Зной пустыни - Торн Александра. Страница 26

Поток посетителей не иссякал ни на минуту, но, как ни странно, все ухитрялись найти свободное место. Оглянувшись по сторонам, Арчер заметила, что она сидит за столиком в гордом одиночестве. На секунду ей стало неловко за такую роскошь. В таких случаях она обычно расплачивалась и уходила, чтобы не занимать дефицитное место. Но сегодня, когда официант поинтересовался, не налить ли ей третью чашку кофе, она с радостью согласилась.

Санта-Фе — подарок, который она преподнесла себе и намерена наслаждаться каждой минутой пребывания здесь. Откинувшись на спинку стула, Арчер принялась рассматривать посетителей. Как большинство художников, она любила по внешности определять характер людей.

Вот в компании белых сидит женщина-индианка. Лицо — мечта скульптора, прямые линии и углы. Да это же Грейс Целебный Цветок, мастер гончарного искусства. Потом Арчер обратила внимание на молодую пару. «Молодожены или любовники, — решила она, — с гораздо большим удовольствием они лежали бы сейчас в постели».

Недалеко от парочки сидел крупный мужчина с такими широкими плечами, что дубовый стул казался под ним шаткой табуреткой. Волосы словно посыпаны солью. Под нависшими бровями прятались живые синие глаза. Откинувшись на спинку стула и широко расставив ноги, он царил за столом, а сотрапезники раболепно внимали ему.

Арчер сразу вспомнила сцену из студенческой юности. Они рисовали обнаженную мужскую фигуру, и натурщик сидел в такой же позе, выставив свои гениталии, словно это были фамильные драгоценности, которыми он весьма гордился.

Поза и очевидная самоуверенность незнакомца показались ей вдруг невыносимо противными. Рубашка с короткими рукавами, штаны, ботинки с высокой шнуровкой. Скорее всего это один из тех типов, которые считают, что в этой жизни мускулы важнее мозгов.

Мужчина внезапно повернулся и оценивающе посмотрел на Арчер. Чувствуя, что краснеет, она резко встала. Наглый взгляд жег ей спину, и ей стоило немалых усилий, чтобы не обернуться.

Торопливо выйдя из отеля, она вдруг ощутила себя просто одинокой женщиной в чужом, незнакомом городе. Городок тем не менее был совершенно очаровательным, и пока Арчер бродила по центральной площади Санта-Фе, плохое настроение незаметно улетучилось.

За два последних года площадь абсолютно не изменилась. Хотя вряд ли Пласа Сентраль изменилась даже за последние сто лет. В середине красовалась эстрада в викторианском стиле, от которой в разных направлениях расходились узкие улочки. По трем сторонам площади выстроились галереи, магазины и рестораны. А северную часть занимало помпезное здание губернаторского дворца, где размещался исторический музей. Перед зданием индейцы, жители окрестных деревень, продавали горшки, украшения и корзинки.

Музей искусств, куда шла Арчер, находился на противоположной стороне площади и своей архитектурой напоминал о том, что когда-то на месте Санта-Фе стояло пуэбло — индейская деревня.

Открыв тяжелую дверь, Арчер оказалась в вестибюле, где за полукруглым справочным столом читала книгу одинокая женщина.

— Не могли бы вы сказать, в каком зале откроется выставка де Сильвы и Гаррисон?

— В новом крыле, — ответила женщина. — Здесь невозможно заблудиться, идите прямо и попадете куда надо.

Арчер дошла по плавно спускающемуся коридору до стеклянных дверей, которые отделяли старую часть здания от новой, и задрожала от радостного предчувствия. Через две недели здесь будут экспонироваться ее работы!

Сначала она решила, что в зале никого нет, но, обогнув перегородку, увидела стоявшего спиной к ней мужчину. Судя по одежде, это охранник. Но когда человек обернулся, Арчер сразу узнала его и хотела покинуть зал. Но незнакомец уже шел ей навстречу, и она собралась встретить его лицом к лицу.

— Могу чем-нибудь помочь вам? — лениво улыбнулся он.

Хотя Арчер была отнюдь не маленькой, мужчина возвышался над ней, как башня над хижиной. Она почувствовала себя неловко, прикинув, что в нем никак не меньше шести футов и трех или четырех дюймов.

— Я хотела узнать, где будет выставка Де Сильвы и Гаррисон.

— Здесь. — Глаза обласкали ее тело, как руки опытного любовника.

— А вы не знаете, когда начнется монтаж экспозиции?

— На следующей неделе. По крайней мере так говорят.

— Спасибо.

— Вы ведь не здешняя, правда? — Не сбавляя шага, она торопливо кивнула. — Вам нравятся мексиканские блюда?

— Мне кажется, вас это не касается.

Он не обратил внимания на отпор.

— Если во время ленча вы еще будете в районе площади, то загляните в «Шед». Это на Пэлис-авеню, в двух кварталах отсюда. Там готовят лучшие в мире кукурузные блинчики. Только возьмите к ним побольше сыра.

— Вряд ли к этому времени я буду на площади, — огрызнулась Арчер.

Однако прошло уже три часа, а она продолжала бродить по магазинчикам и галереям, окаймлявшим площадь. Голод уже давал о себе знать, при мысли о блинчиках у Арчер потекли слюнки. Если этот мужлан груб и фамильярен, еще не значит, что она должна отказывать себе в удовольствии вкусно поесть.

Арчер провели к столику у окна, и вскоре перед ней уже стояли порция кукурузных блинчиков, сыр и пиво. Не успела она сделать первый глоток, как ее внимание привлек шум. Оглянувшись, она, к крайнему своему неудовольствию, увидела проклятого незнакомца, к которому наперегонки кинулись официантки, стремясь усадить на самое почетное место.

— У меня здесь назначена встреча, — сказал он, направляясь к столику Арчер.

«Если он полагает, что со мной, то сейчас убедится в своей ошибке», — со злостью подумала та.

— Вижу, вы последовали моему совету. Не возражаете, если я присяду за ваш столик?

— Возражаю. И очень.

— Ну перестаньте, Арчер, зачем так волноваться.

— Если вы сию же минуту не оставите меня в покое, я попрошу вызвать полицию, — взорвалась она и вдруг поняла, что он назвал ее по имени. — Откуда вы знаете, как меня зовут?

— Я видел вашу фотографию в альбоме, который музей выпустил к выставке Де Сильвы — Гаррисон.

— Вы ставите меня в неловкое положение. Вам известно мое имя, но я не знаю вашего.

— Позвольте представиться: Роман Де Сильва.

* * *

В ночь после возвращения домой Алана преследовали дурные сны. Очнувшись от кошмаров, он обнаружил, что лежит на кровати одетый и в мокасинах. Он встал и пошел в конюшню, где его тихим ржанием приветствовала Одии. Ей нужно больше двигаться, ведь она много часов провела в прицепе. Но на первый раз Алан решил ограничиться получасовой прогулкой.

Он слишком надолго оторвался от живописи, и теперь его жгло страстное желание выразить себя на холсте. Мастерская, выстроенная из необожженного кирпича с закругленными краями и плоской крышей, которую поддерживали четыре массивных деревянных бруса, находилась напротив дома.

В ней все было готово для работы. Это Хэнк позаботился, и Алану стало стыдно за те грубости, которые он наговорил верному другу.

В отличие от многих других художников он предпочитал сам натягивать холсты на раму. Потом взял набор тюбиков с грумбахеровскими масляными красками, подобрал кисти — от пятидесятидолларовых с натуральным ворсом до дешевых синтетических, прихватил карандаши и видавшую виды палитру, достал с полки скипидар, льняное масло и сложил все это на широкий стол рядом с мольбертом.

Отступив на несколько шагов и пристально глядя на холст, Алан стал ждать, когда в голову придет идея. Если бы у него сейчас спросили, что он собирается рисовать, Алан бы не смог ответить. Казалось, идеи зрели в глубинах сознания, а потом неожиданно распускались, как весенние цветы, дождавшиеся своего часа. Если он долго смотрел на холст, то постепенно возникала желаемая картина. Всякий раз, стоило Алану собрать инструменты и краски, случалось чудо, перед ним возникали чудесные видения, которые сами просились на полотно.

Художники по-разному объясняют феномен, названный профанами вдохновением. Арчер Гаррисон как-то сказала ему, что ее скульптуры уже существуют в глине, она просто убирает лишнее. Великий художник из племени навахо Четлахе Паладин говорит, что сюжеты ему подсказывают давно умершие художники, с которыми общается его дух. Но эти «как» и «почему» не играют никакой роли. Творческая энергия существовала во все времена и у всех народов.