Подставная фигура - Корецкий Данил Аркадьевич. Страница 78
– Где деньги? – Лицо Карданова вытянулось в длину, нос съехал на щеку, рот по окружности передвинулся на лоб.
– Какие еще деньги? – произнес Евсеев, сдувая горячий пот. – Никаких денег нет, они в банке... Есть бриллианты. Да, бриллианты есть. От пяти до пятнадцати карат.
Теперь лица вытянулись у седого и Алики. Мало того: они почернели, словно обуглились. Евсееву стало страшно. Он отвернулся. Но и там стояла Алика, ее волосы от жара скрутились спиралями, как у негритянки, все тело тоже почернело, блестит от пота, губы вывернулись. Нет... Это невозможно!
– Где камешки? Где бриллианты? – надвинулось на него чье-то лицо. Это был Мулай Джуба, между сточенных треугольниками зубов торчат остатки мяса. Евсеев вдавился в спинку кресла.
Мулай Джуба улыбался. Евсеев понял, в чем дело: они в Борсхане, вот почему так жарко, они находятся в подвалах президентского дворца. Алика стоит перед ним, неприлично раскачивая тазом и показывая влажный розовый разрез между ног.
– В кабинете за зеркалом есть тайник... И двойной сейф в гостиной... В марсельском отделении «Лионского кредита» два абонированных сейфа... Нельзя же все яйца складывать в одну корзину?
– Конечно, нельзя! – Мулай Джуба поощряюще улыбался и хлопал его по плечу. – Теперь говори шифры. Только не спеши, надо ведь записать, правда?
И Алика улыбается розовым разрезом, и Карданов перевернутым ртом на лбу, они одобряют его хитрость и предусмотрительность, и он одобряет их обстоятельность и старательность.
– Обязательно запишите, а то забудете...
Действие сыворотки заканчивалось, Евсеев все чаще замолкал, обводя удивленным взглядом присутствующих. Обсыпанные потом брови выстраивались удивленным домиком. Он возвращался.
И Алика возвращалась, становясь обычной Аликой со светло-оливковой кожей, даже пижамные штанишки и мужская сорочка, наброшенная на плечи, – вот они, на своих местах. И Карданов... И этот, седой... И смысл слов, которые вылетали из Евсеева в последние минуты, вылетали против его воли, – смысл тоже возвращался тяжелым бумерангом.
Он все рассказал. Все. Совершенно все. Но, может быть, дело еще можно поправить? Надо только придумать – как?
– Мы здесь уже двадцать две минуты, – сказал Спец, глянув на часы. Потом он посмотрел на Алику, у которой глаза стали похожи на пятнадцатикаратовые бриллианты. – Кто пойдет в кабинет?
– Иди ты, – сказал Макс. – Я присмотрю за ними. Спец не стал спорить и выскользнул за дверь. Евсеев сидел, скрючившись, в кресле, смотрел в пол. Он покачивал головой, продолжая беззвучно разговаривать сам с собой. Время от времени его челюсти сжимались, под обвисшими толстыми щеками проступала твердая кость. Из оцепенения его вывела Алика.
– Ты баран! – заверещала вдруг она. – Идиот! Тупица!.. Миллиарды, подумать только!! И все молчком, мне ни слова! Да ведь я уже сейчас могла вместо того, чтобы сидеть в этой поганой дыре, скупить всех менеджеров на Бродвее, выступать, записываться, сниматься!! Скотина! Ты для них эти деньги берег, да?! – Ее рука стрелой вытянулась в сторону Макса. – Для них, я спрашиваю?.. Да если бы на твоем месте был нормальный здравомыслящий мужик, он бы с этими деньгами... Я бы... Весь мир был бы у наших ног!.. А ты!!
Она вскочила с кровати и бросилась на Евсеева. Тот отшатнулся, попытался приподняться с кресла. Макс был начеку, он схватил Алику за предплечье и силой усадил на место. Лицо девушки покрылось красными пятнами, ругательства продолжали вылетать из ее рта, полуобнаженное тело тряслось, как в припадке.
...Находясь в кабинете на третьем этаже, Спец слышал эти. крики, но не обращал на них внимания. Он ощупал пальцами раму зеркала из небьющегося стекла, висевшего на стене. Нашел две скрытые кнопки по обе стороны рамы, одновременно надавил. В стене обозначился квадрат примерно метр на метр, зеркало уплыло куда-то вверх, открывая тускло поблескивающий сейф с двумя цилиндрическими шкалами на дверце.
Сверяясь по бумажке, он набрал код. Сейф издал еле слышный звук, какой издает стрелка настенных часов, перемещаясь на одно деление. Спец открыл дверцу и на миг замер. Его зрачки сузились, защищая душу от ослепительного блеска драгоценных камней.
Еще через пятнадцать минут они выходили с территории виллы господина Таубе. На этот раз через калитку, как подобает приличным людям. Камешки Спец и Макс рассовали по многочисленным карманам курток. Веретневу сказали, что все в порядке, но тому не терпелось узнать подробности операции... До «Фольксвагена» оставалось метров десять, контуры машины проступали в темноте сгустком еще более глубокой тени, Веретнев уже представил, как мигнут коротким «привет» лампочки над дверцами, когда они сядут в салон, и он выдвинет встроенную пепельницу, и закурит сигарету, и это будет самая большая награда за весь мандраж и тревоги предыдущего часа. Настроение у всех было приподнятым, усталости не чувствовалось. Чистый прохладный воздух пах морем и расцветающей магнолией.
– Я же говорил: детская прогулка! – негромко сказал Спец, выдвигаясь вперед. И тут же, втянув носом воздух, страшным голосом крикнул прямо противоположное:
– К бою! Заса...
Из темноты вырвался узкий, острый, ослепительный, прожигающий плоть луч света. Он негативом высветил лицо Спеца: черное, с белым, оскаленным в крике ртом и черными зубами...
– Сиу-ттт! Сиу-ттт! – сдвоенно свистнул приглушенный выстрел.
Выматерившись, Спец провалился во тьму.
– Пц-крац! Пц-крац! – каркнул в ответ его «вальтер».
Макс и Веретнев шарахнулись в стороны. Еще несколько лучей вспороли ночь, нащупали их темные неброские куртки, нарисовав на них светлые круги мишеней.
– Сиу-ттт! Сиу-ттт!
Что-то свистнуло у самого лица, невидимый закройщик с хрустом поронул борт куртки, и тут же будто молот врезался в грудь! Макс отшатнулся, на миг потеряв ориентировку во времени и пространстве, перехватило дыхание, сердце трепыхнулось и пропустило удар, казалось, сейчас оно оторвется и упадет вниз, на дно живота... Ничего не сознавая, не понимая даже, ранен он или убит, он инстинктивно даванул спуск – раз, второй... Это был единственный сейчас жест выживания...
Дыхание вернулось, к тому же он двумя ногами стоял на земле и явно находился на этом свете, поэтому следующие выстрелы произвел уже прицельно, по ярким фонарям неизвестного противника.
Веретнев нащупал стволом прыгающий в темноте луч. Пц-крац! Мягко шлепнуло, луч погас, раздался утробный звук, словно воздух вышел из баллона. Тут же и его ударило молотком в бок, хрустнуло ребро, острая боль перекосила тело.
– Сиу-ттт! Сиу-ттт!
– Пц-крац! Пц-крац!
Тихая, спокойная, пахнущая морем ночь словно взбесилась. С одной стороны приглушенно шипели современные пистолеты, оснащенные современными глушителями, с другой – отрывисто клацало оружие диверсантов «третьего рейха». Расставив ноги, Макс безостановочно палил в темноту, а кто-то из темноты с таким же упорством палил в него. Глушители отрезали вспышки, но прямо по оси стволов все же мелькали слабые оранжевые точки, и он старался нащупать их пулями. Рядом, держа пистолет двумя руками, отстреливался Веретнев.
Иногда пули со свистом уносились в темноту, иногда звенели о стекло или металл, иногда шлепались во что-то мягкое и живое. Пахло сгоревшим порохом и горячей сталью. Сдавленные крики, стоны, придушенные выхлопы пороховых газов и лязг раскаленных затворов гасли в адском колпаке, не выходя за пределы пятидесятиметрового диаметра. Спящие на побережье люди не догадывались о том, что на их земле разверзся вход в преисподнюю, куда одна за другой скатывались человеческие жизни...
– Пц-крац! Пц-крац!
Он чувствовал, что его пули находят цели. Два фонаря на той стороне погасли, да и шипение модернизированных глушителей стало заметно реже. У Макса кончились патроны. Пока он шарил по карманам в поисках запасного магазина, замолчал и пистолет Веретнева. Тот глухо чертыхался, дергая заевшую «молнию» на кармане.