Тривселенная - Амнуэль Павел (Песах) Рафаэлович. Страница 98

Вода срывалась в провал, но с холма прибывало еще больше, и посреди тверди, уменьшившейся до размеров большой комнаты, уже и места на осталось для того, чтобы поставить ногу на сухую поверхность. Ормузд был бессилен, он больше не мог создавать материю из духа. Бессилен был и Чухновский — он говорил с Богом, и Бог слышал его, Бог даже отвечал ему из огненного шара, но ничего не пожелал сделать для спасения Миньяна. Если Творец оставляет человека, человеку остается одно — смерть. Генрих Подольский тоже ощущал свое личное бессилие и бессилие свое, как части Миньяна. Бессилие же остальных частей Миньяна — Абрама, Антарма, Натали, Виктора и Влада — было настолько очевидно для каждого, что никто из них даже не пытался обратить к Даэне требование: «Позволь мне! Я — спаситель!»

«Я люблю тебя», — повторяла Даэна. Одна только эта мысль осталась в ее сознании. Она отторгла от себя память Аримана, истончившееся умение Ормузда и Антарма, инстинктивное стремление Чухновского и Абрама слиться с Творцом, трагическую верность Натали и растерянное незнание Генриха, она оттолкнула от себя преданность Влада и целеустремленность Виктора. Ничто из этого не было больше нужно. Ничто не могло помочь и спасти, если не смогла помочь и спасти любовь.

«Я люблю тебя», — повторяла Даэна, как заклинание, как молитву.

«Я люблю тебя», — повторял Бог из отненного шара. Бог, отчаявшийся спасти то, чего не мог понять.

Воды не стало — она исчезла, и тела Миньяна мгновенно обсохли, потому что понятия о влаге не осталось в материальном мире, сжавшемся до размеров стола, на котором плечом к плечу, спиной к спине, грудью к груди стоял Миньян, и только любовь Даэны все еще позволяла ему жить.

Но жизни осталось так мало.

«Я люблю тебя», — сказал Бог.

«Я люблю тебя», — сказал человек.

Звезда погасла, голос Бога прервался, Творец больше не говорил со своим созданием. В мире еще оставался свет, но лишенный любви, должен был погаснуть и он.

Так и произошло после того, как под ногами Миньяна рассыпалась, раскрошилась и упала в небытие твердь. Щупальца мрака разодрали полосы света в клочья, проглотили их и сами исчезли, став ничем.

Материя, созданная Ормуздом, перестала быть.

Исчезли и звуки.

Миньян еще ощущал себя, Даэна обнимала всех, и ей казалось, что она обнимает себя за плечи, это были жесткие мужские плечи, и мягкие женские, она повторяла: «Я люблю», но уже не знала, к кому были обращены эти слова.

Последней мыслью, однако, оказалась не мысль о любви, так и не сумевшей спасти, но мысль о Боге, спасти не пожелавшем. Это была чужая мысль, Даэна оттолкнула ее от себя, но деться мысли было некуда, пространства больше не существовало, и мысль осталась. Идея Бога обняла Даэну. Бог и любовь соединились, когда погасло все.

Мрак. Безмолвие. Отсутствие.

Глава десятая

Вдохновенный-Ищущий-Невозможного и Всемогущий-Управляющий-Вселенной не сразу поняли, что одержали победу в самой важной дискуссии. Сначала они решили, что проигрыш сокрушителен, и теперь кому-то из них, а может, и обоим придется либо менять свои имена, либо лишаться определяющей идеи.

Пока Вдохновенный-Ищущий-Невозможного разговаривал с Миньяном, Всемогущий-Управляющий-Вселенной пытался удержать усилия разумных, объединившихся в желании уничтожить то, что им не дано было понять. Оба, конечно, сознавали, что скрывать свои действия удастся лишь до определенного предела, но не ожидали, что предел так быстро будет достигнут. Вдохновенный-Ищущий-Невозможного говорил с Миньяном из огненного материального шара в то время, как Активный-Умеющий-Действовать и все остальные разумные идеи пытались этот шар уничтожить.

Материальный мир истончался быстро, а разум его так и остался вне пределов понимания. Идея любви могла быть (и наверняка была!) новой, важной и, не исключено, даже жизнерождающей, но, отягощенная материальными определениями, она стала пустой оболочкой, не наполнившись духовным содержанием.

Любовь к Богу? Идея Бога, игравшая важную роль для Миньяна, была отжившей и мертвой для Вдохновенного-Ищущего-Невозможного.

Любовь к женщине? Но что есть женщина, и почему идея любви к этому материальному созданию настолько важна, что Миньян именно ее считал основой для понимания?

Были еще любовь к отчизне, родному дому и далекому другу, и все это были пустые оболочки. Пока Вдохновенный-Ищущий-Невозможного пытался отделить понятие чистой любви от примесей, мешавших понять ее суть, он проиграл все, что мог: огненный шар погас и стал ничем, материальное, созданное Миньяном после его появления в мире, погасло и стало ничем, а потом и Всемогущий-Управляющий-Вселенной допустил ошибку, решив процессы, происходившие вне Вселенной, анализировать, будто это были обычные духовные сущности.

Материя перестала быть, а с нею перестал быть и разум.

Вдохновенный-Нашедший-Невозможное лишился цели жизни, поскольку не смог ввести найденное им невозможное в мир. Идея, потерпевшая поражение, должна раствориться в фоне Вселенной.

Но перед тем, как исчезнуть, Вдохновенный-Нашедший-Невозможное все-таки хотел ответить на последний в его жизни вопрос: во что обратилась любовь Миньяна, какую оболочку (пусть даже пустую!) создали в мире его последние слова о Боге и любви?

Уходил из жизни и Всемогущий. Определяющего имени он уже лишился и быстро забывал основные закономерности мироздания, составлявшие его суть. Он тоже хотел ответить, исчезая, на последний вопрос, остававшийся в пределах его понимания: чем становится материальная мысль, если оболочка, возникшая в мире после гибели Миньяна, пуста?

Покидая мир, растворяясь в фоне его еще не родившихся идей, оба ощутили нечто, чему не могли дать определения. Что-то происходило с ними, чего они понять не могли. Вдохновенный ощутил, что готов принять любую идею, даже ту, которая вызывала у него решительное чувство отторжения. Это было новое ощущение, странное, сближающее, толкающее к пониманию, более того — к единению… к любви.

Любовь?

Вдохновенный двигался к новому своему имени, пока не понимая ни того, что с ним происходило, ни того, что могло произойти со Вселенной, если бы он отторг проникшую в него идею и погиб. Вдохновенный не понимал еще, что любит всех и каждого, но уже ощущал обертоны своей любви, сущности, сопровождавшие любовь в том мире, где она возникла. Идея любви захватывала Вдохновенного, и имя его изменилось опять, он был теперь Вдохновенным-Полюбившим-Невозможное, и еще — он стал вторым собой, это было невозможно, но разве он не достиг невозможного и не полюбил его? Их теперь было двое, и оба были — одно. Любовь обрела дополнительное имя, и сущность, которую теперь следовало называть Любовью-Покорившей-Мир, отделилась от Вдохновенного-Полюбившего-Невозможное. Так в другом, еще не познанном мире, плод отделяется от матери, оставаясь связан с ней пуповиной.

Всемогущий принял в себя обоих, и тогда — никто из троих не ожидал такого исхода — в мире возникла сущность, какой не было никогда прежде: Вдохновенная-Любовь-Управляющая-Вселенной.

Мир изменился.

Мир и раньше был не прост. Как мог быть прост мир, состоявший из беспрестанно взаимодействовавших идей? Идеи были способны к саморазвитию, но не могли развиваться без дискуссий. За много оборотов Вселенной, прошедших после возникновения мира, способы дискуссий были доведены до такого совершенства, что стали самостоятельными идеями, также способными развиваться. В дискуссиях рождались новые сущности, но в дискуссиях сущности и умирали, создавая фон, без которого развитие так же было бы невозможно.

Как-то во время дискуссии о причинах замедления расширения мироздания возникла даже идея Совести-Укрепляющей-Сознание. Совесть появилась как свойство, равно присущее каждой идее, желавшей выступить против утверждений о том, что Вселенная замедлила расширение из-за эгоизма идей. Идея Эгоизма-Присущего-Разуму также была не из полезных для всеобщего блага, но она не могла не появиться, как в материальном мире не мог не появиться у любого рождавшегося на свет младенца инстинкт поиска защиты у более могущественного существа — матери.