Привести в исполнение - Корецкий Данил Аркадьевич. Страница 43
– Это я понимаю, – произнес явно колеблющийся Сергеев. Валере показалось, что он даже переигрывает.
– А понимаешь, так и принимай решение, – дожимал Иван Алексеевич. – Давай со следующего раза…
Сергеев мучительно раздумывал, катая в мощных пальцах пустую рюмку.
– Ладно! – резко бросил он наконец. – Считаем, так и решили!
– Вот и славненько, – пластмассово разулыбался Ромов. – Знаете что, ребятушки, давайте-ка мы ко мне пойдем. Посидим спокойненько, чайку попьем, наливочка есть…
Попов глянул на часы, собираясь отказаться, но туфель сорок седьмого размера больно ткнул его в лодыжку.
– А чего, гулять так гулять, правда, Валера? – спросил кандидат в первые номера с натуральным возбуждением в голосе, психологически оправданным трудностью принятого только что решения.
– Конечно! – весело подхватил Попов, чертыхаясь про себя. Валентина уже несколько раз укоряла его за поздние возвращения и частые выпивки.
Ромов жил неподалеку, в конце Вокзального спуска. Большой серый дом довоенной постройки начинался шестью этажами, но по ходу опускавшейся улицы вырастал до восьми, а в последнем подъезде имел одиннадцать этажей и напоминал огромный тяжелый корабль с высоко взметнувшейся рубкой. На самом верху рубки и находилась квартира Ивана Алексеевича.
– Теперь так не строят, – неосторожно сказал Попов, заходя в подъезд, и мгновенно «завел» хозяина.
– А знаешь, сколько времени ушло – от котлована до новоселий? – запальчиво спросил Ромов. – Ну скажи, сколько?
Большой старомодный лифт медленно выносил их наверх.
– Ровно полтора года! – торжественно объявил Ромов. – День в день. И никаких доделок – полы до сих пор без ремонта лежат, стены целы – ни трещин, ни просадок. Вот и сравнивай!
С громким щелчком лифт остановился.
На лестничной площадке Иван Алексеевич замешкался, хлопая себя по карманам, наконец радостно зазвенел связкой мудреных ключей.
– Слышь, Алексеич, опять лифт полдня не работал, – на затворное щелканье замков выглянул сосед, высокий пухлый старик, очевидно, ровесник Наполеона, – Я тут жалобу коллективную написал, зайди, поставь роспись. И по домкомовским делам поговорить надо…
Расслабленно-приветливое лицо Ромова неожиданно напряглось.
– Некогда мне. Надо – дам рубль для лифтера. А бумагу марать не буду, – сухо буркнул он.
Когда соседская дверь захлопнулась, Иван Алексеевич опять размягчился.
– Никогда не разговариваю с чужими, – справившись с последним замком и шаркая ногами по коврику, пояснил он. – А они вечно лезут – то в домино, то в дом норовят войти… Терпеть этого не могу!
И, мгновенно преобразившись, приветливо просиял:
– Проходите, ребятушки, вам всегда рад…
Попов вслед за Сергеевым переступил порог.
Деревянные, давно не крашенные полы, выцветшая позолота наката на стенах, допотопные абажуры, мебель начала пятидесятых…
Казалось, они попали в причудливо вынырнувший из пучины минувших лет островок прошлого. Здесь тяжело смотрел из портретной рамки молодой Иван Алексеевич, стоящий за стулом, на котором сидела молодая миловидная женщина в длинном темном платье. На высокой спинке дивана с потертыми кожаными валиками и на складном из трех частей трюмо молодой Иван Алексеевич скакал на коне, целился из охотничьего ружья, стоял на веранде беломраморного санатория, сидел за уставленным телефонами письменным столом.
Попов подошел к окну. Внизу лежала грязная и шумная вокзальная площадь, двухэтажное здание пригородного вокзала, платформы, электрички и поезда местного формирования. Беспорядочные потоки увешанных чемоданами, мешками, баулами пассажиров ползли по переходному мосту, бурлили возле касс и стоянки такси, сворачивались в очереди за дорогими кооперативными пирожками.
Большего рассмотреть с девятого этажа было нельзя, но Валера знал, что в пестрой толпе промышляют юркие карманники, изворотливые наперсточники, дешевые, хотя и подорожавшие с трех до пяти рублей – инфляция! – проститутки, утюжат кооперативные ларьки угрюмые рэкетиры, ищет приключений мелкая приблатненная пьянь со всего города, «пробуют воду» залетные гастролеры… Знал он и то, что только на первый взгляд привокзальный пятачок кажется анархичной неуправляемой стихией. На самом деле здесь существовала четкая иерархия, строгие рычаги управления, неукоснительные правила поведения. Последняя сходка авторитетов закрепила вокзальную площадь за ленгородской группировкой, значит, все – от карманников до проституток – платили налог гражданину Бескудникову, известному в этой среде под кличкой Бес.
– Совсем порядка не стало. – Иван Алексеевич бесшумно подошел и стал рядом. – Раньше увижу Драку или еще какой базар, позвоню – тут же машина, разогнали, кого-то в клетку… А сейчас – звони не звони! Едут сорок минут, покрутятся – и обратно. Ладно, мальчики, давайте чайку попьем…
Круглый, покрытый красной плюшевой скатертью стол хозяйственный Иван Алексеевич накрыл полупрозрачной белой клеенкой, отдуваясь, расставил чашки, блюдца, розетки, рюмки и пузатый графинчик с густым темным вином.
Вино оказалось приятным, хотя и чрезмерно сладким. Попов запивал его чаем и мысленно ругал Сергеева. Зачем суетиться и делать все в один день?
– Я тебе, Сашенька, вот что скажу… – Ромов прихлебывал чай из блюдца, постукивая по фаянсу пластмассовыми зубами. – Первый номер не просто исполнитель. Он – правая рука начальника группы. Все решения – вместе!
– Какие там решения… – Попов наполнил рюмки и налил тягучую жидкость в чашку с чаем. – Чего решать-то? Все решено без нас. Надо только стрельнуть правильно…
– Глупости! – Иван Алексеевич сердито хлопнул по столу уже бессильной ладошкой. – Я вот вам один пример приведу. Помните, когда фронтовое кладбище закрыли? Хотя куда вам – тому лет двадцать пять… А очень просто: город расстроился, кругом жилые кварталы, а кладбище между ними! Непорядок по санитарным нормам, а главное – расширяться-то уже некуда! Вот и закрыли. А Северное только разворачивается – один квартал никак не заполнится… Ясное дело, туда нам соваться нельзя. Что делать? Поехали мы с Михайлычем по округе… Присмотрели ложбинку между двумя лесополосами, да что-то мне не понравилось – не лежит душа, и все тут! Вдруг собаки разроют, или свиньи, или увидит кто… Да и поля кругом хлебные, нехорошо…
Недели две мотались, потом нашли – под Темерницком кладбище в балочке, с дороги не видно… В общем, то что надо! Тут и стали работать…
Иван Алексеевич озабоченно огляделся.
– А что-то вы, государи мои, не кушаете вареньица! Сам растил сливу – ни гербицидов, ни пестицидов. А наливочка выдыхается… Бабка у меня мастерица на эти дела… Ну, давайте за все хорошенькое!
Иван Алексеевич вытер рот тыльной стороной ладони, подцепил ложечкой варенье, но тут же положил его обратно в розетку.
– Так вот, работаем себе потихоньку, довольны – место хорошее: тихое и совсем недалеко… А только одного не учли: село, люди все друг друга знают, да и по окрестностям известно: кто заболел, кто умер… А тут смотрят бабульки – свежий холмик! А похорон никаких не было! Время прошло – опять! А кругом все здоровы! И снова, а никто не умирал… И ни венков, ни фамилий, когда земле предавали – тоже непонятно – никто не видел! Короче, пошли в райотдел, заявили. Там проверили по собесу, загсу, больницам – никто не проставлялся. Пошли раскопали, а там жмурики с пулями в затылке! Что тут поднялось! – Иван Алексеевич взялся за голову.
– Шум, гам, спецсообщение в область отбили, хорошо генерал догадался, вызвал Михайлыча: ваша, говорит, работа? Наша… А что еще скажешь? Тот: мать-перемать, уже и в обком доложили, и в прокуратуру, хотят специальную следственную группу создавать… Ну а мы при чем? Да при том, что думать надо! Как я теперь объяснять буду? Или свою жопу за вас, разгильдяев, подставлять?!
Ромов в лицах изображал диалог, лишь на миг прервался, чтобы пояснить:
– Тогда Гусляров командовал управлением, а он за свою задницу очень боялся. Да они все боятся… Короче, обошлось: позвонил генерал в обком, первому, доложил доверительно, по-партийному, тот уж на что во всем разбирался, а в этом деле не всполошился, распорядился похерить все, и точка: сразу шум смолк, будто ничего и не было.