Скажу вам, как погиб он - Алекс Джо. Страница 27

— Мистер Драммонд спросил о чем-нибудь?

— Да. Он спросил о погоде на завтра. Ему казалось, что после такой теплой ночи может разразиться гроза. И еще о том, какие лучше взять крючки — одинарные или тройные… Я сказал, что, быть может, у этих современных тройных и есть свои достоинства, но я этих достоинств не вижу. Тогда он рассмеялся и сказал, что возьмет одинарные. И пошел в дом.

— А дальше что?

— Ничего… Ну разве, может, только… Но это неважно, потому что если этот преступник ударил мистера Алекса в час ночи, то его же не могло быть тогда в саду…

— Что? — спросил Паркер. — Рассказывайте, дядюшка Мэлахи. Все может пригодиться. Пока мы даже еще не знаем, что именно.

— Так вот, в одиннадцать, ну, может, за пару минут до одиннадцати, я шел с псами вокруг клумбы. Вдруг они насторожились и стали тихо ворчать. Затем побежали к двери и начали там нюхать. Я заглянул через стекло, но в холле было темно, и я ничего не увидел. Сразу после этого часы в Мэлсборо отбили одиннадцать.

— Значит, это произошло за две или три минуты перед одиннадцатью?

— Да.

— Но не за пять?

— Нет. Пожалуй, нет. Часы стали бить сразу после. Потом я прошелся с псами вокруг дома, заглядывая туда, сюда… посмотрел на лестницу, ведущую к пристани, и вернулся обратно. Было светло и ночь тихая. Я и вздремнул немного…

— А как вы думаете, дядюшка, — Паркер понизил голос, — кто убил мистера Иэна Драммонда?

Мэлахи поднял на него свои спокойные синие глаза, слегка сейчас покрасневшие.

— Как я думаю? Я думаю… Но я не могу вам этого сказать, потому что вы из полиции. А когда говоришь с полицией — надо знать. Или знать, или хотя бы слышать. Иначе можно обидеть невиновного.

— Не бойтесь, Мэлахи. Мы никого не обидим. Мы лишь хотим узнать правду. И вы можете нам в этом помочь.

Старик некоторое время молчал, глядя на Паркера.

— Эта жена ему не подходила, — сказал он наконец. — Я не знаю, кто его убил. Но, наверно, если бы он женился на какой-нибудь порядочной девушке, а не на этой комедиантке, он был бы жив до сих пор, и сегодня мы бы поехали на рыбалку.

Мэлахи опустил голову и вытер глаза рукавом.

— Вы уже можете идти, дядюшка, — сказал Паркер и взял его под руку. — Думаю, вы нам очень помогли. Спасибо.

Мэлахи махнул рукой и, вытирая слезы, двинулся к дверям в сопровождении Паркера. Алекс открыл шторы. Уже светало. Лодка напрасно будет ждать на пристани, Иэн Драммонд не поедет на рыбалку. Какая-нибудь рыба, глядящая сейчас в светлеющую поверхность воды, никогда не узнает, что своей жизнью она обязана кому-то, кто убил Иэна Драммонда, рыболова, который ее уже не поймает. Алекс встряхнулся. Паркер вернулся и сел напротив.

— Так как было дело с этими тремя ударами? — спросил он.

Алекс повторил ему содержание фрагмента из «Орестеи», который прозвучал во время вчерашнего ужина.

— Так… — инспектор задумался. — Ну что ж, давай пока поговорим с миссис Люси Спарроу. Ее кулон, а также, кажется, и скальпель находятся в этой комнате. Но стоит ли допрашивать ее здесь?

— Она врач, — сказал Алекс. — Она привыкла к виду крови.

— Может, ты и прав, — кивнул Паркер. Он прикрыл уголком платка кулон, а под платок сунул скальпель. — Его рукоятка сфотографирована и с нее сняты отпечатки пальцев. Мы можем провести маленький эксперимент. Джонс!

— Да, шеф?

— Ступай наверх и пригласи сюда миссис Спарроу, если она может спуститься.

— Есть, шеф!

— И… Впрочем, ничего. Как идут поиски в доме?

— Стивенс и Симмс осматривают все по очереди, от чердака до погреба. Мы не знаем, можно ли обыскивать комнаты гостей и хозяев.

— Пока воздержитесь с этим. А сейчас иди за миссис Спарроу.

Джонс исчез, закрыв за собой дверь.

— А ты заметил, — спросил Паркер, — что когда дверь закрыта, из дома сюда не проникает ни единый звук?

— Да, Иэн мне говорил, что в эту комнату даже не стучат. Он был очень чувствителен к шуму и сказал, что только здесь ему ничего не мешает и ничего не отвлекает.

— Вот как. Наверно, поэтому все двери в доме так хорошо смазаны. Жуткая комната. Здесь можно даже орать — никто не услышит. Пробковые стены. Плотные белые шторы. — Он осмотрелся. — Быть может, Иэн крикнул тогда? У собак слух лучше, чем у людей. Сейчас мы уже знаем, что Иэн был убит между 10.45 и 11.15. Значит, время 10.57, на которое указал Мэлахи, находится приблизительно в середине этого периода и представляется наиболее вероятным.

— Здесь миссис Спарроу, шеф, — сказал Джонс.

— Пригласи и закрой за ней дверь.

— Да, сэр.

При виде вошедшей женщины они оба поднялись с мест. Люси Спарроу была одета в темно-серое платье, на ногах — серые туфли с белой подошвой, на тонких высоких каблуках.

— Моя фамилия Паркер, я — инспектор Скотленд-Ярда, — сказал Бен. — Вы, конечно, знаете о трагическом несчастном случае, который произошел несколько часов назад в этом доме?

— Да. — Голос Люси был ровным и спокойным. — Ваш подчиненный сказал нам… моему мужу и мне, что Иэн… мистер Драммонд был убит. Он просил нас оставаться в комнатах. И это все, что я знаю.

— Так. — Паркер смотрел ей прямо в глаза. — Следовательно, вы не знаете, как погиб Иэн Драммонд?

— Нет.

— Понимаю… — Бен умолк.

Алекс сидел, глядя на Люси, и вдруг глубоко вздохнул. Ну конечно! Почему он раньше об этом не подумал? Тогда, стоя во мраке и глядя на неподвижную, едва видимую фигуру за столом, он услышал за собой дыхание. Это не было дыхание ни Люси, ни Сары Драммонд, ни ее горничной Кейт Сандерс. Это было дыхание мужчины! Он не знал, по каким признакам это определил, но был уверен, что это так. Дыхание мужчины.

— Вчера после обеда, — сказал Паркер, — играя в теннис, вы получили травму, не так ли? — он смотрел на ее левую руку. Люси невольно подняла ее, несколько раз согнула и пошевелила пальцами. — Сейчас она вас уже не беспокоит?

— Нет. — В ее голосе прозвучало легкое удивление. — Но я по-прежнему над ней работаю. Перед ужином я носила ее на временной перевязи, но после нескольких сеансов массажа пришла к выводу, что мышца не надорвана, и решила как можно больше двигать рукой. У меня завтра операция. Я хирург.

— Это мне известно, — Паркер склонил голову. — Не нужно быть инспектором полиции, чтобы знать вашу фамилию.

Люси оставила этот комплимент без ответа.

— А когда вы пришли к выводу, что рука нуждается в движении?

— Что, простите? — Она взяла себя в руки. — То есть, разумеется, я буду отвечать на все ваши вопросы, раз вы представитель закона.

— Благодарю вас.

— Так о чем вы спрашивали? О том, когда я пришла к выводу, что мне надо двигать рукой? Сегодня, когда меня разбудил ваш подчиненный.

Паркер поднял брови.

— Простите, — сказал он, — но, казалось бы, что в минуту, когда вас будят на рассвете таким сообщением, вы должны были бы подумать о чем угодно, кроме этого. Как я должен себе это объяснить?

— Меня что, подозревают в убийстве Иэна Драммонда? — спокойно спросила Люси. — Если так, прошу разрешить мне связаться с моим адвокатом. Кажется, закон дает мне право на это.

— Разумеется. И если бы вас подозревали в убийстве, вы могли бы отказаться от любых показаний до встречи с адвокатом. Но мне кажется, что это вы выдвинули такое предположение. Я этого не говорил.

— Хорошо, — Люси пожала плечами, — в таком случае, я должна вам сказать, что меня не удивляет ваш последний вопрос. К сожалению, мои руки не являются лишь моей собственностью. Так случилось, что завтра от их состояния в буквальном смысле зависит жизнь человека и счастье его семьи. Если бы я приступила к операции, не будучи уверенной в функционировании моих рук, я могла бы убить человека, с той лишь жуткой разницей, что Скотленд-Ярд никогда даже не приступил бы к следствию, а я была бы безнаказанной в глазах людей. Даже семья этой бедняжки благодарила бы меня за мою бескорыстную, хотя и неудачную работу. Мне стоило лишь сказать: «Мы сделали все, что было в человеческих силах», или что-нибудь в этом роде. Поэтому, когда сегодня утром меня разбудили ужасным известием о судьбе Иэна Драммонда, которого я считала своим сердечным другом и смерть которого явилась для меня огромным ударом, — я не впала в истерику и не заплакала. Я работаю лицом к лицу со смертью и постоянно вижу честных и добрых людей, которые погибают и которых мы не можем спасти. Я постоянно борюсь со смертью. Мне нельзя ей поддаваться, а завтра утром я буду оперировать. И это будет одна из труднейших операций в моей жизни. А я ведь, как вы знаете, не занимаюсь удалением аппендиксов. Поэтому, несмотря ни на что, я первым делом подумала о своей руке. И сейчас о ней думаю. Кажется, мой ответ был длиннее, чем вы ожидали. Но я не хотела… — тут ее голос слегка дрогнул, — я не хотела, чтобы кто-нибудь, даже посторонний, мог бы подумать, что смерть Иэна не потрясла меня. — И вдруг в ее глазах показались слезы. Она вытерла их маленьким платочком и выпрямилась. — Простите.