Девятая дочь великого Риши - Медведева Анастасия "Стейша". Страница 2

Так и начала я потихоньку учиться. Втайне от сестер. Втайне ото всех…

И сейчас у меня есть пара часов покорпеть над учебниками, а потом уже и на обед пора будет! Завтрак я традиционно пропускаю из-за сбитого режима. И засыпаю позже всех. Сестры сетуют на мои ночные бдения, но я вижу, что в глубине души их все устраивает. А ворчат они чисто ради приличия. Я вообще научилась замечать, когда они действительно недовольны, а когда притворяются.

Поэтому жить мне стало намного легче: я просто делаю то, что им нравится.

– Кириса, обед, – напоминает служанка через пару часов, и я поднимаюсь, начиная растирать отсиженные ноги.

За столом слушаю пожелания прислуги, чинно подносящей мне все новые и новые блюда. Затем слушаю наставления сестер. Ничего нового, но я киваю с серьезным видом, вынуждая их то и дело тихо прыскать в ладошки. Люблю их веселить.

После обеда собираю самое вкусное в короб для еды, оформленный под вместительную шкатулку, и иду к Фуа за своим подарком. Подарок сестер уже красуется у меня на голове, позволяя видеть все, что находится перед глазами.

Эту заколку с разноцветными камнями вдела мне в волосы сама Руи, поэтому я уверена, что выгляжу прекрасно!

Смешки прислуги немного настораживают, но я списываю это на грязь, которую служанка старательно втерла мне в лицо. Теперь эта грязь видна всем… и, возможно, веселит не только моих сестер. Ну ничего! Это даже к лучшему!

Я несу всем хорошее настроение!

– Фуа? – Постучав, я вхожу в покои и ловлю на себе строгий взгляд личной служанки любимой сестры.

– Аи, входи, – мягко произносит сестрица, стоя рядом со столом, полным резных шкатулок и пудрениц.

– Люблю твою комнату. Она такая… как ты…

Скромно улыбнувшись, я кладу свой короб на пол. А затем убираю руки за спину, словно боясь что-то запачкать. Я всегда начинаю стесняться, когда захожу к Фуа.

– Я хочу подарить тебе вещицу, которая досталась мне от отца. – Сестра достает из шкатулки подвеску: простую, в форме капельки, с голубым камушком в центре.

– Зачем тебе дарить мне такую ценность? – напряженно спрашиваю, разглядывая это сокровище.

– Когда я родилась, родители были уверены, что я стану Святой рода. И что я буду последней дочерью. Но потом появились Мая, Коя, Аос, Руи, Ули и ты. – Фуа улыбается нежной улыбкой и застегивает подвеску на моей шее. – Я рада, что у меня так много сестер. Но я уже совершенно точно не последняя. А вот ты – да…

– Мать уже не в том возрасте, чтобы зачать.

– Это так. Поэтому я хочу, чтобы ты носила эту подвеску.

– Но разве это не дар от великого Риши, говорящий об ожидании?..

Этим подарком отец дал понять, что ждет, когда у Фуа проснутся духовные силы, так и не проснувшиеся у старших. И я знаю, что у моей любимой сестры они есть, пусть и не проявлены очевидно.

А если дар проснулся-таки, она действительно может стать Святой при правителе!

– Помнишь ту птичку? – совсем тихо спрашивает Фуа.

Опускаю голову и молчу.

Я помню то милое создание, что прилетело к нам умирать. Тогда я впервые увидела боль в глазах живого существа.

– Я не уверена, что именно я дала ей жизненные силы… – едва слышно признается Фуа.

– Кириса, вам пора! – неожиданно резко подает голос служанка, а затем недовольно смотрит на меня. – Разве не понимаешь, что отвлекаешь ее?!

Отступаю на шаг.

– Я…

– О чем ты говоришь? Я сама позвала ее, – мягко останавливает свою заступницу Фуа и нежно треплет меня по волосам. – Иди, милый звереныш. Твои няни ждут тебя.

Киваю и выбегаю из ее покоев, едва не столкнувшись со своим стражем. Короб с едой прижимаю к груди и стараюсь смотреть вперед не замутненным слезами взглядом.

Я знаю, что прислуга не любит меня. И догадываюсь за что.

Но лучше не думать об этом.

Добежав до самого края внутреннего двора своего личного дворцового крыла, я останавливаюсь и осторожно опускаю короб на землю.

Здесь, в тени высокой изгороди, отделяющей летний дворец от улицы, и невысокого забора, отделяющего мое крыло от крыла старшей сестрицы, расположены два захоронения: моей доброй Лули и Жунг – няни, что была до нее. Моя первая няня погибла от заражения крови после того, как ее отхлестали розгами. Это было наказание за то, что она не уследила за мной и позволила убежать за пределы дворца. Я корила себя за ее смерть. Потому что она могла бы выжить, не попроси я ее, наказанную и с окровавленной спиной, сидеть подле меня, когда все меня оставили… Мне было восемь лет. И я была страшно напугана. Я просто не могла предугадать, какой будет реакция на мою безобидную вылазку! А там, за пределами дворца, было так интересно! Столько людей вокруг, и все мне умилялись, называя милым созданием! И даже посланницей небес, когда я по глупости начала представляться всем подряд девятой дочерью великого Риши! Как были недовольны сестры, даже вспоминать не хочется… На несколько дней меня заперли в покоях, оставив без еды и воды. На второй день няня Жунг не проснулась, и я еще несколько часов смотрела на ее остывающее тело подле моей кровати. Потом ее унесли. Затем произошло первое покушение на мою жизнь… После него мне долго объясняли, как я была неправа, когда вышла к людям. И что все за стенами дворца меня возненавидели сразу, только увидев! Что они лгали, когда улыбались мне в лицо. Что они хотят моей смерти. И что теперь на моей совести не только смерть няни, но и смерть служанки, принявшей удар на себя. Я была настолько запугана, что даже почти не запомнила поездку в материнский дворец. Помню, шла как в тумане, среди вельмож, к постаменту, где стояло кресло жены великого Риши… Помню, что она лишь отвела от меня разочарованный взгляд, так ничего и не сказав… Помню, как вельможи шептались за моей спиной по пути обратно, что я вовсе не так хороша, как меня описывали. Тогда-то из моих покоев и убрали все зеркала. Я стала бояться своего отражения, потому что перестала узнавать саму себя… Темные круги под глазами, бледная кожа с синими венами, обескровленный рот и обильно выпадающие волосы.

Я пугала саму себя и всех вокруг.

В то время появилась Лули. Она научила меня принимать обстоятельства. «Если не можешь ничего изменить, – говорила она, – измени свое отношение к происходящему». Она начала выводить меня к сестрам – потихоньку, не спеша; прививала мне привычку здороваться со всеми во дворце, даже если со мной никто не здоровался. Она сделала меня добрым и приятным ребенком. Мой вид больше никого не пугал, да и волосы выпадали все реже, а затем и вовсе перестали. Казалось, я вернулась к себе прежней! Но сестры все равно не спешили принимать меня. И спокойной жизни не довелось узнать… Служанки вокруг меня продолжали умирать.

Тогда Лули придумала игру.

«Как думаешь, что может обрадовать их или развеселить?»

Помню, как она спросила меня об этом, а потом начесала мои длинные волосы, измазала лицо кусочком уголька и предложила пойти напугать старших. Я подчинилась. Криков тогда было много. Ругани тоже. Меня отчитывали так долго, что я успела трижды расплакаться. Но неожиданно заметила, что после первой бурной реакции взгляды сестер изменились, стали задумчивыми. Они сами предложили мне напугать их еще раз… Потом – еще. Это превратилось в ежедневную игру. А потом я привыкла, что мое утро начинается не с прихорашивания у зеркала, как раньше, а напротив… с превращения в любимого всеми зверька.

Няня Лули все сильнее грустила, глядя на меня, но постоянно повторяла: «Зато все живы и здоровы».

Покушений становилось все меньше.

Когда ко мне приставили Чэна, они вовсе прекратились. И я поняла, что за стеной обо мне забыли.

Страж сразу невзлюбил меня: первое время он даже не мог на меня смотреть. Поэтому мы с Лули решили не обращать на него внимания.

Старушка няня говорила мне, что его, скорее всего, заставили следить за мной, понизив таким образом в должности, – оттого он и злится. Но я, будучи ребенком, не понимала такого абсолютно незаслуженного отношения к себе. И все чаще делала вид, что стража у меня вообще нет.