Девятая дочь великого Риши - Медведева Анастасия "Стейша". Страница 3

Потом была поездка к матери перед моим тринадцатилетием… День, который я никогда не забуду.

Потому что Лули отравили.

Она имела привычку проверять мою еду перед тем, как я ее попробую. И умерла за завтраком, залив пеной изо рта пол вокруг.

– Я помню, как ты хотела сделать меня красавицей для поездки во дворец матери. – Мягко улыбаясь, кладу ладонь на землю, под которой покоится тело моей няни. – Помню, как чесала мои волосы, отмывая их от грязи… Помню, как принесла белила, чтобы сделать светлой мою кожу… Кому ты помешала, любимая?

Прикрыв глаза, я тихо плачу. Затем достаю из короба еду и раскладываю ее на небольшом столике рядом. Обе мои нянечки живут глубоко в моем сердце. Никогда не пожалею, что попросила похоронить обеих на территории своего крыла – чтобы я всегда могла посещать их, когда мне становится грустно. Сестры не противились, хотя и были обескуражены желанием иметь двух покойниц под боком.

Завязываю верхнюю юбку над шароварами в узел, чтобы не волочилась по земле, и начинаю полоть сорняки. Этим летом обязательно посажу здесь много цветов! Я даже присмотрела пару вариантов в личном саду старшей сестры Суа. Выкрасть бы пару побегов, пока та спит…

Неожиданно замечаю, что верхний слой земли явно был раскопан и снова засыпан. Нахмурившись, поднимаю этот пласт с травой и корнями и с удивлением нахожу небольшую деревянную табличку. Плоскую и с какими-то нечитаемыми письменами. Рассматриваю внимательно, но так и не нахожу ответа на вопрос, что это.

В итоге, осмотревшись по сторонам, перекидываю ее через забор – прямо в угол владений старшей сестрицы Ули. Она больше всех демонстрирует неприязнь ко мне и старается вообще не заговаривать, если есть такая возможность. Вот пусть и разбирается с этой дощечкой! Хотя, думаю, сестрица ни разу не ходила так далеко от своего крыла по саду и вряд ли вообще обнаружит находку…

Озираясь вновь, ловлю на себе взгляд Чэна и показываю ему язык. А затем возвращаю все свое внимание к могилами.

Он не выдаст меня, я это знаю. Как бы он меня ни ненавидел, себе не изменит, а главное качество моего стража – молчаливость.

По-моему, никто и никогда не слышал его голоса.

И не видел его лица.

Он ходит с низко опущенным капюшоном столько, сколько я себя помню. Его выдают только черный плащ и рукоять диковинного меча, который отправляется в ножны разве что поздней ночью, когда воин спит. По этой рукояти Чэна и можно узнать среди сотни мужчин в подобных плащах: оружие у него особенное. Меч даже на вид тяжелый. Кажется, двуручный. Больше я ни у кого такого не замечала, хотя несколько раз бывала во дворце матери и видела других военных…

Но что я все о нем думаю? Ведь я пришла навестить своих нянечек. Закончив с землей, быстро перекусываю в память о них и, усталая, ложусь как есть на траву рядом. До ужина еще пара часов – у меня есть время просто полежать вдали от суеты и необходимости все время притворяться…

Когда просыпаюсь, начинает смеркаться. Вокруг вовсю стрекочут цикады; горят огни летнего дворца. Но просыпаюсь я не от этих звуков и не от этого света.

Меня будит крик. Где-то совсем близко. И шипение. Странное какое-то, хриплое. Приподнимаюсь на локтях, смотрю по сторонам: в моем крыле все спокойно. Выходит, кричат в соседнем. Поднимаюсь, и, не найдя Чэна взглядом, решаю выяснить сама, что там происходит.

Не удивлена, что его нет рядом, когда действительно нужен.

Крик переходит в отрывистый плач. Слышны и другие голоса. Иду к забору, отделяющему мое крыло от крыла сестры Ули. Подтягиваюсь на руках, заглядываю на ту сторону… и застываю.

Служанка, до этого кричавшая, а теперь ревущая навзрыд, стоит, прижавшись к тонкому деревцу, и со страхом смотрит на что-то внизу, под забором. Опускаю голову и едва успеваю прикрыть нос ладонью, защищаясь от жуткого смрада.

Полуразвалившийся труп кошки – бывшей питомицы Ули, умершей несколько месяцев назад, – стоит на четырех лапах на свежевзрытой земле и шипит, глядя на служанку пустыми провалами глаз.

– Умертвие?.. – удивленно спрашиваю непонятно у кого, а затем замечаю других служанок, толпящихся у стены строения и не решающихся подойти ближе.

Среди них и Ули, смотрящая на свою мертвую кошку огромными от ужаса глазами.

Тем временем труп выгибает спину, явно показывая, что собирается нападать, и вновь шипит.

– Сделайте что-нибудь! – умоляет Ули, растерянно глядя на своих слуг, но те боятся подойти к мертвому тельцу, неожиданно получившему возможность вернуться в этот мир.

Кошка вдруг резко припадает на лапы, делает рывок и… валится на землю с перерубленной шеей. На этот раз шума еще больше – и теперь визжат все, даже те служанки, что толком ничего и не видели. А я сижу на заборе и во все глаза смотрю на Чэна, успевшего перемахнуть через ограду и отрубить умертвию голову.

Не спеша, страж осмотрел труп кошки, затем перешел к свежевырытой земле, откуда та, очевидно, появилась…

Я и не знала, что Ули захоронила свою любимицу здесь, так близко к человеческим могилам.

Не успеваю я понять, что думаю по этому поводу, как взгляд привлекает сталь, сверкнувшая в свете огней. Это Чэн острием меча осторожно перевернул деревянную табличку, которую я пару часов назад выбросила из своего крыла в это.

– Табличка с проклятием?! – испуганно спрашивает Ули, сделав несколько шагов вперед. – Но кому понадобилось?..

Интуитивно отстраняюсь и едва не слетаю с забора, в последний момент успев зацепиться руками. Встречаюсь взглядом с Чэном.

– Кириса, идем!

Впервые слышу его голос. Спускаюсь в свое крыло, когда он перепрыгивает через забор.

– Я… я не специально… – выдавливаю, чувствуя, как по щекам текут непрошеные слезы.

Они же не обвинят меня в том, что я специально забросила Ули ту табличку?.. Я же случайно нашла ее…

Неожиданно страж крепко хватает меня за руку, не пуская в покои, куда сам вошел секундой раньше.

– Уходим! – бросает он мне, увлекая к изгороди, отделяющей мое крыло от внешней стороны летнего дворца.

– Но куда? – растерянно спрашиваю я.

А затем замечаю на полу покоев руку своей служанки.

Она упала?

Но почему мы ей не помогаем?!

– Не задавайте вопросов! – чеканит этот голос, такой незнакомый.

Меня толкают в сторону изгороди. Страж ненадолго отлучается обратно в покои, откуда возвращается с моей уличной накидкой.

– Наденьте и прикройте волосы! – приказывает он, и я с перепугу подчиняюсь.

Затем меня подхватывают и, словно какого-то прыткого зверька, перекидывают на спину, вынуждая обнять чужое тело руками и ногами.

За несколько минут он нарушил сотню правил.

– Я не… – пытаюсь воскликнуть, но меня вновь перебивают:

– Держитесь крепко!

Чэн перепрыгивает через изгородь.

Мы на улице! Где столько врагов, желающих убить меня!

Не осознавая этого, начинаю кричать. Бьюсь в истерике, стремясь вернуться, но Чэн быстро спускает меня со спины и прижимает к стене, зажав рот.

– Успокойтесь. Здесь нет опасности. А там есть, – короткими фразами чеканит он, глядя в глаза.

Вот только я его глаз не вижу: мешает капюшон. И сгущающиеся сумерки.

– Они хотят убить меня! И вы тоже хотите убить меня! – заплетающимся языком делюсь своими страхами.

Конечно, я имею в виду всех тех людей за стеной, что подсылали ко мне убийц и травили моих служанок.

Чэна утомляет моя истерика. Взяв меня за плечи, он цедит:

– Как они могут желать вашей смерти, если даже ни разу не видели вас?

– Они… они…

– Позвольте спасти вам жизнь! – на этот раз основательно встряхнув меня, рявкает страж, и я испуганно киваю.

Не знаю, почему соглашаюсь на его помощь. Не понимаю, почему вообще доверяюсь ему. Но здесь, за стеной дворца, он единственный, кого я знаю…

– Отлично. Тогда опустите голову и идите за мной! – отпустив мои плечи, командует Чэн и быстро направляется в сторону узкого переулка.