

– По-моему, это повод! – кричит кто-то смутно знакомый, его Чарльз точно встречал, но не запомнил – стало быть, человек не такой уж важный.

Рассказ.

Его слушали, время от времени перебивая вопросами. А он говорил. О пустыне. И заброшенном городе, в существование которого, кажется, не слишком поверили. О дороге. Мертвецах.

И городе другом, вполне живом.

Обо всем и понемногу, этак весело, язвительно порой, как принято рассказывать в клубах, чтобы, не приведи Господи, не решили, будто путешествие вышло тяжелым. Кто хочет слушать о тяготах? Не здесь. Не сейчас.

Выпивка.

И чей-то вопрос о женитьбе. Укол совести. Но надо… надо играть. Вздох. Разговор. Чем дальше, тем… Поднесли выпить. Байни.

Вечно беспокойный бестолковый Байни.

– Попробуй, тебя давненько не было. Особый рецепт. – И подмигнул. А Чарльз, идиот этакий, выпил. И теперь, вспомнив, вновь ощутил горечь на языке. Немеющие губы. Легкую растерянность, сменившуюся странной неестественной радостью.

И желанием поделиться.

– Проклятье! – не удержался Чарльз.

А Эдвин кивнул.

– Та еще дрянь. К сожалению, пока непонятно, откуда она берется.

– Байни нарочно это устроил?

– Просто идиот, которого используют втемную. – Эдвин вернулся на место.

– Много я наболтал?

Дальнейшие воспоминания обволакивал туман. Все перемешано, странно, бессмысленно. Он, кажется, о чем-то говорил, спешно так, и язык заплетался, потому речь выходила путаной. Но пил не только Чарльз. Остальные не лучше. Его перебивали. И смеялись.

И он смеялся.

А потом отключился.

К счастью. Потому что по воспоминаниям его просто-напросто распирало от желания поделиться. Чем? Да всем.

– Спасибо, – выдавил Чарльз, сдерживая тошноту.

Есть перехотелось.

Или нет.

– Не за что. Итак, все-таки: что на самом деле привело тебя сюда?

Глава 11. О том, что порой весьма полезно подглядывать

Время.

Не то чтобы его раньше у Эвы не было. Наверное, было, но… не так. Не то.

Раннее пробуждение.

Умывание.

И подготовка к завтраку. Теперь все это казалось таким нелепым. Платье для завтрака? Прическа? Сама столовая, в которую следовало спуститься до того, как истает последний удар огромного колокола. Маменька его тихо ненавидела, но отец отказывался убрать.

Колокол не был реликвией. Просто памятью. О чем?

Здесь завтрак приносили. Открывалась дверь, и появлялась Кэти с очередным подносом. Она же забирала ведро, а потом, позже, возвращалась за посудой.

Ножа не давали.

Как и вилки. И даже ложка была старой, вырезанной из дерева. Эва таких никогда и не видела. Но пользоваться научилась быстро. Мелькнула, конечно, мысль гордо отказаться, потребовать, чтобы перевели ее в лучшие условия, чтобы… но Эва ее отбросила.

Уж очень нехорошо смотрела Кэти. Так, будто ждала подвоха.

Дома за столом полагалось беседовать. О чем? О погоде. О книгах еще, но тоже не всяких. О соседях, если осторожно. О том, как украсить дом к… к чему-нибудь.

Этот же, в котором оказалась Эва, если когда-то и украшали, то очень и очень давно.

Время тянулось.

И тянулось.

Дома, после завтрака, следовала прогулка. Потом – занятия музыкой. Или живописью. Или сначала музыкой, а потом живописью, хотя ни с тем, ни с другим у Эвы особо не ладилось.

Визиты.

Или гости.

Обед.

Снова прогулка, возможно, что и верховая, но это если не сразу после обеда и найдется с кем. Рукоделие. И те же разговоры. Когда-то они сводили с ума, а теперь Эва все отдала бы, только чтобы услышать хоть кого-то, кроме Кэти.

– Здесь есть книги? – как-то осмелилась спросить она.

– Чего? – Кэти сама больше не заговаривала, да и держалась стороной, с недоверием.

– Книги, – повторила Эва. – Какие-нибудь.

– На кой?

– Читать. Или рукоделие.

– Шить, что ли?

– Шить. Вышивать. Вязать еще могу. И расписывать. Шкатулки.

Кэти хмыкнула и ушла, заперев дверь. Холодно… нет, ей принесли нормальный матрас, во всяком случае такой, от которого не пахло плесенью. И одеяло.

Деревянный гребень.

Воду для умывания. И для питья тоже. Пожалуй, можно было сказать, что о ней заботились. И не случись Эве… увидеть, она, может, даже поверила бы в эту заботу.

Она забралась под одеяло и закрыла глаза.

Ее ищут?

Или все-таки… Нет, она видела. Берти ее не бросит. Просто… просто она совсем потерялась. Здесь. И во времени тоже. А еще, кажется, в еду что-то постоянно подсыпали, потому что Эва проваливалась в сон.

Она и сейчас покорно закрыла глаза.

И привычно отмахнулась от видения, которое манило. Сад. Качели. Тори. Нельзя с ней заговаривать. Если не заговаривать, она не найдет.

И… из лабиринта зеленого Эва сегодня легко выбралась. В первый раз она, помнится, долго бродила, прячась от сестры.

А сейчас…

Усилием воли Эва сдвинула зеленую стену и вышла в коридор. Все верно, она его видела. Дом. И лестница. Человек, придремавший у подножия ее. Пьян? Похоже на то.

Пускай.

Наверх. За Кэти, которая поднимается с тяжелым подносом и ворчит под нос что-то явно недоброе. Доброты здесь определенно не хватает.

А вот и знакомая дверь. Эва просочилась сквозь нее, радуясь, что за последние дни она неплохо научилась управлять своим даром.