Привести в исполнение - Корецкий Данил Аркадьевич. Страница 42

– Есть совесть и душа есть. Только с вашим братом в белых перчатках работать нельзя. Тогда на вас управы не найдешь. Так и будут твои дружки невинных людей убивать!

Сергеев интуитивно чувствовал, что сейчас раскрытие РД «Трасса» уперлось в этого краснорожего усача, а он уже треснул, и надо его дожимать. Но дожимать было нечем, и он, лихорадочно процеживая в памяти всю информацию по розыскному делу, вдруг наткнулся на одну зацепку…

– Петруня твой и другие сволочи!

Эта фраза могла оказаться и холостым выстрелом, но угодила в самую точку.

Идримов побледнел и толстым языком облизнул вмиг пересохшие губы.

– Если без записи, то ладно…

Обычно о планируемом исполнении руководитель группы объявлял непосредственно перед операцией. В случае с Луниным Викентьев допустил ошибку, и Сергеев получил возможность подготовиться к реализации своего невероятного замысла.

Запустив добывающие информацию щупальца в Степнянскую тюрьму и ухитрившись протиснуть их даже в особый корпус, он узнал, что окончательно утверждены приговоры двоим: Лунину и Кисляеву. Подготовка задуманного требовала времени, если Лунина возьмут первым – все пойдет псу под хвост. В принципе, Викентьев мог принять решение исполнять их в один день. И этого допустить было нельзя. Майор чувствовал тревогу.

Тревожил Сергеева и первый номер. Он достаточно хорошо знал Ромова, чтобы возлагать большие надежды на брошенную им в запале, а скорее, даже не в запале, а под общее настроение фразу. Следовало подработать и этот момент. Тем более что в случае удачи снималась и проблема одновременного исполнения. Да, с первым надо поработать!

Однажды, по случайному стечению обстоятельств, у выхода из управления после работы встретились Сергеев, Ромов и Попов. Неожиданно Валера предложил зайти в пельменную к Ашоту и поужинать с «командирской добавкой».

– Во дает! – оживился Иван Алексеевич. Он не подозревал, что является объектом разработки, что встреча организована специально, что экспромт Попова придуман Сергеевым, но вложен в уста Валеры по тактическим соображениям. – Я думаю, Сашенька, надо уважить человека! Он ведь редко выпить хочет, не то что ты!

Иван Алексеевич весело захихикал.

– А мне раздолье – бабка уехала к сестре, гуляй – не хочу. И ужин готовить не надо!

– Смотри, как удачно совпало, – удивился Сергеев. Он хорошо знал, что половина Ромова в отъезде, и с учетом этого строил комбинацию, ибо при обычных обстоятельствах Иван Алексеевич после восемнадцати сидел дома как привязанный и никогда застольных приглашений, даже самых заманчивых, не принимал.

Оживленно беседуя, они прошли по многолюдному Вокзальному спуску. Ненаигранным было оживление только у Ивана Алексеевича, но со стороны этого никто бы не определил. Точно так же никто не мог предположить, что безобидный жизнерадостный старичок, гигант с лицом профессионального боксера и аккуратный подтянутый парень с короткой стрижкой являются первым, третьим и четвертым номерами спецгруппы «Финал». Впрочем, никто и не знал о существовании такой группы. Читая газетную информацию «Приговор приведен в исполнение», граждане, как правило, не конкретизируют набранные мелким шрифтом строчки.

Пельмени, как всегда, были вкусными. Валера с удовольствием пил водку, соглашался с Наполеоном, который бурно одобрял стол и само заведение. Вдруг Ромов нахмурился.

– И все-таки это как-то не правильно…

– Что не правильно, аксакал? – поинтересовался Сергеев. – Что пельмени горячие, а водка холодная? Разве наоборот правильнее?

Сегодня майор не пил, как и обычно.

– Да нет, Сашенька, я ведь не о водке. Вот это все, – Иван Алексеевич обвел рукой уютный, обшитый деревом зальчик. – Это, получается, частная собственность! Значит, что – опять богатые и бедные будут? Правильно ли? Хорошо ли?

– Если сейчас только богатые – тогда плохо, – сказал Попов. – А если сейчас только бедные – тогда хорошо.

– Хватит философию разводить. – Гигант протянул через стол здоровенную руку, словно шлагбаумом перегородил ненужный разговор. – Лучше расскажи, аксакал, как на нейтральной полосе законы выполняли. Да как их контролировали.

– Там закон простой… – легко переключился Ромов. – Прокуроры перед боевым охранением никогда не вылазили. Так что…

– Расскажи про генерала, – подсказал Сергеев. Он знал, что воспоминания размягчают старика. – Валера-то не слышал!

Ромов некоторое время отказывался, но постепенно, умело подталкиваемый третьим номером, начал рассказ, все больше и больше входя в азарт.

– Тогда все было определено точно, не то что сейчас! Где кому место в боевой обстановке? Очень просто: если ты командир взвода – сидишь в своей траншее на самом передке, там твое законное место. Командир роты – можешь до ста метров от первой траншеи отойти, КП оборудовать, блиндаж, но дальше – ни-ни… Комбат до четырехсот метров в глубину может перемещаться, счет опять же от первой траншеи… Ну и дальше: комполка – до километра, комдив – до трех, командарм – до десяти…

Иван Алексеевич провел ногтем по скатерти, на крахмальной ткани осталась заметная черта. На эту черту он положил половинку спички, чуть отступая, пристроил целую, затем уложил спичечный коробок, папиросу, папиросную пачку и на максимальном удалении – пепельницу.

– Вот таким образом!

Оглядев получившийся макет, Ромов удовлетворенно потер ладошки.

– А если кто-то отошел от передка дальше, чем ему положено, – первый номер передвинул спичку на уровень папиросы, – тут его передвижная патрульная группа СМЕРШа – раз!

Ромов подрулил к спичке корочкой хлеба, которую не смогли одолеть пластмассовые зубы.

– Почему здесь, лейтенант? Если по вызову в полк – дело одно, а если никто не вызывал – значит, дезертир! А там трибунала нет и приговоры никто не пишет, по дезертиру – огонь! И не важно, в каких чинах и званиях – вышел за пределы разрешенной полосы – все!

Попову показалось, что мирная корочка хлеба приобрела угрожающий, хищный вид… – И вот, государи мои, – многозначительно округляя рот, продолжал Иван Алексеевич, – двигаюсь я со своей группой в десяти километрах от линии фронта, смотрю – на проселке автобус! Подъезжаем, выскакиваем: «СМЕРШ, приготовить документы!»

Иван Алексеевич расчетливо сделал паузу и эффектно хлопнул ладонью по столу.

– Четыре человека: старенький генерал-комдив, с Красным Знаменем, ординарец, радистка и какой-то офицер. «Почему здесь?» – Ромов тронул папиросную пачку. – «Ваше место в трех километрах от передовой!»

Папиросная пачка перенеслась со своего места на запретный рубеж пепельницы.

– Генерал растерян: «Штаб дивизии ищем, с дороги сбились…» Похоже, что так и есть. Боевой генерал, с орденом, старый… но за пределами разрешенной полосы! Что делать? – вдруг обратился Ромов к внимательно слушающему Валере. Тот пожал плечами:

– Пусть едет к себе в штаб…

– Да-а-а, – неопределенно протянул Ромов. – Оно вроде так, да не совсем! Я-то не один – за спиной три автоматчика. Три свидетеля… А время какое? Завтра у самого спросят: «Почему отпустил?»

– И что вы сделали? – тихо спросил Попов.

Ромов ковырнул вилкой остывшие пельмени.

– Посадил генерала в машину, двух автоматчиков – в автобус и сдал всех в штаб армии!

Для наглядности он сунул папиросную пачку в пепельницу. Пачка не помещалась, и первый номер вогнал ее силой, смяв картонные бока.

– Давай, Валера, выпьем за аксакала! – предложил Сергеев. И хотя все шло по разработанному им сценарию, Попов замешкался и как бы через силу выполнил предложение товарища.

– Иван Алексеевич наш за свою жизнь хлебнул лиха! – посочувствовал Сергеев.

– Всяко было, Сашенька, – вздохнул Ромов. И, помолчав, добавил:

– Как ни тянусь, а скоро мне на покой. Но кому работу делать? Ты вот, Сашенька, сердишься, а тебе бы надо меня сменять…

– Так-то оно так, – сомневаясь, протянул Сергеев. – Да привычки нету…

– А у меня была привычка? – обиделся Иван Алексеевич. – Ты что же думаешь, я всю жизнь? В те годы я вообще на картотеке сидел, да и после войны в кадрах работал. А с шестидесятых начал, это верно. Душа никогда не лежала, но куда деваться? Я не буду, ты не будешь, Валерик не будет… А кто? У меня, ей-Богу, здоровья уже нет по ночам валтузиться.