Читай меня вслух. Том 1 - Юркина Евгения. Страница 61

Каждый тяжелый шаг за дверью возвращал воспоминания. Эти ноги нарочно раздавили ее очки, когда она защитила маму; эти ноги спешно убегали прочь от разговоров и объяснений; эти ноги намертво вросли в пол, когда семья уезжала из дома. Шаги стихли, дверная ручка дернулась, заскрежетали замки. Каждый поворот ключа в замочной скважине возвращал воспоминания. Эти руки швыряли вещи и хлопали дверью; эти руки забыли, что такое объятия; эти руки могли только разрушать.

Ее тело пронзила острая боль, точно воспоминания были иголками, которые загнали под кожу.

– Я не могу, – она с трудом выдохнула эти слова. В легких не осталось воздуха. Обида стала комом в горле.

Катя бросилась к лестнице и, перепрыгивая ступеньки, устремилась вниз. Она боялась увидеть отца, заговорить с ним, попасться ему на глаза. Поэтому, выскочив на улицу, побежала прочь, не разбирая дороги. Холодный воздух свистел в ушах и обжигал горло. Она остановилась, только когда боль в боку стала невыносимой. Уперлась руками в колени, пытаясь отдышаться. Изо рта вырывался пар, щеки пылали, сердце колотилось в груди, как отбойный молоток.

– Ка-а-тя-я! – где-то поблизости звал Леша. Он последовал за ней и настиг быстрее, чем она успела прийти в себя. – Что с тобой?

Леша осторожно коснулся ее плеча, словно она была фарфоровой вазой, способной разбиться от одного лишь прикосновения.

– Я не могу, – повторила Катя. Слова противно царапали горло.

– Ты приехала за двести километров отсюда, чтобы сдаться у порога?! – возмутился Леша.

– Прости, – тихо сказала она, потупив взгляд. – Есть преграды, которые никогда нам не покорятся.

Казалось, эта фраза растопила сердце Леши и остудила его пыл. Он устало опустил плечи и выдохнул, точно демонстрируя свое смирение.

– Если тебе и вправду было нужно это, ты бы не сдалась, – сказал он осторожно, боясь ненароком обидеть, и протянул руку: – Пойдем!

Его ладонь была холодной и крепкой – полная противоположность ее дрожащим рукам. Вдвоем они зашагали прочь, устало ступая по скрипучему снегу. Уже совсем стемнело, и покрытые снегом машины призраками маячили в свете фонарей. Всю дорогу они молчали, уже не стесняясь тишины. По пути зашли в магазин, чтобы купить сосисок для собаки, живущей под лавкой. Она встретила их у вокзала, приветливо махая хвостом и нетерпеливо облизываясь.

Усевшись на скамью, они стали ждать автобус. Предчувствие расставания развязало им языки – каждый хотел сказать то, что мог больше никогда не произнести. Первой заговорила Катя:

– Тебя наверняка одолевает вопрос, почему я решила приехать к отцу, но так и не нашла в себе сил встретиться с ним. На самом деле, я ехала сюда не к нему. – В этот момент выражение лица Леши резко изменилось. Он отвел глаза и кашлянул, точно это был их условный знак приближения к «красной черте». Но Катя собиралась сказать совершенно иное, а потому невозмутимо продолжила: – Я ехала сюда в погоне за своими иллюзиями, за человеком, который задал мне слишком сложное задание. Мне хочется быть с тобой предельно честной, но если я скажу правду, ты сочтешь меня сумасшедшей и сбежишь.

– Но до сих пор ведь не сбежал, – Леша нервно дернул плечами.

– Я приехала сюда ради очень близкого мне человека. Но я, как и он, не в силах вырваться из своей реальности и перебороть страхи. А потому мы, возможно, никогда не встретимся. Я мастер терять друзей по переписке…

Эти слова задели Лешу. Он вопросительно посмотрел на Катю, которой стало неловко от его пронзительного взгляда. Она сказала это нарочно, чувствуя необходимость объясниться хотя бы сейчас. Где-то в этой истории с прошлым все-таки нужно поставить точку.

– Мне очень жаль, что так произошло, – сухо сказал Леша и отвернулся. У слов, которые он действительно хотел ей сказать, давно истекли все сроки давности.

Она могла найти себе оправдание, но пришлось бы рассказывать слишком долго. Когда Катя покинула дом, она разорвала все ниточки, соединяющие ее с прежней жизнью, просто потому, что возвращаться к воспоминаниям оказалось слишком больно. Она получала письма от друга, но оставляла их без ответа. И сейчас, чувствуя обиду Леши, Катя понимала, как подло поступила с ним.

– Это я во всем виновата.

– Да брось ты, – небрежно сказал он и пнул ногой камешек. – Зато мы остались друг для друга хорошими воспоминаниями.

– Я боюсь, что снова превращаю дорогого человека в воспоминания, – честно призналась она. От слез защипало в глазах. Она отвернулась, чтобы украдкой смахнуть слезы.

– Может быть, для того с нами и произошло все именно так? Чтобы ты больше не допускала тех же ошибок?

Катя оставила вопрос без ответа, а Леша дружески похлопал ее по плечу, точно хотел сказать этим жестом: «Я не обижаюсь, все хорошо». Возможно, именно это он и собирался озвучить, но подъехавший автобус перебил его.

– Спасибо тебе! – сказала Катя на прощание, стоя на ступеньке автобуса.

– Когда напишешь книгу со своими метафорами, не забудь прислать мне один экземпляр с автографом, – он подмигнул ей.

Катя расположилась у окна и в последний раз помахала Леше рукой. Улыбнулась, хотя в глазах уже стояли слезы. Она достала из сумки блокнот, непослушными от холода пальцами нашарила ручку и записала на случайно открытой странице: «Я провалила твое испытание. Теперь можешь обвинять меня в том, что мы с тобой не встретились. Отзовись в последний раз, чтобы попрощаться. Я знаю, ты не любишь этого делать. Но мне необходимо знать, что ты это прочитал». Она захлопнула блокнот и крепко сжала его, мысленно призывая Ника откликнуться.

За ней, плачущей, украдкой наблюдала пожилая дама, которая, видимо, не могла определиться с тем, что чувствовала: любопытство или сострадание. Ей то хотелось утешить попутчицу, то отвернуться. Катя ощущала на себе ее пристальный взгляд, а поэтому сидела не двигаясь, давая возможность беспрепятственно наблюдать за собой. Что ж, если она никогда не видела плачущих людей, пусть насмотрится вдоволь!

За окном тянулась нескончаемая снежная полоса; белое на черном – практически визуализация ее жизни. Она прислонилась к холодному стеклу и устало закрыла саднящие глаза. Сквозь дрему Катя слышала шум автобуса, грохочущего на кочках, как старое корыто. В очередной раз их подбросило так, что Катя ударилась лбом о стекло. Блокнот, зашелестев страницами, упал на пол. Тихо чертыхнувшись, она потерла рукой ушибленное место и полезла под кресло. Блокнот нашелся сразу, представ в раскрытом виде – на той самой странице, где она оставила последнее послание Нику. К ее округлому почерку добавился еще один, корявый и убористый. Им была выведена единственная фраза: «Читай меня вслух». Катя поднесла блокнот ближе, убеждаясь, что правильно разобрала буквы. Радость от долгожданного ответа сменилась недоумением. Что на этот раз он хочет сказать?

Она решила дождаться пояснений и уставилась в блокнот. За двадцать минут не прибавилось ни точки. Катя вновь переключила свое внимание на пейзаж за окном. Автобус уже катил по городу, горящему разноцветными огнями. Рекламные вывески, первые гирлянды к новогодним праздникам, фары встречных машин – всюду свет и мерцание, от которого зарябило в глазах.

Вот рекламный щит с надписью «Я люблю тебя» – очень мило, хоть и шрифт подобран неумело. А вот афиша концерта с той же фразой в названии. Катя улыбнулась – ей нравились такие совпадения. В ее карманах можно было отыскать счастливые билетики и чеки с круглыми суммами; она всегда загадывала желания, если видела на часах идеальные комбинации цифр, и пыталась усмотреть в каждом совпадении знак.

Автобус остановился на светофоре, прямо напротив дорожного указателя. Но вместо привычных маршрутов, которые должны были отражаться на нем, Катя увидела одну повторяющуюся фразу: «Я люблю тебя». Что-то сродни интуиции кольнуло ее под ребра. Она схватила сумку и, прижав блокнот к груди, вскочила со своего места.

– Разрешите, я выйду здесь, – взволнованно сказала она водителю. Тот недовольно посмотрел на нее, но двери все-таки открыл. Выпрыгивая на тротуар, она крикнула слова благодарности, но двери уже захлопнулись.