Основная операция - Корецкий Данил Аркадьевич. Страница 72

— Ни хера ты не соображаешь! Знаешь, что они написали? — Истомин надел узкие очки и заглянул в лист ксерокопии. — «Правительство Соединенных Штатов выражает озабоченность фактом несанкционированного выхода в открытое море атомного ракетного крейсера „К-755“ и утратой контроля за ним со стороны командования флотом…»

Главком глянул поверх очков так грозно, будто и не выпита ими вместе бочка водки, заменяющая в руководящей среде пресловутый «пуд соли».

— Факт выхода зафиксирован спутниковым слежением, это понятно… Но откуда они узнали про несанкционированность и утрату контроля?! — Истомин яростно потряс ксерокопией. — Гонтаря это заинтересовало больше всего! Дело пахнет шпионажем в Главкомате! И он поручил ГРУ разобраться во всем нашем дерьме. А чего разбираться? Про угон знали я и ты! Двое! Я держал язык за зубами, выходит, ты настучал американцам!

От обвинения в столь чудовищном грехе у Косилкина подогнулись колени.

— Почему двое? А на базе? А шифровальщики? А дежурный по штабу? Да мало ли кто еще? Может, весь этот угон подстроили американцы? — лихорадочно оправдывался он, прикидывая, насколько убедительными выглядят его доводы.

Адмирал устало махнул рукой и сбавил тон.

— Не устраивай детский сад. Они тут пишут: «Надеемся, что соответствующие российские власти способны взять ситуацию под контроль, вместе с тем оставляем за собой право принятия мер, исключающих ее катастрофическое развитие. С пожеланием успехов и выражением искреннего уважения…» Ну и прочие дипломатические штучки. Как по-твоему, о каких мерах идет речь?

Смягчение главкома было добрым знаком, но Косилкин все еще пребывал в оцепенении. Он только пожал плечами.

— Потопят к чертовой матери и поднимут скандал в ООН! И окажутся правыми, выступят в роли спасителей человечества, потому что пресекли непрогнозируемое развитие событий: шестнадцать ракет с атомными боеголовками представляют угрозу для всей планеты! Так?

— Так, — кивнул контр-адмирал.

— Значит, первоочередная задача — узнать, кто осуществил захват, и попробовать потянуть ниточку обратно. Не получится — самим потопить ее и отказаться от несанкционированного выхода и всего остального. Ясно?

Косилкин снова кивнул.

— Я послал Мотина в Ракушку. Сегодня он вернется и доложит, что удалось раскопать.

— Какого Мотина? Который кабанов сырьем жрет? — напоминание о совместном проведении досуга явилось хорошим знаком: главком давал понять, что они по-прежнему вместе.

— Его, товарищ адмирал флота, — благодарно улыбнулся контр-адмирал.

— Ну, он все вытянет вместе с кишками… — на этот раз в голосе чувствовались одобрительные нотки. — Давай, иди, командуй…

Атомные подводные лодки России и США постоянно ведут игру в кошки-мышки. Стратегические ракетоносцы, образно и метко называемые газетчиками «убийцами городов», барражируют в установленном районе, выдерживая так называемый залповый курс, рассчитанный с учетом десятков физико-гидрологических факторов: от температуры и плотности воды до направления вращения земного шара — и обеспечивающий стопроцентное поражение целей. Их выслеживают более скоростные и маневренные торпедные лодки — «охотники», стремящиеся согнать «убийцу городов» с залпового курса и пристроиться сзади, нацелив в корму полуметровые жерла торпедных аппаратов. Крейсер пытается оторваться, используя акустические заслоны и имитаторы, бортовые компьютеры спешно вносят новые данные в системы наведения пускового комплекса, поднимая «провалившийся» процент уверенного попадания. Потерявший ракетоносец «охотник» бросается на поиски, привлекая на помощь данные спутниковой, авиационной и корабельной разведки, а «убийца городов» маскируется, маневрируя, прячась под слоем скачка или ныряя на предельную глубину.

Так и кружится в зеленой, голубоватой или угольно-черной толще Мирового океана эта нескончаемая карусель, являющаяся сутью боевого дежурства подводного флота в мирное время. Обеспечивающая успех скрытность действий атомных субмарин требует выполнения ряда требований и, в частности, выбора малошумных скоростей хода. «Убийцы городов» крадутся на десяти-пятнадцати узлах, оставляя неиспользованную мощность двигателей на случай чрезвычайных обстоятельств.

Наплевав на скрытность, «барракуда» развила все тридцать узлов, которые позволяли конструктивные особенности силовой установки. Вибрировал корпус, гудел главный турбозубчатый агрегат, стонали парогенераторы, истерически бились циркуляционные насосы, лопались кавитационные полости на лопастях бешено взбивающих воду гребных винтов. Со скоростью курьерского поезда стодвадцатиметровая махина водоизмещением в девятнадцать тысяч тонн неслась по миру вечного безмолвия, распугивая косяки рыб, издавая слышимый за много миль акустический рев и оставляя за собой широкий, долго не исчезающий кильватерный след. Этот «хвост» из мириадов пузырьков воздуха и взбитой пены отлично просматривался с высоты триста сорок пять километров, делающий очередной виток «Плутон» сфотографировал его и передал на командный пункт, в очередной раз зафиксировав положение беглой атомарины.

Повышенный шум и вибрация вызывали дополнительное раздражение у экипажа. Офицеры и матросы понимали: с этим рейсом что-то нечисто. Но глумливая поговорка «куда ты денешься с подводной лодки» в данном случае утрачивала метафоричность и представала жестокой правдой — деваться некуда. Тем более что внешне ничего особенного вроде и не происходило, если не проявлять ненужную сообразительность и всегда наказуемую в армии и на флоте инициативу, то можно сделать вид, будто они находятся в самом обычном походе. И выполнять команды: слушать воду, прокладывать курс, давать ход, обеспечивать живучесть… Потому что только таким путем можно выжить. Но загнанные внутрь сомнения вызывают неудовлетворенность и глухую злобу, и без того тяжелая психологическая атмосфера подводного плавания теперь была пронизана нитями недовольства и подозрительности.

— Куда это мы так летим? — язвительно сказал главный механик, которого на всех лодках — и атомных и дизельных — зовут «дедом». — За все время службы ни разу такого не видел! На борту некомплект, сменности нет, люди засыпают на вахтах… Что за бардак!

Никто из находящихся в центральном посту ему не ответил. Рулевой, гидроакустик и радист были малоразговорчивыми неприметными личностями. Они молча делали свою работу, механически жевали сухие пайки, подменяясь, выкраивали час-другой для отдыха. По наблюдению Чижика, они являлись специалистами, а не боевиками. Маячивший постоянно за спиной Лисогрузов не ввязывался в беседы, не имеющие практического значения. А сам капитанлейтенант слишком хорошо знал историю «деда», чтобы вступать с ним в дискуссии.

Лет двенадцать назад молодой капитан третьего ранга Казаков получил назначение главным механиком на РПКСН Северного подводного флота «К-490» — «Ленинский комсомол». Только вновь назначенный главмех начал принимать дела у своего предшественника, как приходит приказ на переход в Южное полушарие. Причем не простой переход, а посвященный очередному съезду КПСС. Отсюда и срочность, и чрезвычайность, и важность, и все то, что последовало.

— Раз переоформиться не успели, я тебя в списках показываю вторым механиком, — говорит командир. — А фактически будешь «дедом». Давай, руководи, а то Дьячков, сукин сын, все запустил. Насосется спирта и ползает, как сонная муха, а холодильная машина уже второй поход барахлит, помпы разваливаются…

Чтобы показать значимость мероприятия, «К-490» погнали не кратчайшим северным путем, а южным — через Норвежское море, мимо Великобритании, вокруг Африки, короче, в кругосветку. Почти сорок суток шли. Дьячков дела сдал и вел себя словно на пенсии: выпьет и спит, проснется — опять выпьет. А Казаков крутился, как балерина — агрегаты и узлы отремонтировал, холодильную машину в порядок привел, сразу температура в отсеках на пять градусов снизилась, людям жить и работать легче стало. Когда экватор пересекали, в реакторе давление охлаждающей жидкости падать стало, такой случай уже был в семидесятых — чуть промедлили, и половина экипажа погибла, а лодка превратилась в радиоактивный гроб и стала на вечный отстой. На этот раз главмех сразу решение нашел, предотвратил аварию, правда, седых волос и у него, и у командира изрядно прибавилось.