Шведский стол (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич. Страница 72

— Мечтатель хренов…

[1] В оригинальной истории Фридрих IV Гольштейн-Готторпский погиб в 1702 году в битве при Клишове в возрасте 30 лет. В этом варианте истории он также воевал под знаменами Карла XII. Но в 1702 году, в битве при Гамбурге был ранен. Поэтому прожил подольше и именно на него пал выбор шведского Риксдага.

Часть 3

Глава 10

1704 год, ноябрь, 9. Москва

Шел первый день после возвращения царя из похода. Армия еще была на марше, подходя к Москве, и пробудет там недели полторы-две. Царь же «инкогнито» явился в столицу, чтобы подготовить торжественный вход победителей. Но не усидел и сразу же решил провести собрание общества Нептуна, чтобы все обсудить.

Все, значит все, что наболело и накипело тоже.

А о том, как трудно воспринял его сын условия мира он уже был наслышан. Тот, к удивлению отца, сильно злился и болтал явно лишнее. Да так, что злые языки даже утверждали, будто бы это могло стать причиной раздора в их крепком дуэте…

Петр Алексеевич вошел в зал последним.

Чуть постоял на пороге, рассматривая присутствующих. После чего поманил кого-то из коридора. И в зал вошла Арина.

— Вот, представляю вам нового участника нашего общества.

Все немало удивились, переглянулись, но возражать не стал никто. Роль этой женщины во внутренней политике страны переоценить было очень сложно. Поэтому Яков Брюс, будучи формальным председателем, указал ей на свободное место.

Петр сел рядом с сыном.

Дальше разместился Александр Меншиков, Федор Апраксин, профессор Фарвасон, Михаил Голицын и Борис Шереметьев…

— Ты чего такой хмурый? — спросил царь у сына.

— Отец, Выборг и Колывань — это ворота Невы. Без них, что есть выход из нее в Балтику, что нет. А ты их уступил.

— Вот как? Интересно. А ты ничего не забыл?

— Что?

— Осенью прошлого года что приключилось в Ливонии?

— Как что? Татары увели людей.

— Вот! — назидательно поднял палец Петр. — А зимой опустели и города Ливонии. При этом урожай прошлого года стоптала татарская конница. А в этом году там никто сажать ничего и не думал. Некому.

— Совсем что ли некому?

— Кто не спрятался прошлой осенью от татар и калмыков, тот с зимы стал разбегаться в разные стороны. Не только к нам. Горожане искали еду, обдирая тех немногих крестьян, что остались. Те либо умирали, либо убегали. Потом уже наступал черед горожан. Шведская корона, конечно, пыталась что-то предпринять, но денег на помощь не хватало. Сейчас в Ливонии концы с концами сводят с трудом только Рига и Колывань. Живя на всем привозном. Издалека привозном. Большая часть остальных городов либо совсем пусты, либо довольствуются десятком-других обитателей. И все. Там пустыня. Просто пустыня.

— Совсем?

— Да сынок, да. Совсем. Твоя идея с татарами обернулась местной катастрофой. Хорошо, что мы в Новгороде накопили хорошие запасы провианта. Колывань и Выборг мне приходилось брать на довольствие. Старая Ливония ведь была житницей Швеции. Ригу и Выборг они сейчас из Померании кормят. А в Эстерланде голод. Померании на всех не хватает. Тое более, что обычно еда оттуда отправлялась в старую Швецию.

— Эстерланд это Финляндия?

— Ну эту землю и так называют. Да. Именно там голод. Цены на зерно в Германии и Польше подскочили, особенно для шведов. В казне же Швеции дыра. Покойный Карл не только выгреб оттуда все до донышка, но еще и долгов наделал. Он около миллиона взял в долг. Брал смело. У всех, кто давал. Часть заем внутренний, частью — внешний. Но это мало что меняет. Состоятельные круги, что дали королю денег, контролируют Риксдаг и выступление против них — начало Смуты.

— И что, Карл все потратил?

— Говорят — все. Но это уже не проверить. Сверх того, шведы взяли в долг у французов миллион талеров, чтобы заплатить мне. Я хотел больше из них выбить, но это — предел. Французы уперлись. Так что у них кроме пустой казны еще два миллиона долга. И голод, который, кстати, может распространится шире Эстерланда к весне. Оставлять Колывань и Выборг в этих условиях — безумие.

— Ну почему безумие? Неужели бы на них еды не хватило бы?

— Мы приютили жителей Ливонии по прошлому году и этой весной-летом. Большую их часть. Это в Эстерланде знают. И идут к нам. Им, в отличие от Ливонии, уходить некуда. И хх всех нужно как-то поддержать и накормить. А запасов в Новгороде не так и много. Мы на это не рассчитывали в этом году. Я вообще опасаюсь голода в самом Новгороде. Или ты думаешь я просто так по плохой погоде войска в Москву повел?

— Я все понимаю, — хмуро буркнул царевич. — Но нам нужны эти два города.

— Вот весной и купим. Когда у них отчаяние посильнее взовьется.

— Купим? — удивился царевич.

— И за сколько? — оживился Михаил Голицын, явно не знавший о таких планах царя.

— Я предлагаю дать им два миллиона. — сказал сын. — За Эстляндию и Карелия. Само собой, со всеми городами. Включая Выборг и Ревель.

— Не жирно ли? — нахмурился Петр.

— Ну предложим для начала один или даже тысяч пятьсот. Потом поторгуемся.

— Может и Ливонию с Ригой так купить? — спросила Арина.

— Может и можно, — улыбнулся Брюс. — Вопрос только — сколько это будет стоить и на что пойдет новый король Швеции? Насколько я знаю он скорее удавится, чем отдаст нам хоть пядь земли.

— Он сейчас всецело зависит от Риксдага, — отмахнулся царь.

— А стоит ли вообще им такие деньги давать? — поинтересовался Михаил Голицын. — Из текущего тяжелого состояния Швеция долго не выберется. Зачем нам ее восстановление?

— А датчане? — спросил Петр. — Ты о них не думал?

— А что датчане?

— Если мы оставим шведов в таком печальном состоянии, то через год-два король Дании начнет против них войну. Вернет и Сконе, и Гольштейн-Готторп. А то и вообще — всю Швецию своей власти подчинит как в былые времена. Это не в наших интересах. При сильной Швеции — Дания наш верный союзник. При слабой — наша головная боль. В лучшем случае.

— А Бремен-Ферден ты зачем взял? — спросил Алексей, сменив немного тему.

— Так ты сам мне все уши прожужжал про колонии.

— Ты хочешь ее сделать из этой земли?

— Ты как в колонию корабли собрался отправлять? Откуда? Из Невы? Так там треть года нет навигации. Из Азова? Так там турок непредсказуем. Сегодня пропускает, а завтра — нет.

— А датчанин предсказуем?

— Если боится шведа? — улыбнулся Петр. — Очень предсказуем. И чем больше боится, тем выше его сговорчивость.

Царевич задумался, глядя на отца в наступившей тишине.

Все оказалось совсем не так, как он подумал на первый взгляд. Во всяком случае на эмоциях просто упустил из вида то, что лежало на поверхности. Эмоции вообще дурной советчик.

— Кстати, — подал Алексей голос. — Трофейные мушкеты и клинки где сейчас? Те, что под Нарвой и Выборгом взяли?

— В Новгороде, — ответил отец. — Не все, правда. Только исправные. Порченные я продал как лом местным кузнецам. Ну кое-что датчанам продал.

— А сколько там мушкетов будет дельных?

— Двадцать семь тысяч, — ответил за царя Меншиков.

— Новый стоит у голландцев от десяти до двадцати талеров. В зависимости от спроса. Мы им их же старье можем отдать по пять за штуку. В качестве оплаты за провинции. Это будет сто… — задумался царевич.

— Сто тридцать пять тысяч. — ответил быстро, посчитав Меншиков. — Но это очень дешево. Никто им так не продаст, тем более столько. Если к этому присовокупить клинки, что нам без надобности, ихние пистолеты и прочее, то, мыслю, двести пятьдесят тысяч так зачесть можно совершенно твердо и уверенно. А еще можно наши, новые мушкеты дать. Сверху.

— Тут только увлекаться не надо, — произнес Алексей. — Нам нужно не возродить былую мощь Швеции, а спасти их и не дать усилится Дании. Для этого достаточно скинуть им обратно их старое барахло. И денег дать для закрытия долговых обязательств. С запасом.