Грешная жизнь герцога - Гурк Лаура Ли. Страница 45

У Риса не было желания вести разговоры, он намеревался куда приятнее провести время. Но ему стало ясно, что прежде чем он сумеет склонить ее к своему взгляду на вещи, надо поговорить, а также использовать свои способности убеждать.

Он снова наклонился, чтобы поцеловать ее в шею, и свободной рукой взялся за ее маленький галстучек.

– Почему бы тебе не объявить тему? – предложил он, начиная расстегивать воротничок и проводя по шее языком.

Она зашевелилась, и, когда заговорила, ее голос выдал неровное дыхание, что ободрило его.

– Рис, что должна делать герцогиня, только подробно?

Его пальцы скользнули в распахнувшуюся блузку, оказавшись у края кружевного корсетного лифа. Ее кожа была на ощупь как теплое молоко.

– Что бы ты хотела знать?

Она слегка оттолкнула его – настолько, чтобы видеть его лицо.

– Когда я стану твоей женой и герцогиней, я хочу все делать правильно. Только не знаю как. – Ее темные брови слегка нахмурились. – Мне ужасно не хотелось бы совершать промахи.

Она выглядела такой озабоченной, что он не мог не рассмеяться.

– Дорогая, большинство герцогинь очень похожи на большинство герцогов. И маркизов, и графов, и так далее. Мы ничего не делаем. Мы ужасные бездельники и заняты тем, что даем или посещаем сказочные приемы, спуская свои состояния, если они есть, едим слишком жирную пищу, пьем слишком много шампанского и портвейна, путешествуем по разным странам, накапливая невероятное количество долгов, и ввязываемся в скандалы. И все потому, что большинство из нас мается от скуки.

– Я серьезно.

– Я тоже. – Он целовал ее и водил пальцем по ключице, а другой рукой ласкал ей затылок. – Пэры – это полевые лилии, [6] не ведающие забот, моя сладкая, – сказал он. – Нам не надо заботиться о хлебе насущном.

Она немного откинулась назад, с тревогой глядя на него.

– И мы тоже будем так жить, Рис? Как полевые лилии?

Именно на это он и рассчитывал, но по выражению ее лица понял, что ей это не нравится. В тот день на Литтл-Рассел-стрит он много наговорил ей всякой чуши об ответственности, лежащей на герцоге.

– Конечно, мы не будем вести праздную жизнь, – ответил он, приняв серьезный вид. – Мы будем… хм… делать добрые дела.

– Какие добрые дела?

– Я имею в виду благотворительность. – Рис распахнул ее блузку и сосредоточился на приятном занятии – продолжил целовать ей шею. – У нас куча денег. – Он проложил губами путь до атласа и кружев чуть выше грудей. – Я обещаю, что мы много раздадим тем, кто оказался менее удачлив.

Он положил ладонь на ее грудь. Ее пальцы сжались на его руке, но она не пыталась остановить его, когда он стал осторожно мять ее грудь через жесткую ткань корсета.

– О какой благотворительности ты говоришь? – Дыхание Пруденс стало неровным и частым.

– Любой, какая тебе будет по душе. Больницы, Армия спасения, вдовы военных… – Он замолчал и поцеловал ее в кончик носа. – Доступное жилье для одиноких девушек-швей.

– Я бы хотела что-то сделать для своих подруг из пансиона на Литтл-Рассел-стрит.

Ее голос прервался, и он нашел это многообещающим признаком.

– Все, что хочешь, для твоих подруг, – сказал он, уткнувшись в ложбинку между ее грудей.

Пруденс шевельнулась, издав неясный стон.

– Я подумала… ум-м… я подумала, мы могли бы им как-то помочь. – Она задыхалась, потому что он начал целовать соблазнительную выпуклость ее груди чуть выше корсета. – Но они такие гордые, они не хотят брать денег.

– Мы придумаем что-нибудь другое, – пообещал он и поцеловал выпуклость другой груди. – Чтобы они не думали, что это благотворительность.

На этот раз ему удалось уложить ее на траву, и она, оказавшись под ним, не сопротивлялась.

– Мы сможем помочь и сиротам тоже?

– Безусловно. – Рис припал к ее губам открытым ртом и запустил руку под юбки. Через тонкий слой муслина он почувствовал жар ее тела и воспламенился сам. Он впился в ее губы, наслаждаясь их вкусом, и продолжал водить рукой под ее панталончиками. Когда же он просунул два пальца за край чулка выше подвязки и потрогал ее там, от прикосновения к теплой шелковой коже голова у него закружилась.

Он со стоном прервал поцелуй и снова начал губами прокладывать дорожку к ее грудям. Одновременно легкими круговыми движениями он ласкал чувствительную кожу у нее под коленом.

Пруденс запустила руки в его волосы, беспокойно задвигалась под ним, испуская нежные стоны.

Рис смаковал эти эротические звуки, зная, что она возбудилась так же, как и он. Но он также помнил, что причинил ей боль в первый раз, и хотел, чтобы на этот раз она испытывала только наслаждение. Он высвободил руку из-под юбок и закончил расстегивать блузку. Ему хотелось совсем снять с нее блузку, но она воспротивилась, так что он оставил свои попытки. Однако когда дело дошло до корсета, он проигнорировал ее протесты и смешные слова, что без корсета она слишком толстая.

– Ты совершенство, – твердо сказал он и поцеловал ее. – Ты невероятно соблазнительная. Танцовщицы из «Мулен Руж» позеленели бы от зависти, как на той картине в Национальной галерее, если бы увидели тебя. Кроме того, – добавил он, поворачивая ее на бок, чтобы заняться корсетом, – женщина не может как следует заниматься любовью в такой упаковке. – Ослабив корсет, он смог расстегнуть крючочки спереди и снять атласную и кружевную детали вместе. Он бросил их в траву и снова уложил ее на спину. Удерживаясь на руках, он наклонился над ней и поцеловал.

Ее кожа была горячей, розовой от смущения, она ткнулась лицом в его шею, словно желая спрятаться.

– О, Рис, не надо, – шептала Пруденс, бессильно отталкивая его руку, когда он начал расстегивать пуговицы на ее нижней рубашке. – Нас могут увидеть.

Он засмеялся. Но когда она потребовала сказать, что его так рассмешило, он покачал головой, подавил смех и не стал говорить, что когда двое катаются по траве, любой человек будет точно знать, чем они занимаются, одеты они или нет. Отвлекая, он снова начал целовать ее и постепенно продвигался вниз.

Она была такой желанной, полуодетая, вся бело-розовая и пышненькая, ее голая кожа выглядывала то здесь, то там из кружев и муслина. Удерживаясь на одной руке, второй он распахнул ее нижнюю рубашку, обнажив грудь. В горле у него пересохло.

– Совершенство, – снова сказал он, обхватывая груди ладонями, лаская их, ощущая вставшие торчком соски. Вдыхая женское тепло и аромат, он играл ее грудями, дразнил и ласкал их ртом и пальцами. Когда он губами и языком нежно ласкал ее сосок, его собственное тело отвечало на эротический призыв.

Теперь она содрогалась под ним, смущение отступило перед всплеском возбуждения. Он и сам горел от желания, но старался сдерживаться.

Его рука потянулась к ней под юбку, двинулась по бедру вверх, потом поперек его и остановилась на том местечке, которое ему больше всего хотелось трогать. Когда его рука оказалась на холмике, бедра у нее задвигались, с благодарной готовностью вжимаясь в него. Медленно, очень осторожно он просунул кончик пальца, в разрез ее панталон…

Пруденс была влажной, роскошно готовой, и он не мог больше сопротивляться своей потребности.

– Перебирайся на меня, – сказал он ей, перекатываясь на спину, а когда она повиновалась, он задрал юбки и развел ее ноги поверх своих бедер. После этого его рука протиснулась между их телами, и большим пальцем он увеличил отверстие в ее панталонах, разорвав тонкий батист. Очень осторожно он раздвинул ее губы пальцами и качнул бедрами, полностью войдя в нее.

Она вздрогнула, и он замер.

– Я сделал больно? – спросил он, пугаясь.

Но она так решительно замотала головой из стороны в сторону, что ее волосы упали вниз, щекоча его лицо.

– Нет. О нет!

Рис почувствовал огромное облегчение и отчаянный голод желания. Она была такой тесной и влажной, она была такой восхитительной, что он не мог не захотеть большего. Он снова ударил вверх с намерением ускорить темп, но ее тело двигалось с неловкостью неопытности, и он понял, что придется немного подождать. Он судорожно втянул в себя воздух, стараясь умерить желание, отступая, чтобы показать ей, как добиться, того, чего она хочет.