Основная операция - Корецкий Данил Аркадьевич. Страница 77

— Что нового, папа? — послышался плачущий голос дочери. — Я уже не могу, наелась таблеток и все равно вся дрожу…

— Скоро она должна быть дома. Борька с тобой? Дай мне его.

— Слушай, деда, с нами теперь живут три новых дяди, — возбужденно сообщил внук. — У одного есть автомат, такой маленький, он мне показывал, но потрогать не дал. Ты разрешишь им поиграться?

Верлинов почувствовал, как тает ледяной ком в груди. Если взять на руки невесомое теплое тельце и прижаться лицом к мягким шелковистым волосам, то можно снять чудовищное давление невидимого пресса, который вжимает его в землю вот уже несколько суток.

— Разрешишь? Скажи! Ну пожалуйста…

Верлинов молчал. Он не владел голосом, на глаза навернулись слезы. Такого с ним никогда не было. И пресс, давивший его всю жизнь, никогда особенно не ощущался. Просто сказывается возраст, накопившаяся усталость и сожженные бесконечными перегрузками нервы. Пора на покой. Хотя он не умеет и не сможет жить в покое.

— Посмотрим, — справившись с собой, наконец сказал он. — Сидите дома и никуда не выходите. Так надо.

Не успел он положить трубку, как раздался пронзительный тон оперативной радиосвязи.

— Мы готовы, — доложил Васильев. — Заняли исходные позиции, ждем времени "Ч". За стеной все спокойно.

Временем "Ч" генерал назначил шестнадцать часов. До него оставалось десять минут. Если начать сейчас, то к шестнадцати все разрешится. Велик соблазн скорей покончить с томительным ожиданием, но, когда в деле задействовано много людей, менять планы на ходу, мягко говоря, неполезно.

— Действуйте по графику. Удачи, — обычным голосом сказал Верлинов и отключился.

Для ударной группы, засевшей под глухой стеной бузуртановского лагеря, минуты тянулись еще медленнее, потому что, возможно, это были последние минуты жизни. Обвешанные оружием люди с недоумением смотрели на сугубо штатского человека в гражданском, изрядно поношенном пальто, который уперся руками в грубую каменную кладку и сосредоточенно задумался. Евсеев «видел» застрявший в породе подземоход, его электрическую начинку и «искал» тумблеры запуска двигателя. Переплетение проводов, резисторов, конденсаторов, микросхем выглядело совсем не так, как на чертежах. Кажется, вот эта цепь… Нет, эта…

Он не зря требовал показать переключатель «в натуре»: представление о внешнем виде здорово помогало отыскать нужный предмет. Вот и знакомые очертания…

— Время, — тихо шепнул стоящий сзади Васильев. Он один знал о возможностях индуктора, и хотя не слишком верил в чудеса, но запомнил слова Верлинова: «Этот дядя может решить все задачи вашей группы». А не доверять генералу у него никогда не было ни малейших оснований.

Евсеев напрягся, будто пытался руками продавить каменную стену. На глубине пятидесяти метров в коническом теле подземохода переключатель запуска двигателя едва заметно дрогнул и двинулся к позиции «включено». По лицу индуктора катился пот, глаза закатились, казалось, сейчас он упадет в обморок. Тумблер щелкнул, замыкая цепь. С воем включилась рыхлящая фреза, побежали вдоль корпуса направляющие спирали «архимедова винта». Впереди была полость, и машина провалилась сразу на пять метров.

— Получилось, — еле вымолвил индуктор и, вытерев пот с лица, повторил уже громче:

— Получилось, я ее запустил!

— Кого он запустил? — спросил кто-то из спецназовцев, но Васильев пресек ненужные разговоры.

— Всем сорок метров назад, лечь! После взрыва — атака!

Ильяс Бузуртанов находился в крайней степени возбуждения и гнева. Его бойцы, которые считались лучшими из лучших, оказались обычными трусами, недостойными носить звание мужчины. И они осмеливаются ставить ему ультиматум!

— Скажите всем, что мы выполним свой долг до конца! — сдерживаясь, чтобы не переступить грань, за которой для кавказцев нет ничего, кроме смертной вражды, произнес он. — Вот наш долг!

Подняв левую руку, он показал намертво привязанный к ней пульт дистанционного управления. Правая рука настороженно лежала на столе, рядом с шапкой, под которой прятался «ПСС».

— Каждого, кто захочет предать интересы Ичкерии, я расстреляю лично! Вы видели, как я это делаю.

Трое делегатов молчали. Но они не понурились, признавая силу старшего, а дерзко сверлили его горящими глазами. Это было плохим признаком.

— Не только ты умеешь убивать, Ильяс. У нас тоже есть оружие, — дерзко ответил двадцатилетний Абуизид — брат Битого Носа. Он чувствовал поддержку и обычно вел себя очень независимо. Сейчас он претендовал на роль нового лидера. Это всегда связано с риском для жизни, но пацан надеялся, что могущество старшего брата защитит его лучше любого бронежилета. И ошибался, потому что Бузуртанов твердо решил умереть, а смертники ничего не боятся.

— Ты хорошо обдумал свои слова, Абуизид? — спокойно спросил Ильяс, но от вопроса повеяло холодом могилы. Все трое поняли, что сейчас произойдет, двое попятились, а молодой Татаев судорожно рванул с плеча автомат. Но он не успевал: Бузуртанов недаром держал свой страшный бесшумный пистолет под рукой, и черный глазок уже дышал смертью в лица всех троих.

И тут произошло то, о чем впоследствии долго вспоминали и в Москве, и в республике и что однозначно расценивалось, как вмешательство Аллаха, покаравшего безумца. С пола взметнулся черный шнур кабеля, неведомая сила рывком развернула Бузуртанова и выбросила из палатки так, что он телом оторвал закрывавший вход полог и сбил с ног нескольких из толпившихся вокруг «гвардейцев». Змеящийся шнур стремительно потащил Ильяса по бетонному полу и до половины вогнал в зловеще чернеющую расщелину, так что на поверхности остались только отчаянно дергающиеся ноги. Кабель натянулся, продолжая движение под землю, но Бузуртанов застрял намертво и превратился в своеобразный якорь для подземохода. Конечно, удержать мощную машину он не мог, и освободить руку не мог тоже. Поэтому неоднократно повторяемая фраза: «Пульт отберут только вместе с рукой» — оказалась пророческой. Нечеловеческий крик, приглушенный слоем бетона, известил, что кабель оказался прочнее человеческой плоти. Ноги перестали дергаться.

Опасливо подошедшие «гвардейцы» хотели вытащить бывшего предводителя из расщелины, но тут послышался взрыв, по туннелю пронеслась упругая воздушная волна, пахнущая цементной пылью и тротилом, а вслед за волной ворвались молчаливые темные фигуры с яркими лучами подствольных прожекторов. Завертелась бестолковая и страшная лента подземного боя. Автоматы атакующих имели глушители, поэтому бой был почти немым. Попавшие в световой луч «гвардейцы» резко дергались, принимая телами профессионально короткие очереди, и черными кулями валились на серый бетон. Только несколько человек попытались открыть ответный огонь, остальные быстро вскидывали руки, но реакция спецназовцев не отличалась разнообразием и черных кулей становилось все больше.

Васильев сразу рванул в «штабную» палатку, но, кроме забившейся в угол Машки, никого не обнаружил. Не было и пульта управления — главной цели штурма. Когда все закончилось, он обследовал туннель и обнаружил погибшего ужасной смертью Бузуртанова. Поза трупа подсказала и судьбу пульта.

На поверхности, у вентиляционной башенки, бойцы ударной группы столь же быстро, хотя и менее кроваво расправились с остальными людьми Горца. Майор Васильев по оперативной связи соединился с Верлиновым.

— Мы закончили. Пульт ушел под землю вслед за зарядом. Трое пленных внизу, двенадцать задержанных наверху. Бузуртанов мертв. С нашей стороны потерь нет.

Верлинов перевел дух.

— Задержанных передайте милиции и возвращайтесь на базу. Евсеева отвезите домой, скажите, что завтра он получит шестимесячный оклад и две квартальных премии. О его роли никому ни слова.

Генерал взглянул на часы. Шестнадцать двадцать. Пора бы уже… Опережая недодуманную мысль, зазвонил телефон.

— Я дома, — спокойно сказала жена. — Ты знаешь, они были довольно почтительны, особенно в конце. Мне показалось, что они тебя боятся.