Жизнь на излом. Ранение навылет (СИ) - Светлая Есения. Страница 16

Только когда завтрак был съеден, и они приступили к чаю, Вера Николаевна спросила:

– Глеб, завтра поминки. Ты сказал, что все организует этот депутат.

– Да, он мне звонил. В одиннадцать в кафе, там же где и в первый раз собирались. Будут все его сотрудники, друзья, знакомые. Всем сообщили. За нами приедет машина.

– А сам где был, не расскажешь?

От этого вопроса Глеб напрягся и стало заметно, как пальцы, сжимающие бокал, побелели. Но голос даже не дрогнул, когда мать наконец-то услышала ответ:

– Немного, но муторно решал вопрос с полицией. Работодатель отца помог, иначе так быстро не похоронили бы. Потом с начальником охраны мы просматривали копии записей с камер у того торгового центра, где убили отца. А потом мне передали ключ от его кабинета.

– У него был кабинет? Я думала все бумаги здесь, дома…

– Да, был маленький закуток в конторе. Мне отдали ключи, я забрал оттуда его ноутбук и кое-какие бумаги, пока не добралась полиция. Лишнее уничтожил. Ты же понимаешь, мама, что они найдут к чему придраться.

– Господи, неужели он занимался чем-то незаконным?

– Нет, конечно, нет, – слишком поспешно ответил Глеб, делая успокоить мать. – Все нормально. Но я перестраховался.

– Я не верю, что они кого-то найдут, – обреченно произнесла мать. – Такая незаслуженная смерть.

– Мам, не надо. Не думай об этом, прошу, – Глеб накрыл руку матери своей ладонью. – Этими думами и переживаниями ты его не вернешь. Надо смириться.

– Да, сын, – вздохнула женщина, с лица которой так быстро сошла улыбка, и набежала тень. – Я, пожалуй, пойду прилягу. Вы на меня не обращайте внимания, мне пока еще очень тяжело все это принять.

– Спасибо за вкусный завтрак, – тихо проговорила Кира, но в ответ Вера Николаевна ничего не сказала и безмолвно ушла в свою комнату.

19

Кира в молчании опустила голову. Она не знала, чем еще могла помочь бедной женщине в ее таком страшном, ревущим душу на части горе. И отчего чувствовала стыд за свою беспомощность.

– Кир, может ты к нам переедешь? Мне пока нужно будет уехать из города, не знаю насколько. За мать переживаю. А вы вроде сошлись характерами.

– Нет, Глеб, – чуть резче, чем хотелось, ответила Кира. – У меня практика начинается через два дня. Ну сегодня я еще могу с вами побыть, но не все время. Мне же добираться очень далеко. Как я буду ездить? И потом, куда ты снова уезжаешь? Почему молчишь, ничего не рассказываешь! Ладно, матери не хочешь, но мне то ты можешь сказать правду?

– Могу, Кира. Могу. Только всей правды я и сам не знаю. Вот и езжу, капаю как ищейка, эту правду ищу, гнусную и неприглядную. И сознаться и в глаза этой правде посмотреть страшно. Не верю я во все это, не верю. Какой бы ни был отец строгий, я люблю его, понимаешь? А там бумаги, и люди звонят… Нет, не могу, прости. Пока сам со всем не разберусь, ни слова не скажу. Ты если считаешь, что я неправ и мало времени тебе уделяю, прости. Захочешь расстаться, я пойму.

– Да ты что, Глеб! Что ты, любимый!

Кира взглянула на перекошенное от боли и горя лицо парня и отругала себя. Ну что она тут взялась отношения выяснять? Разве время сейчас для всего этого? – Я поживу, поживу, конечно. Что-нибудь придумаю, раньше вставать буду…

Глеб от ее ласкового голоса, сквозь который всё-таки пробивались слезливые нотки обиды, словно очнулся. Тряхнул головой и, чуть потянувшись, сгреб девушку в охапку. Усадил на колени, прижал крепко, вдохнул аромат ее волос, и вроде бы стало легче.

– Прости, Киреныш. Сорвался. Прости. Если не хочешь, я не принуждаю. Я бы мог Юрку попросить, он ведь в твой район каждое утро теперь ездит, у него там работа. Он не таксист, денег не спросит. Ты бы меня очень выручила, если бы пожила с матерью до моего приезда.

Кира, скидывая с себя нервное оцепенение, судорожно вздохнула. Одно другого не легче – обидеть Глеба или каждый день ехать в одной машине с напрочь обнаглевшим Юркой.

– Глеб, он… нравлюсь я ему. Он сам сказал. Мне неудобно будет с ним. Я не смогу.

– Девочка моя, – улыбнулся по-доброму Глеб, – я знаю. Он сам мне все рассказал, что ты ему тоже понравилась. Но мы с ним поговорили, он обещал, слово дал, что лезть в наши отношения не будет. Пока мы вместе.

Кира снова вздохнула и согласно кивнула. А что ей оставалось делать в таком случае? Ругаться с Глебом не хотелось. И то, что Юрка признался другу в своей симпатии, это хорошо. Ей не хотелось иметь тайн от Глеба.

– Когда ты хочешь уехать?

– Завтра рано утром. Сегодня мне нужно попасть к юристу, а завтра обязательно нужно уехать.

– Ты договоришься с Юрой? Мне бы еще вещи сюда привезти.

– Киреныш, все сделаем! Побудешь сегодня со мной?

В ответ Кира лишь склонилась и прижалась к горячим и сладким губам любимого. Целовала долго и медленно, сжимая холодными ладошками его лицо, выплескивая всю свою нежность и томившую душу тревогу.

Мгновения, проведенные без любимого, всегда кажутся вечностью, а вечность, проведенная вместе, кажется лишь жалким мгновением. Вот и день для Киры и Глеба оказался лишь таким жалким мгновением, снова ворующим их счастье, – он пролетел быстро, суетно, раздражающе. Вера Николаевна, когда узнала, что Глеб собирается вновь уезжать, схватилась за сердце. Ей действительно стало плохо, пришлось вызывать скорую. Накололи уколов, оставили рекомендации, велели соблюдать постельный режим. Глеб ходил мрачнее тучи, понимая, что не имеет прав оставлять мать одну в таком состоянии. Но и оставаться он не мог. И как же он был благодарен своей маленькой хрупкой девочке, которая так честно призналась и в своих опасениях про Юрку, и в том, что она с очередным сердечным приступом матери может не справиться. Да, он не имел морального права вешать все это на нее, но по-другому не мог.

Юрка, выслушав просьбу друга, согласился легко, и даже заверил, что смущать своими необдуманными словами Киру больше не будет. Договорились, что он будет привозить и отвозить невесту Глеба каждый день, ему это все равно несложно – новая работа находилась в том же районе, где жила и работала Кира.

А потом наступила ночь, полная нежности и надежд, тревоги и невысказанной грусти. Ночь, которая с каждой новой минутой одновременно разлучала и дарила, которая укутывала своим покрывалом, стараясь сберечь то ценное, что еще теплилось в молодых горячих сердцах, то, что еще не утратило свою изначальную силу.

Утром Глеб уехал. Нежно обнял, только недавно заснувшую притихшую Киру, поцеловав в висок. Мать спала, и после снотворных, возможно, проспит еще долго.

Он быстро собрался, забрал деньги, ключи, нужные документы и вышел из дома. Времени оставалось мало и нужно было торопиться. От его решительности и так необходимой в сложившейся ситуации дерзости теперь зависело многое. Глеб, взглянув еще раз на окна, вышел к автомобильной стоянке у дома и сел в подъехавший черный дорогой автомобиль.

20

Кира. Настоящее время .

Чтобы не терять времени, и не упустить возможность устроиться на работу, Кира быстро переоделась в скромный деловой костюм. Да, он превратил ее совсем в серую мышь. Но, кажется, в таких учреждениях таких и любят: скромных, безропотных, не выделяющихся из толпы.

Добралась до старого города на автобусе, все еще не желая брать с собой телефон и вызывать такси. С каким-то особым благоговением прошлась по знакомым улочкам, скверу. Пешком дошла до дома инвалидов, потратив на это еще почти час. Когда на горизонте показалось новое высокое здание, выделяющееся ярким желтым пятном среди серых построек, прибавила шаг. До обеденного перерыва оставалось совсем чуть-чуть, хотелось успеть на собеседование. В том, что ее примут на работу, Кира не сомневалась. За озвученную зарплату сюда, скорее всего, мало кто стремился. Ну а ее ценник интересовал меньше всего. Ей нужно было место, где она могла бы забыться тяжелой работой. То, что здесь работа предстояла нелегкая, сомнений не было.