Основная операция - Корецкий Данил Аркадьевич. Страница 25

Внутри пахло сыростью и притаившейся смертью. Было темно — лампочки на протянутом под сводом проводе почему-то не горели. Шесть ответственных лиц в касках и рабочих комбинезонах, освещая путь фонарями, с усилием переставляли ватные ноги. Каждый представлял, как вспыхнет впереди адское пламя, расплавляя и корежа толстые, зигзагообразно установленные стальные противоволновые щиты, рельсы узкоколейки, испепеляя полуметровые бревна крепежа и водянистые человеческие тела. Впрочем, то, что в штольне не было освещения, вселяло надежду: могло произойти обрушение свода, повредившее провода. Это самый простой вариант неисправности, устраивающий почти всех. Значит, к изделию претензий нет, конструктора и изготовители ни при чем. А вот начальник полигона генерал Симонов виноват — не подготовил штольню как надо. Но и его вина не столь серьезна, чтобы голову снимать, завтра повторят испытание, отчитаются, на радостях и Симонова простят…

Так и оказалось. Когда прошли метров восемьсот, почти до конца штольни, уткнулись в завал, и все стало ясно: действительно многотонный пласт земли осел, выдавив двутавровую крепежную балку, она и порвала жгут проводов дистанционного управления и контроля. Симонов выматерился, Сливин на радостях хлопнул по плечу представителя изготовителей, ремонтная бригада выдвинулась на расчистку завала, а все остальные отправились в гостиницу пить водку.

«За то, чтоб завтра закончить!» — звякнули стаканы, но тост не сбылся. Утром объявили о создании ГКЧП, озабоченный Симонов прервал испытания и вновь замуровал штольню до особого распоряжения. Но его так и не поступило. Вначале разбирались с последствиями путча, потом начались катаклизмы распада СССР, и полигон оказался в другой стране — независимом Казахстане, который своего ядерного оружия не имел и испытывать чужое не желал. Через пару лет, когда вывозили оборудование, Сливин побывал на полигоне последний раз. На сопке над «изделием М» цвели маленькие желтые цветы, дул противный ветер, норовивший запорошить глаза степной пылью, закрывавшая вход бетонная пробка просела и растрескалась. Впрочем, кроме него, это никого не интересовало.

Сейчас, сидя на кухне собственной квартиры, Сливин испытывал такой же страх, как в штольне с невзорвавшимся ядерным зарядом. Но теперь страх исходил от неприметного автомобиля, точнее от того, что было с ним связано. Те люди не потерпят отказа. Да они просто убьют его! Возможно, взрыв машины под окнами и демонстративное убийство были призваны оказать воспитательное воздействие. И надо сказать, цель достигнута. Отказываться Сливину не хотелось. Но и совать голову в петлю опасно. Ну, получишь большие деньги, только какой в них толк, если тебя упрячут на десяток лет за решетку…

Одно дело — небольшие коммерческие сделки, а совсем другое — то, что ему предлагают. Хотя принципиальной разницы нет. «Надо либо иметь чистую совесть, либо не иметь никакой», — вспомнил Сливин известный афоризм. Но с другой стороны, никогда не поздно покаяться. Если он поможет разоблачить тех, ему гарантируют прощение и защиту.

Конструктор вылил в стакан остатки коньяка и выцедил ароматную жидкость мелкими глотками. Спиртное придавало смелости еще в большей степени, чем оружие. Но по мере того, как утихал страх перед теми людьми, нарастала тоска из-за Маши. Где она? А главное — с кем?

Маша находилась в «люксе» на двенадцатом этаже гостиницы «Космос» с недавним гостем их дома Лечи. Несмотря на то, что они пришли сюда лишь десять минут назад, она, совершенно голая, стояла в той же позиции, которая недавно так возбудила мужа, а Лечи, скинув только нижнюю часть одежды, делал то, в чем мужу было отказано.

Когда чеченец позвонил и назначил свидание, Маша лишь на миг задумалась. По взглядам, которые бросал на нее гость, она предполагала подобную возможность. И знала, что согласится встретиться с широкоплечим кавказцем, столь же мужественным, сколь и обходительным. Повседневная жизнь очень пресна и обыденна, иногда можно позволить себе расслабиться и «вильнуть» — так они с Маринкой называли кратковременные интрижки на стороне. Она была достаточно искушенной, чтобы допустить большую вероятность физической близости, но не предполагала столь стремительного развития событий.

На нее произвел впечатление шикарный автомобиль и большой букет роз на длинных крепких стеблях, который ослепительно улыбающийся Лечи вручил ей, как только захлопнулась широкая дверца.

— Какая прелесть! — она зарылась лицом в темнорозовые лепестки. — Сколько же это стоит зимой-то?

— А-а-а, — небрежно отмахнулся кавказец. — Какая разница! Что, у нас денег нет? Есть деньги! А для красивой женщины ничего не жалко!

Автомобиль стремительно несся по обледеневшей Москве, и казалось, водителя не беспокоят ни дорожные условия, ни светофоры, ни другие машины. Маша почему-то вспомнила, что Василий избегал ездить в гололед, соблюдал правила и очень боялся гаишников. Муж был элементом пресной жизни. В салон не проникали звуки с улицы, даже гула мотора не слышно, словно спидометр, показывающий сто десять километров, стоял на неподвижном тренажере, лишь имитирующем быструю езду.

— Вы так и не узнали, кто тогда устроил стрельбу? — спросила Маша, чтобы нарушить неловкое молчание.

Лечи дернул головой, будто его ужалила оса.

— Нет! Ничего понять не можем. Недавно одного бандита убили. Лекаря, его люди теперь на всех кидаются. Думали — они. Проверили — не они. Ничего понять не можем. И милиция ничего не понимает. Главное, никто не знал, что я к вам еду!

Маша вдруг почему-то вспомнила человека, невнятно бормочущего за мусорными баками. Может, это никакой не пьяный? Портативной рацией сейчас никого не удивишь… Она задумалась — сказать или нет? Но решила промолчать.

— Я думаю, они не меня убить хотели, — неискренним тоном произнес Лечи. — Они этого осетина убить хотели. Как захотели, так и сделали.

Даже неискушенной Маше стало ясно, что спутник врет. Появился какой-то неприятный осадок, на миг захотелось выйти из машины, нырнуть в метро и как можно быстрее вернуться домой.

— Будем слушать музыку? — Лечи потянулся к панели и тронул какую-то кнопку. Загремели мощные колонки. Она откинулась на спинку сиденья и расслабилась. Неприятное ощущение прошло.

— Куда мы едем? — для приличия спросила Маша, хотя вопрос не требовал ответа.

— В хорошее место, — отозвался Лечи.

Маша «виляла» не первый раз, а потому знала стандартную программу. Цветы, ресторан, изысканное угощение, комплименты, волнующие ухаживания, потом приглашение на дачу, домой, в баню и обязательный секс, ради которого, собственно, все и затевалось. Розы она уже получила, и когда Лечи запарковался под запрещающим знаком у вогнутого черного небоскреба, Маша решила, что в гостиничном ресторане заказан столик. Но она ошибалась.

Швейцар и два охранника в камуфляже почтительно приветствовали ее спутника, бесшумный лифт с ощутимым ускорением вознес их на двенадцатый этаж, где дежурная раскланялась с не меньшим уважением. Пройдя по гасящему шаги ковролину. Лечи своим ключом отпер полированную дверь и пропустил Машу вперед. Только войдя внутрь, она поняла, что никакого ресторана не будет: они оказались в двухкомнатном номере. «Наверное, обед должны принести сюда», — подумала она, снимая дубленку и проходя в гостиную. Никаких следов предварительной подготовки заметно не было: ни вазы с фруктами, ни шампанского, ни даже скатерти на столе.

— Знаешь что, давай поговорим как взрослые люди, — деловито сказал Лечи, словно прочитав ее мысли. — Обычно женщину ведут в ресторан — клубника, мороженое, ликеры… Ну и там танцы-манцы, разговоры умные, а все для чего? Чтобы в постель потом лечь! Так, да?

Маша молчала.

— Только у меня сейчас совсем времени нет. Я даже подарок тебе купить не успел. Поэтому ты его сама купи.

Он полез во внутренний карман пиджака и небрежным жестом бросил на стол пачку стотысячных купюр в банковской упаковке.

— Десять миллионов хватит? Должно хватить! Только время зря тратить не будем, начнем с главного. Раздевайся!