Грешная жизнь герцога - Гурк Лаура Ли. Страница 42

– Вам приятно? – шепнул он, и когда она кивнула, он покрутил соски между пальцами, как он уже это делал утром, нежно и так приятно, что она снова застонала, а бедра ее задвигались по теплому шелку под ней. – А это? – спросил он, положив раскрытые ладони ей на груди. – Что вы чувствуете сейчас?

Пруденс издала слабый звук, пытаясь ответить, но его пальцы начали сжиматься и разжиматься, лаская ее груди, тепло внутри ее нарастало и распространялось, заставляя желать еще больше его, лишая способности вымолвить хоть слово.

– А так? – Он наклонился и взял в рот сосок, и тело Пруденс содрогнулось от необычного ощущения. К ее изумлению, он начал сосать, потягивая сосок губами, осторожно покусывая зубами, и наслаждение было таким совершенным, что она не могла удержаться от нежных всхлипов, рождающихся в горле. – Так хорошо?

Она утвердительно кивнула.

– Да, – выдохнула она. – Да.

Он потягивал и дразнил один сосок губами, другой пальцами, а она, воодушевленная его прикосновениями, поглаживала его волосы. Когда его свободная рука скользнула ей под юбки, мощная волна предвкушения прокатилась по ней, по опыту утра она знала, что последует дальше.

Но он привел ее в замешательство, потому что не стал трогать ее так, как утром, а легкими касаниями проводил рукой вверх и вниз по ее голому бедру.

Ее бедра пришли в движение, какая-то потребность не отпускала ее.

– Рис, – стонала она, вцепившись в его волосы, прижимая к груди его голову. Каждый раз, когда его ладонь скользила по внутренней стороне ее бедра, она чуть ближе снижалась к тому, что ей было нужно, но вскоре поддразнивание стало невыносимым. – О, не надо! Не надо!

Он приподнял голову.

– Не надо? – мягко повторил он и лизнул покрывшуюся пупырышками кожу вокруг ее соска, а его пальцы замерли на ее бедрах, возбуждая. – Я сказал, что не остановлюсь, помните?

Меньше всего она хотела, чтобы он останавливался. Отчаянно стремясь к тому наслаждению, которое испытала раньше, Пруденс потянулась к его руке.

– Трогайте меня, – шептала она, в смятении от собственного бесстыдства, прижимая его руку к месту, которое он трогал раньше. – Я не… я не хочу, чтобы вы останавливались, – сумела выговорить она, часто и тяжело дыша. – О, не останавливайтесь!

Рис опрокинул ее на спину, теперь она лежала на столе. Его руки были между ее бедер, но он снова начал дразнить ее, легкими движениями совершая круги вокруг магической точки, прикосновения к которой подарили ей утром такое наслаждение. Она снова выгнулась, побуждая его сделать то, чего она хотела, но он не уступал ее мольбам, продолжая возбуждать еще больше. Она шептала его имя, моля и побуждая, но он не давал ей того, чего она хотела.

– Трогайте меня, – отчаянно просила она, не в силах больше выдерживать сладкую муку. – Трогайте меня.

– Я трогаю вас.

Она покачала головой, словно обезумев.

– Вы знаете, что я имею в виду. – Она задыхалась, все ее тело горело в огне. – Трогайте меня, как раньше.

– Нет. – Он отнял руку, и у нее вырвался вздох разочарования, который сменился стоном, когда его горячие влажные губы впились в ее живот. – У меня есть для вас кое-что получше, моя опьяневшая девочка.

Она не могла вообразить, что могло быть лучше того, что он проделал с ней в поезде, но он раздвинул ей ноги и припал губами к тому особенному местечку, которое трогал утром.

Она вскрикнула, вздрагивая от потрясающего ощущения, вызванного этим чувственным поцелуем, и он остановился, приподнял голову:

– Вы меня любите?

– Да, – выдохнула она, выгибаясь к нему. – Да.

Он легко провел языком там, где, казалось, сосредоточилось все ее наслаждение.

– Скажите это. Я хочу услышать, как вы скажете это.

– Я люблю вас, Рис. – Ее пальцы теребили его волосы. – Я люблю вас.

Он начал ласкать ее языком, и неописуемое наслаждение вернулось, еще более сильное, чем раньше. Волны наслаждения следовали одна за другой, пока ей не стало казаться, что она вот-вот умрет.

Рис слышал слова любви вперемешку с бессвязными криками страсти, вырывающимися у нее, и эти смешанные звуки наполняли его удовлетворением. Боже, она была сладкой. Невыразимо сладкой.

Он не знал, что заставило его так настойчиво требовать слова любви, потому что не очень-то верил в любовь и, будучи циником, подозревал, что ее чувства вызваны блаженством первого сексуального опыта.

Но даже если ее любовь не была искренней, ему нужно было слышать эти слова, здесь, в этом месте, где не было любви, а только пресыщенная и извращенная ее имитация. Он хотел слышать слова любви от нее, потому что она была чистой и милой и совсем ничего не знала о темных безднах его детства. Потому что она пахла сладкой свежестью и безмятежностью, как лаванда, потому что в ее доброте и искренности он, может быть, нашел убежище гораздо надежнее, чем то место, в котором прятался в детстве.

Тело его требовало освобождения, но он не спешил, хотел снова услышать от нее слова любви, и когда она скажет, он будет упиваться этими словами и ее наслаждением, как утопающий упивается глотком воздуха.

Но он уже не мог сдерживаться дольше, поднялся и торопливо стал расстегивать брюки. Он слишком сильно возбудился, слишком хотел ее и боялся, что слишком быстро наступит разрядка, чего с ним не случалось с тех пор, когда он пятнадцатилетним костлявым юнцом переспал со своей первой любовницей.

Рис уложил ее на стол и лег на нее всем телом, стараясь перенести вес на руки. «Пруденс», – сказал он, напоминая себе, что она девственница, желая предупредить ее, чего ей ждать, собираясь не спешить, но она была такая бархатная и влажная, а его ощущения были такими сладострастными, что он понял: для предупреждения и осторожности не осталось времени. Он вошел в нее одним сильным ударом.

Она снова вскрикнула, на этот раз, он знал, не от наслаждения. Проклиная себя, он целовал ее, губами вбирая звуки ее боли, ненавидя себя за то, что стал причиной этой боли, даже когда наслаждался ее девственной упругостью.

Она повернула голову, с рыданием уткнулась в его шею, обхватив руками. Он покрывал поцелуями ее лицо, шею, ухо, волосы, словно это могло компенсировать ей потерю девственности. А когда ее ноги обхватили его и она начала выгибаться под ним, притягивая его, побуждая глубже входить в себя, вожделение воспламенило его и унесло чувство вины.

Он начал двигаться, стараясь не спешить, но ощущения были такими роскошными, что он не смог сдержать себя. Он потерялся в ее мягкости, его удары были глубокими и сильными, даже когда он пытался сказать ей, насколько она хороша. Он трогал ее грудь, целовал лицо, шептал возбуждающие и подбадривающие слова, но сам не понимал, что говорит, потому что совсем потерял самообладание. А когда он, наконец, достиг пика наслаждения, оно было настолько сильным, что походило на боль и раскололо его на тысячи бесконечно малых частиц.

Когда все закончилось и он упал на нее в блаженном изнеможении, ему по-прежнему хотелось слышать от нее те же слова.

– Любишь? – шепнул он, прижимаясь лицом к ее шее.

– Да, – прошептала она, проводя пальцами по его лицу.

Он приподнялся над ней, целуя, сжимая губами ее нижнюю губу:

– Скажи это снова.

Она засмеялась:

– Я люблю тебя.

Он тоже засмеялся, Боже, он смеялся там, где никогда не смеялся за всю свою жизнь.

Волна удовлетворения поднялась внутри его, такая мощная, что стеснило грудь. Он целовал ее снова, крепче и крепче, просунул под нее руки и крепко прижал к себе, уже не беспокоясь, означают ли ее слова простодушную страсть или что-то другое. Его больше не волновало, что он давным-давно перестал верить в любовь, что даже если это любовь, то он не заслуживает ее. Его волновали только эти слова, срывающиеся с ее губ, заставившие замолчать призраков, охотящихся за ним. По крайней мере, сейчас.

Глава 14