Основная операция - Корецкий Данил Аркадьевич. Страница 74

У особиста особая работа. Он свободно заходит в каюту капитана или старпома. При его приближении перестают шушукаться матросы и строжают лицами офицеры. Он привыкает к собственной значимости и важности, к ореолу таинственности и могущества. И к тому, что его побаиваются — тоже привыкает. Но у любой медали есть и вторая сторона: именно он, а никто другой, обязан бороться с врагом. Правда, методы этой борьбы уже давно приобрели бюрократически-канцелярские формы, обычным рапортом он способен причинить неблагонадежному человеку больше вреда, чем табельным пистолетом. Ручка гораздо привычней, и пользуется он ею каждый день, в то время как из пээма приходится стрелять раз в год, а то и реже. Но в сложившейся ситуации не срабатывает ни авторитет контрразведки, ни привычная система обеспечения безопасности подводного флота. Рапорты сейчас никому не нужны — надо идти и вступать в бой с бандитами: стрелять и получать ответные пули, схватываться в рукопашной, наносить ошеломляющие удары, применять боевые приемы борьбы, душить… И так до победы, освобождения корабля или собственной гибели.

Но особист Лисков не боевой робот и не супермен из спецназа, умеющий только одно: физически уничтожать противника. Он всего-навсего человек, и хотя когда-то его учили стрелять и драться, без регулярного повторения навык пропал, и он превратился в обычного чиновника, вынужденного скрываться от особо опасных государственных преступников, захвативших боевой корабль.

«Зашхерился, как таракан, — корил особист Лисков Лискова-человека. — Это тебе не мичмана Рожкова в тюрьму сажать, не салагу-первогодка прессовать! Пойди и покажи, чего ты стоишь! Есть пистолет, шестнадцать патронов — на всех хватит… А ты сидишь и жрешь, и кусок в горле не застревает!»

Он действительно жадно ел хлеб с печеночным паштетом, первый раз за сутки, до этого мысли о еде не приходили в голову. А сейчас проснулся зверский аппетит, хотя он и понимал, что вряд ли заработал свой бутерброд, но морализируют на эту тему обычно сытые люди. Он хотел освободить родной крейсер и непрерывно искал подходящие варианты. Устраивать под водой пальбу… В мировой практике такого не было, даже в кинобоевиках не додумались отработать подобный сюжет. Решение должно быть управленческим…

Подводный корабль состоит из десяти отсеков, и лишь главная палуба проходит сквозь все. Только по ней можно, отпирая и запирая за собой герметичные люки, пройти из кормы в нос и наоборот. Но при этом придется миновать центральный пост, а там главарь бандитов, который сразу же примет меры для нейтрализации офицера безопасности… Значит, он ограничен в передвижениях кормовой частью крейсера. Что можно сделать здесь? БЧ-5! Ядерноэнергетическая установка — сердце корабля… Реактор производит пар, пар пробегает по паропроводам и крутит турбину с электрогенераторами. Турбина крутит вал винта, электрогенераторы вырабатывают электричество. Установив контроль над БЧ-5, можно обездвижить лодку, лишить ее света и посадить на аккумуляторные батареи. И что дальше? Глаза, уши, управление кораблем находятся в носу, вне зоны досягаемости… И все же…

Мысли Лискова прервались: корабль вновь стал набирать скорость и пошел в глубину. Это было похоже на маневр отрыва от преследующего «охотника».

Особист не ошибся. «К-755» уходил от преследования.

Многоцелевые лодки — охотники" называют «зверями», потому что по традиции им присваивают имена хищников. «Тигр» оправдывал свое наименование. Высокоскоростной, маневренный, прекрасно вооруженный, он обладал отменным чутьем и мог даже на третьи сутки определить слаборадиоактивный кильватерный след, оставленный возможной «добычей».

Отработав учебную задачу, «охотник» уже возвращался на базу, когда в отсеках раздались сигналы боевой тревоги. Приказ на перехват привел в нервозное возбуждение весь экипаж, а для капитана второго ранга Шелковского стал боевым крещением в должности командира корабля. Изменив курс, «тигр» направился в указанный квадрат. Наплевав на скрытность, Шелковский развил тридцать семь узлов, «охотник» издавал дикий акустический рев и сам практически потерял возможность «смотреть» по сторонам. Сейчас главным было не акустическое «зрение», а «обоняние» сверхчувствительных радиометров. Два опытных дозиметриста не отрываясь следили за тоненькими стрелками приборов.

В отличие от «барракуды», где некомплект экипажа составлял восемьдесят процентов, на «тигре» режим службы был обычным. Несла вахту одна смена, спала вторая, отдыхала, бодрствуя, третья. Кок с помощниками готовил обед. Наверное, флот, особенно подводный, — единственный род вооруженных сил, где кормят по норме: украсть продукты здесь затруднительно. Правда, плутоватые прапорщики и их начальники из продовольственной службы воруют все что можно, еще на берегу, но командиры-подводники обычно вырывают свое из глубоких интендантских глоток. Шелковский всегда грозил им шестимесячной «автономкой»: «Попрошу прикомандировать к лодке, чтобы реактор вблизи почувствовали…» Аргумент казался убедительным: в подводное плавание тыловики не рвались. Поэтому сейчас прилегающие к камбузу стальные коридоры наполнял аромат густого наваристого борща. На некотором расстоянии он рассеивался, разбавляясь запахами железа, солярки, машинного масла, нагретого металла, потных человеческих тел и запахом смерти, исходившим от шести носовых торпедных аппаратов, хищно нацеленных в водную толщу.

Тоненькие стрелки на радиометрах дернулись и ушли вправо.

— Есть фон! — доложил основной дозиметрист, и дублирующий почти одновременно подтвердил:

— Есть фон!

Шелковский встрепенулся. Он стоял на месте командира в застегнутой на все пуговицы белой форменной рубашке с черным галстуком. Несмотря на жару, он всегда выходил в центральный пост одетым по всей форме, чтобы подавать положительный пример подчиненным. Хотя те, как правило, несли вахту без рубашек.

Стрелки вернулись на место.

— Зона кончилась! — прозвучал доклад. — Кончилась зона! Ширина следа триста метров.

— Руль влево, разворот на сто восемьдесят градусов, — скомандовал Шелковский, доставая из кармана брюк маленькую изогнутую трубку.

— Есть разворот на сто восемьдесят! — голый по пояс рулевой шевельнул рычагами управления. Сила инерции бросила всех вперед: лодка закладывала лихой самолетный вираж.

Шелковский набил трубку. В мире, где качество и количество воздуха ограничено мощностями регенераторов, курить запрещено, но для командира делается исключение. Потому что командир — царь и бог подводного корабля, он знает и умеет то, чего не знают и не умеют другие, именно его команды могут спасти всех запертых в герметичной стальной коробке, если наступит критический момент. Пожелтевший на фаланге палец утрамбовывал душистый табак.

— Есть фон!

Казалось, командир хочет спрессовать желтые листочки в твердый опиумный комок и все его внимание сосредоточено на трубке, пальце и табаке. На самом деле он просто занимал себя, чтобы быстрее шло время. Через несколько минут «охотник» возьмет след. Два простейших измерения покажут направление погони. Кильватерный след конусом расходится за кораблем, пересекая его несколько раз, преследователь определяет, в какой стороне вершина.

— Зона фонирования закончена. Ширина следа — двести восемьдесят метров!

— Руль вправо, поворот на девяносто градусов! — приказал Шелковский. — Ход двадцать пять узлов!

Следовало сделать еще один контрольный замер — не случайно ли это сужение… Но он доверял интуиции и не хотел зря тратить время.

«Охотник» лег на курс. Командир сунул трубку обратно в карман. Манипуляции с ней помогали успокоить нервы, как перебирание четок. Курить в корабле он избегал, чтобы не подавать подчиненным дурных примеров.

— Есть цель, расстояние пятнадцать кабельтовых, повышенный уровень гидроакустического поля, курс… — доложил акустик.

— Самый полный, — скомандовал командир. Если добыча не считает нужным маскироваться — тем хуже для нее. Корпус «тигра» задрожал, «охотник» рванулся вперед.