Шесть степеней свободы - Найтов Комбат. Страница 12
Установилась небольшая пауза. Многие тогда еще не понимали, какого зверя мы пытаемся «приручить».
– Заражение местности?
– Да, товарищ Сталин, и теоретически его можно даже усилить, добавив в корпус бомбы некоторые элементы, например, кобальт.
– Согласен, мы проведем открытые испытания. Таким образом мы исключим возможность создания новой коалиции против нас. Какова производительность вашего БР-1? Не слишком ли маленький он?
– Рассчитываем получить до конца года три «урожая» по шесть штук. 18 изделий. Кроме того, Ершова, Кикоин, Зельдович и Харитон в течение месяца обещают завершить разделение 10 тонн урана, это примерно 72 килограмма U235. Нейтронные отражатель и инициатор есть, товарищ Щербаков очень толковых ребят послал в Забайкалье, нашли флюорит, флюорит с бериллием и много урана, так что попробуем сделать побольше. Осталась проблема с карбидом вольфрама, но решаем, вместе с монгольскими товарищами.
– Вольфрам нужен на фронте, товарищ Станкявичус.
– Вместо него можно уран использовать, у нас теперь его много.
– Это как? Он же радиоактивный?
– Уран 238 почти не активен, очень плотный, тяжелый и не хрупкий. В качестве сердечника применять его можно.
– Привлеките для этого маршала Яковлева, из ГАУ. Если все так, как вы говорите, то увеличим вам поставки вольфрама.
– Есть.
Глава 5. Приключения с «носителем»
Своего Александр Евгеньевич добился, я поехал за Еленой, а он уволок Березняка из нашей компании. Побыть на отдыхе удалось всего 10 дней, вызвали в Москву разбираться с аэродинамикой. ЦАГИ категорически отказался признавать результаты заводских испытаний, а единственная пусковая установка, находящаяся в Москве, оказалась разобранной для переноса ее деталей на самолет Пе-8-42911. Не было на полигоне и самого Березняка, не было никого из команды. ЦАГИ издало боевой клич, и принесло в кабинет Сталину письмо, подписанное докторами Дородницыным и Лойцянским, и директором ЦАГИ Шишкиным, что государственной комиссии подсовывают «липу», все сделано не так, как рекомендовано ЦАГИ, а Дородницын сталинскую премию полтора года назад получил и докторскую защитил по «Пограничному слою в сжимаемом газе», не имея сверхзвуковой трубы, под руководством Лойцянского. Тот был начальником расчетного отдела ЦАГИ. Таких продувок еще не было. В общем, не совпала теория с практикой. Сталин о том, что Березняк в Чкаловском не знал, позвонил на дачу в Рицу, и наш отпуск пришлось срочно завершать. Связались с полигоном в Ахтубинске, запросили номера грузовых накладных, они должны были пусковые отправить в Казань и в Москву. Приземлились прямо в Стаханове, и полный вперед к Шишкину. Келдыш до спецкомитета работал в этом институте, поэтому чувствовал себя как дома. Ругань стояла – мама не горюй! Келдыш «весил» несколько больше Шишкина, и лично участвовал в испытаниях.
– Вы что, считаете, что я мог подписать «липу», будучи начальником отдела динамической прочности?
– А почему, подав заявку на государственные испытания, никто не приехал от вас к нам и не представил нам ваше изделие? Мы узнали об этом задним числом, от товарища Дементьева [5].
– Нас всех отправили на отдых на дачу Сталина, на озере Рица. Здесь остался только Березняк, по просьбе маршала Голованова, для подготовки испытаний по воздушному пуску изделия.
– А где он? Что за безобразие творится? Какая машина из образцов должна поступить на прочностные? Нас Дементьев в узел завязал, что мы затягиваем это дело!
В общем, отдохнули! «Кончай перекур! Начинай приседания!» Добро пожаловать в ад. Шишкин категорически отказался принимать машину на прочностные, пока ему не докажут, что заявленные характеристики действительные. А где здесь проводить такие испытания? Выручил Голованов. У них машина оказалась в полной готовности, ждали только нас. Пускал ракету лично маршал у Липецка, замеряли ее скорость и высоту в пяти точках, а упала она неподалеку от Красного Кута под Энгельсом, где находилась оцепленная площадка с мишенью, до которой было 580 километров. То есть, расход топлива оказался в норме, ракета могла летать на 700 километров. Упала она с работающим двигателем.
И у всех в ЦАГИ возник вопрос: «КАК?». Задали его Березняку.
– Схему и компоновку с тонким безэлеронным крылом, кольцевым воздухозаборником и цельноповоротными рулями предложил Сергей Иванович, я реализовывал его задумку. Он же предложил установить датчик в камере сгорания, чтобы организовать зажигание и уменьшить пожароопасность на старте. У нас несколько ракет так сгорели. Назвал он и причину, почему двигатель не запускается: недостаточная мощность ускорителей. Ускорители делали на Мехкастрое, который выпускает реактивные глубинные бомбы для его бомбометов. Схему мы не продували, Сергей Иванович сказал, что у трубы недостаточная скорость потока.
– То есть, Вы, Сергей Иванович, знали, как преодолеть звуковой барьер?
– Да, знал. При попытке увеличить дальность полета глубинных бомб с помощью баллистита «А», выяснилось две его особенности. Во-первых, он дымил при использовании старых сопел, мы прокатали их в районе критического сечения, и скорость струи удалось поднять до 1300 метров в секунду. Но, ракета перестала летать по баллистической кривой, убрали кольцо со стабилизаторов, все равно летать нормально «не хотела», пришлось изменить углы нарезов и закрутить ее сильнее, придать стабилизаторам стреловидность и поставить их под углом к оси. Баллистика вернулась, а мы поняли проблему: сильное уплотнение в носовой части и на выступающих частях. Настолько сильное, что имевшихся углов закрутки не хватило, ракета начала стремиться перевернуться в воздухе, как будто ей в головную часть свинца насыпали или урана. «Тяжелый нос».
– Как вы сказали? «Тяжелый нос»? – переспросил незнакомый человек, находившийся в кабинете директора.
– Представьтесь, пожалуйста.
– Начальник ОКБ-55 Бисноват Матус Рувимович, главный конструктор проекта «302». Это ракетная и реактивная техника.
– Адмирал Станкявичус, зампред ГКО. Да, «тяжелый нос», его создает воздух.
– Мы это называем уводом в пикирование. Но ваше определение короче и более емкое. Вы закрутили ракету, для чего?
– Чтобы с помощью центробежной силы бороться с кувырканием, как в артиллерии. Снаряды ведь летают примерно на такой скорости, и летят, не кувыркаются.
– А почему отказались от элеронов?
– Крыло у нас складное и служит исключительно для создания подъемной силы. Стабилизирует ракету гироскоп. Время полета короткое, и прецессией можно пренебречь. Плюс горизонтальные стабилизаторы имеют относительно большую площадь и асинхронны, не связаны между собой жестко. Крен, если он возникает, компенсируется этой самой «дельтой» в угле правого и левого руля глубины. Проблему с уплотнением на рулях направления решили за счет симметрии, ракета имеет два киля, верхний и нижний. Тоже цельноповоротные, но на прямых участках используются только триммеры. Этого хватает.
– А что за странный способ наведения? – спросил директор ЦАГИ.
– Товарищ Шишкин, в этом способе нет ничего странного. Таким образом ходят в море, уже много тысячелетий. По счислению. А я еще и подводник. Вот эта вот звездочка у меня за разгром флота открытого моря Германии с помощью одной подводной лодки и 10 боевых пловцов. Так вот, подводная лодка управляется вслепую, с помощью счисления. И мы идем по маршруту, и приходим из точки А в точку Б, обходя все опасности. В небе ориентироваться несколько проще, тем более с помощью радиоволн. Ракета может и передает счислимо-обсервованное место оператору, и тот может внести ей поправки на ветер и давление. То есть сменить направление и высоту, в случае ее отклонения от маршрута. А может идти по маршруту автоматически, внося эти поправки самостоятельно, с обязательным проходом через контрольные точки маршрута. На последнем участке она управляется системой самонаведения, двухосевым радиолокатором. Один работает вниз, второй вперед. Определяется дистанция и направление до цели, и высота. Программируемую систему управления создали товарищи Лебедев и Келдыш. Оба – прекрасные математики. Главное их изобретение: это – вычислитель, связанный с приемо-индикаторами РНС.