Контуженый (СИ) - Бакшеев Сергей. Страница 44
Час не могу прийти в себя. Затем возвращаюсь к бизнес-центру за рулем каршеринговой машины. Черный БМВ на месте. Я вжимаюсь в кресло и жду.
В маленькой машине, на большой парковке перед громадой бизнес-центра особенно остро чувствую свое одиночество. Перед опасной встречей тянет обратиться за помощью к Чапаю. Достаю телефон и не решаюсь. Что я ему скажу? Опять догадки. Отличные от тех, что были еще утром. Еще подумает, что я перевожу стрелки на невиновного, ведь я для «вагнеровцев» первый подозреваемый. Сначала надо самому во всем разобраться.
Вместо Чапая звоню Маше, пальцы сами собой находят ее номер. Я избавился от гири в душе по имени Злата, и теперь меня тянет домой. А дом — это не только мама, но и Маша. Она поймет, она простит. С ней мне было хорошо.
Я слышу Машин голос, хочу рассказать о воскресшем общем знакомом, но Маша начинает первой:
— А тебя искали, Никита.
— Кто?
— Двое музыкантов, так они сказали.
Я изумлен. «Музыканты Вагнера» меня ищут, а Чапай ни слова не сказал об этом. Он лишь спросил: где я? Словно меня не могут найти. И не стал уточнять, кого я считаю предателем.
Я хватаюсь за голову: получается, решение об обнулении предателя принято. Виновным назначен я! И служба безопасности «Вагнера» послала группу, в которой есть тот, кто меня знает — Григ. От его обещания «в предателя не промахнусь» ощущаю холодок на затылке да и в груди ветрено.
Пытаюсь подавить панику.
— Маша, что ты им сказала?
— Что они ошиблись, ты не музыкант. Но они не уехали. Я вижу их.
— Как они выглядят?
— На музыкантов точно не похожи. Скорее на бандитов, страшные.
— Один из них с ожогом?
— Ой, идут ко мне. Что им ответить, если снова спросят?
— Скажи, я сам их найду. И ничего не бойся.
— Люблю тебя, — шепчет Маша.
Она говорит эти слова впервые, и мне кажется, что ослышался. Но Маша повторяет:
— Приезжай, Никита. По телефону как-то проще сказать важное. Ты должен знать — я люблю тебя.
Я невольно трогаю ноздри. Сухо. И отвечаю. Не прямо про любовь, но так, чтобы она услышала:
— Жди меня. Я скоро приеду.
К Маше подходят «музыканты» в поисках предателя, а я вижу настоящего предателя, который выходит из бизнес-центра и садится в черный БМВ. Эти события связаны. Чем быстрее я разоблачу истинного предателя, тем быстрее отстанут от Маши.
БМВ покидает парковку, и я следую за ней.
Наш путь заканчивается около частного дома с огороженным участком. Рядом ожидает мебельный фургон. Автоматические ворота открываются, БМВ въезжает в пристроенный к дому гараж. Следом во двор пятится фургон. Хозяин отдает распоряжения, рабочие разгружают новую мебель и заносят в распахнутые двери. Пользуясь суматохой, я незаметно проникаю в дом.
Двухэтажный коттедж хоть и не новый, но видно, что после ремонта. Пахнет клеем и краской, под лестницей свалены упаковки от новой техники и мебели. Чувствуется, что хозяин обживается с размахом и в Луганск возвращаться не собирается. Ему там появляться опасно.
Он указывает рабочим, как поставить угловой диван в центре гостиной. Одновременно использует телефон для видеосвязи:
— Она у вас? Пожестче с ней! Докладывать постоянно.
Я прячусь за коробками под лестницей. Рабочие получают деньги и уезжают. Хозяин коттеджа закрывает пультом ворота, запирает дверь и плюхается на только что собранный диван. Раскидывает руки, проверяет удобство. Кажется, доволен. Чего не скажешь обо мне.
Я расталкиваю коробки, выскакиваю из-под лестницы, подхватываю небольшой короб и швыряю в него. Он инстинктивно ловит. Его руки заняты, а в моих взведенный пистолет.
Я держу его на мушке и делюсь своим потрясением:
— А говорят, с того света не возвращаются.
Он молчит, оценивает ситуацию. Если и удивлен, то не подает вида, а когда отвечает, говорит по-дружески:
— Я тебя ждал, Кит.
Простые слова кажутся мне кощунством. Я помню свое ужасное состояние и признаюсь:
— А я тебя оплакивал, Шмель.
46
Передо мной на диване Денис Шмелев. Он же Шмель. Он же новоявленный Руслан Николаевич Краско.
— В бизнес-центре видеонаблюдение, — продолжает Шмель. — Я посмотрел, кто приходил ко мне. Узнал тебя. И мог бы…
Он отбрасывает коробку, откидывается на спинку дивана и кивает:
— Садись, раз пришел.
Его показная самоуверенность не внушает доверия. Шмель с детства привык командовать нами, пытается и сейчас.
Но теперь командую я:
— Выложи всё из карманов. Медленно, не вставая.
Он выкладывает на низкий столик телефон, портмоне, сигареты, ключи и зажигалку. Разводит руки:
— Это всё, мой повелитель.
— Покажи пиджак.
Шмель снимает пиджак и швыряет мне под ноги.
— Не привык к костюмам. Проверяй, если хочешь.
Нагибаться я не собираюсь, топчусь ногами по пиджаку, прощупываю.
Шмель кривится в улыбке:
— Убедился, что не обманываю. Убери пистолет, мы же друзья.
Я качаю головой:
— Мои друзья погибли. Я был на их могиле.
— Тоже верно. Помянем? Чеха, Механика, Днестра, Урала. Их с нами нет, а мы есть. Я возьму выпивку?
— Ты забыл еще одного друга, за которым я с детства в огонь и в воду. И в ЧВК тоже.
— Денис Шмелев. Мне его тоже не хватает. — Шмель трогает видоизмененный нос. — А чем тебя не устраивает Руслан Краско?
Я перекладываю пистолет в другую руку, вытираю вспотевшую ладонь. Вспоминаю, как добыл оружие в смертельной схватке с киллером.
— Тебе Пуля привет передавал. Сам не может, невезучий.
— Такого друга я не знаю.
— Не трепись! Я чую ложь носом!
— А я не вру.
— Не знаешь Пулю? Да или нет?!
— Успокойся, мистер категоричность. Я сказал, что Пуля мне не друг. Он моя ошибка. Ты ее исправил. Боец «Группы Вагнера» победил уголовника, так и должно быть.
Я вынимаю фотокарточку трех друзей, толкаю по столу к нему:
— С фотографией ты хитро придумал. «Встречаемся в нашем месте». Я был уверен, что все погибли, и только Злата знает про тайное место.
Шмель не спорит и не изображает сожаление. Он бодрится:
— Мы через столько прошли. Ты жив и здоров. Я рад. Выпьем?
— Сначала поговорим.
— О чем?
— Как ты нас предал. Расскажи. Послушаю.
— Видишь ли, Контуженый…
— Всё обо мне разнюхал.
— Знаю, что ты теперь не тихоня Никита Данилин, и не законопослушный командир Кит, а настоящий Контуженый, свихнувшийся на правде.
— Отклоняешься от темы.
— Как раз по теме. Признайся по чесноку, Контуженый, если бы не отпуск по ранению ты уверен, что выжил бы на той бойне?
Слово «бойня» мне не нравится. Мотаю головой:
— Это спецоперация.
— Какая, на хрен, спецоперация. Это настоящая война, кровавая бойня! Там смерть прилетает каждую минуту! Тебя спас госпиталь.
— А тебя?
— Садись, Контуженый. Это долгая история. Ты позволишь мне взять бокалы?
Он идет к шкафу с бутылками. Я контролирую его движения. Сажусь на край дивана, пистолет сжимаю в руке. Шмель устраивается на противоположном конце дивана. Открывает коньяк, наливает в бокалы. Он поднимает бокал, я слушаю.
— Если помнишь, у нас был план, заработать на войне на мирную жизнь.
— Я пошел воевать ради друга, попавшего в беду.
— Вот же заладил, Контуженый. — Шмель махом опустошает бокал, вытирает губы. — Короче, мы херачили минами по противнику и делали свое дело неплохо. А потом пришел Русик.
— С ним мы стали воевать лучше.
— Ну и что? Война же не будет вечно. Нужно думать о будущем.
Шмель наполняет бокал, я тороплю его:
— И что ты надумал? Стать Русиком?
— Не сразу, сначала ему завидовал. Пластиковые окна — это масштаб! После войны это прорва заказов и уйма денег. Не то что паршивая автомойка.
— Ты предал нас из-за денег?
— Не упрощай. Помнишь, как Лупик тыкал мне: я хозяин, ты мразь! Я слуга, а он господин. Достало! Я тоже хочу быть хозяином. Хозяином дома, хозяином завода, хозяином жизни!