Последнее королевство - Корнуэлл Бернард. Страница 52
– Да, мой, – ответила она дерзко.
– Похоже, славное животное. Идемте.
И он повел нас через дверь в свою личную комнату с высокой конторкой, за которой можно было писа?ть стоя. На конторке стояли четыре подсвечника, но днем свечи не горели. На маленьком столике я увидел чашу с водой, в которой король отмывал пальцы от чернил. А еще я увидел низкую постель, застланную овечьими шкурами; стул и на нем – стопку из шести книжек и нескольких пергаментов; невысокий алтарь с распятием из слоновой кости и двумя украшенными камнями ковчегами; на подоконнике – остатки трапезы. Такова была комната короля. Он отодвинул тарелки, встал на колени, чтобы поцеловать алтарь, затем уселся на подоконник и принялся затачивать перья.
– Хорошо, что вы приехали, – сказал он приветливо. – Я собирался поговорить с вами после ужина, но увидел в саду и решил побеседовать прямо сейчас.
Он улыбнулся, а я, неотесанный болван, нахмурился. Брида устроилась у двери вместе с Нихтгенгой.
– Олдермен Этельред сообщил, что ты отличный воин, Утред, – сказал Альфред.
– Мне везло, господин.
– Везение – это хорошо, во всяком случае, так говорили мне воины. Сам я еще не занимался теорией везения, возможно, никогда и не буду. Разве удаче есть место, если Господь располагает?
Он несколько секунд смотрел на меня, хмурясь, явно ожидая услышать возражения, затем решил отложить решение проблемы до следующего раза.
– Итак, полагаю, я ошибался, собираясь сделать из тебя священника?
– В самой идее нет ничего дурного, господин, – сказал я, – но у меня нет желания становиться священником.
– И ты от меня сбежал. Почему?
Полагаю, он собирался меня смутить, задавая этот вопрос, но я ответил правду:
– Я вернулся за своим мечом.
Мне бы хотелось, чтобы Вздох Змея был сейчас со мной, я не любил с ним расставаться, но привратник потребовал, чтобы я отдал ему все оружие, даже маленький ножичек, которым пользовался во время еды.
Альфред серьезно кивнул, словно признавая весомость причины.
– Это особенный меч?
– Лучший на свете, господин.
Он улыбнулся такому проявлению юношеского идеализма.
– Значит, ты вернулся к ярлу Рагнару? На этот раз я молча кивнул.
– Который вовсе не держал тебя в плену, Утред, – продолжал он сурово. – На самом деле ты ведь никогда не был его пленником, правда? Он относился к тебе, как к сыну.
– Я любил его! – выпалил я.
Король пристально посмотрел на меня, и мне стало неловко под его взглядом. У него были очень светлые глаза, которые словно оценивали собеседника.
– А вот в Эофервике, – продолжал Альфред тихо, – поговаривают, что ты его убил.
Настала моя очередь уставиться на него. Я был зол, сбит с толку, поражен и ошеломлен и так смутился, что не знал, что ответить. Хотя чему я изумлялся? Что еще мог заявить Кьяртан? К тому же я думал, что Кьяртан считает меня мертвым, во всяком случае надеялся на это.
– Это ложь, – ровно произнесла Брида.
– Ложь? – спросил меня Альфред по-прежнему тихо.
– Ложь! – сердито выкрикнул я.
– Я и не сомневался, – заверил Альфред.
Король отложил свои перья и ножик, склонился над кипой пергаментов, лежащих на стопке книг, перебирал их, пока не нашел нужный, и несколько секунд просматривал его.
– Кьартан? Так произносится это имя?
– Кьяртан, – поправил я.
– Теперь уже ярл Кьяртан, – сказал Альфред, – считается большим человеком. У него четыре корабля.
– И все это тут записано? – спросил я.
– Все, что я узнаю о своих врагах, я записываю, – пояснил Альфред, – вот для чего ты здесь. Чтобы рассказать подробности. Ты знаешь, что Ивар Бескостный умер?
Рука моя сама потянулась к молоту Тора, который я носил под одеждой.
– Нет. Умер? – Новость меня поразила.
Мой трепет перед Иваром был так велик, что мне казалось – он должен жить вечно. Но Альфред говорил правду. Ивар Бескостный был мертв.
– Он погиб, сражаясь с ирландцами, – пояснил Альфред, – и сын Рагнара вернулся в Нортумбрию со своей дружиной. Он будет сражаться против Кьяртана?
– Если узнает, что Кьяртан убил его отца, – сказал я, – он сотрет его в порошок.
– Ярл Кьяртан поклялся, что неповинен в его смерти, – сказал Альфред.
– Значит, он солгал.
– Он датчанин, – согласился Альфред, – их клятвы мало что значат. – Он многозначительно поглядел на меня, явно вспомнив, сколько раз я лгал ему за все эти годы. Потом встал и заметался по маленькой комнатке. Он только что заявил, что я здесь, чтобы рассказывать ему о датчанах, но вместо этого говорил сам. Король Бургред из Мерсии, сказал он, устал от датчан и решил бежать в Рим.
– В Рим?
– Я дважды был там ребенком, этот город запомнился мне своей неопрятностью, – король проговорил это очень неодобрительно, – однако там люди чувствуют себя ближе к Богу, и там хорошо молиться. Бургред – слабый человек, но делал все, что мог, смягчая правление датчан. Надо полагать, теперь датчане займут все его земли и окажутся у нашей границы. Они придут и в Сирренкастр. – Король поглядел на меня. – Кьяртан знает, что ты жив.
– Вот как?
– Разумеется, знает. У датчан есть шпионы, как и у нас. Я понял, что шпионы Альфреда знатоки своего дела, раз он так хорошо осведомлен.
– Кьяртана беспокоит, что ты жив, Утред? – продолжал король. – Если ты сказал мне правду о смерти Рагнара, значит, беспокоит, ведь ты сможешь опровергнуть его ложь, а если Рагнар узнает от тебя правду, Кьяртану действительно придется опасаться за свою жизнь. Значит, ему нужно тебя убить. Я рассказываю все это, чтобы ты решил, хочешь ли вернуться в Сирренкастр, где имеется датское… – он помедлил, – датское влияние. Уэссекс для тебя безопаснее, но сколько продержится Уэссекс?
Явно не ожидая ответа, он продолжал вышагивать по комнате.
– Убба послал в Мерсию людей, значит, сам он явится следом. Ты видел Уббу?
– Много раз.
– Расскажи мне о нем.
Я рассказал все, что знал: Убба великий воин, хотя ужасно суеверный. Это заинтриговало Альфреда, он хотел знать все о колдуне Сторри и рунах, и я рассказал, что Убба никогда не бьется ради наслаждения битвой, а вступает в сражение только тогда, когда руны предвещают победу. Зато если уж он дерется, он делает это с непередаваемой яростью. Альфред все записал, а затем спросил, видел ли я когда-нибудь Хальфдана, младшего брата Уббы, и я сказал, что видел, только мельком.
– Хальфдан поговаривает о мести за Ивара, – продолжал Альфред, – возможно, он не вернется в Уэссекс. Во всяком случае, вернется не скоро. Но даже если Хальфдан задержится в Ирландии, остается полным-полно язычников, которые могут на нас напасть.
Он пояснил, что ожидал нападения в этом году, но у датчан не нашлось вожака, только такая ситуация продлится надолго.
– Они придут на следующий год, – сказал король, – и, скорее всего, их поведет Убба.
– Или Гутрум, – добавил я.
– О нем я не забыл. Он сейчас в Восточной Англии. Альфред укоризненно поглядел на Бриду, припомнив ее байку об Эдмунде. Брида безмятежно поглядывала на короля из-под полуопущенных век. Он снова повернулся ко мне.
– Что ты знаешь о Гутруме?
Я снова говорил, а он снова писал. Его заинтересовала кость в волосах Гутрума, и он вздрогнул, когда я сообщил о желании Гутрума перебить всех англичан.
– Это труднее, чем ему кажется, – сказал Альфред сухо, отложил перо и снова забегал по комнате. – Существуют разные типы людей, – пояснил он, – одних я опасаюсь больше других. Я боялся Ивара Бескостного, потому что тот был холоден и расчетлив. Убба? Не знаю наверняка, но, полагаю, он опасен. Хальфдан? Храбрый дурак, без единой мысли в голове. Гутрум? Его я боюсь меньше всего.
– Меньше? – с сомнением переспросил я. Пусть Гутрума называют Невезучим, но он – видный военачальник, и у него большое войско.
– Он думает сердцем, Утред, – пояснил Альфред, – а не головой. А сердце человека переменчиво, в отличие от головы.