Первокурсник (СИ) - Раевский Александр. Страница 31

****

Психотерапия

Она пришла к нему в спальню прямо из душа. Шла по коридору, увидела, что дверь приоткрыта и горит свет, заглянула в широкую щель и увидела его. Лежит на кровати на животе и читает какой-то толстый учебник. Его кровать стоит у самого входа, справа. У изголовья по-прежнему стоит тот стул, на котором днём мама сидела.

Застыла, не зная, что ей делать, а тут он голову от книжки поднимает и говорит негромко:

— Заходи, Машка! Не стой под дверью…

Вошла, постояла возле стула, присела на него, подыскивая слова, а он и говорит:

— Забирайся под одеяло и укладывайся ко мне на спину…

— Зачем? — спросила, а сама уже вскочила со стула и даже опёрлась коленкой о кровать. Саша откинул одеяло, которым был укрыт по пояс. На нём одни маленькие трусики или плавочки чёрного цвета. И так ей захотелось сделать то, о чём он просил, что аж слюна во рту собралась. Прямо как от лимона. Сглотнула, начала устраиваться над ним на четвереньках, а Саша отвечает на вопрос «Зачем?».

— Хочу твоим теплом набраться. Люблю я такое тепло. Тебе тоже полезно будет моё тепло. Ложись, ложись…

Легла, прижалась к нему, а потом ещё и руками грудь его обняла. Устроилась щекой у него на шее и замерла. И так ей хорошо и спокойно стало, что словами описать невозможно. Не заметила даже, как задремала…

* * *

— Заходите, Валентина Захаровна… — негромко ответил Саша на её осторожный стук в дверь. Не дождалась она Машеньку из душа, пошла искать её по дому и нашла в спальне у Саши. Саша читает, лёжа на животе и опираясь на локти, а она у него на спине пристроилась. Голова отвёрнута к стене и непонятно, почему не реагирует на её стук в дверь и на Сашин голос.

Вошла в спальню, вопросительно посмотрела на него. Тому пришлось выворачивать шею, чтобы увидеть её. Села на стул в изголовье кровати. Спросила тихонько:

— Опять уснула?

— Нет, Валентина Захаровна, не спит она. — говорит негромко, но не шепчется. — Она в трансе. Энергией от меня заряжается. Изрядно подсели её батарейки. Если не побоитесь её со мной на ночь оставить, завтра утром найдёте её такой, какой всегда знали. И ночные кошмары уйдут, и все иголочки из сердечка выскочат…

— А что с ней, по-твоему? — решила не обращать пока внимания на его просьбу.

— Обычная история, Валентина Захаровна… — вздохнул Саша. — Сорвал я её с устойчивой орбиты. Своим появлением в больнице в позапрошлом году сорвал. До того момента вся её жизнь крутилась вокруг вас и вашей семьи. Всё было спокойно и стабильно. Несладко, конечно. Она ведь каждый день готовилась к скорой смерти. На это у неё много сил уходило. А когда я появился, то невольно вовлёк её в свою орбиту. Не специально вовлёк, поверьте. Почти все, с кем я рядом оказываюсь, и кому помогаю, не могут после этого жить так, как до встречи со мной жили. Для меня это всегда проблема! Вмешиваться, зная что моё вмешательство скорее всего приведёт к большим изменениям в жизни этого человека, или не вмешиваться? Поэтому я и вмешиваюсь в чужие дела очень редко. Только в самых безнадёжных случаях. Например, как у Маши. Ей ведь по моим расчётам очень недолго жить оставалось. Совсем недолго…

Она кивнула:

— Думаешь, поможет?

— Обязательно поможет! Она освободится от своих фобий, в её памяти потускнеет та сцена на пляже. Это когда после попадания пули из моей спины брызнула кровь, и меня швырнуло вперёд. Ей часто всё это снится. Помните, как она визжала от ужаса? — Валентина Захаровна кивнула, и Саша закончил свою мысль. — И главное, она снова увидит цель в жизни. Когда я внезапно исчез из города, из её жизни ушла цель. Она потеряла себя, понимаете?

— Ты был её целью? — с интересом спросила она. Что-то дочь ни разу об этом не заговаривала.

— Я? Может быть и я… А может быть служение мне… Или помощь мне… Не знаю. Не успел тогда расспросить. Быстро в те дни события разворачивались. Не до неё мне было. Знаю только, что что-то связанное со мной. Не буду пересказывать те разговоры, которые мы с ней вели, когда она лежала в больнице. Захочет — сама расскажет. Это очень личное…

Она вздохнула. В словах мальчишки был резон. И звучало всё это хоть и фантастически, но и сам он был существом совершенно необычным. Какие только разговоры не ходят сейчас в городе о нём и о Марине Михайловне! Не вслух, разумеется, говорят, а на кухнях. А если в незнакомых компаниях, то только под большой стакан.

— Страшно мне за неё… — созналась она.

— Никак вы не можете выпустить её ручку из своих рук… — упрекнул он её. — Я об этом с вами ещё в тот злополучный день говорил, когда в меня стреляли. Придётся вам с этим страхом смириться. Она вернётся в Магадан здоровой, но если вы и дальше будете ограничивать её свободу, дело быстро вернётся к тому, с чего началось. Вам снова придётся искать встречи со мной. Дайте ей возможность самой найти мне замену. Я имею в виду — найти в жизни новый интерес. Или же готовьтесь к тому, что вскорости вам придётся всей семьёй переезжать в Иркутск. А это очень неразумно! Я буду шесть лет здесь учиться, но куда отправлюсь после окончания института, неизвестно никому. Не факт, что мы с Мариной Михайловной останемся здесь…

Машенька глубоко вздохнула и развернула лицо в сторону матери. Та наклонилась, дотянулась рукой до её лица и кончиками пальцев убрала со щеки упавшие на неё тонкие, светлые волосики.

— Долго она ещё так лежать будет?

— Ещё с полчасика пусть полежит. В принципе, с ней уже всё в порядке. Через полчаса отправлю её к вам…

Глава 23. Катя. Ссора

6 октября 1971 г. Утро

— Как твои гости? Точнее, гостья? — спросила Катя, глядя вниз на автобусную остановку, полную народа. Они с Сашкой стояли в пустой аудитории возле окна и перекусывали.

— Уже лучше. У неё была мощная депрессия. По себе знаю, какая это гадкая штука.

— Была?

— Угу, была. Немного полечил. Кажется, начала выходить из неё.

— Как полечил?

— Есть методы… — уклончиво ответил он.

— Ножки врозь и вперёд? — насмешливо фыркнула она.

— Даже если и так, твоё-то какое дело? — сердито буркнул он.

— То есть, как это «какое дело»?! — возмутилась она. Даже недоеденный бутерброд положила на подоконник.

— Очень просто… — не глядя на неё, снова пробурчал он. — Никого не касается, как и что я делаю! Главное, чтобы помогало…

— Никого не касается?! Ну и гад же ты, Сашка! — разозлилась она. Мало того — развернулась и быстро пошла к дверям. В дверях остановилась и громко сказала, почти крикнула. — Знать тебя не желаю! Не смей ко мне приближаться!

Он только пожал плечами на это. На семинаре сознательно выбрал совершенно пустой стол. Сидел там в одиночестве и ни разу даже не взглянул в её сторону. То же самое произошло и на последней паре. Отсел от неё подальше.

А вечером к ним в комнату в общежитии завалились Валера и Коля. Принесли с собой магнитофон, сбегали в магазин за вином, и они отлично провели время. Болтали, смеялись и даже танцевали. Ребята ушли только в десять, когда в дверь постучала вахтёрша и напомнила им, что пора расходиться.

* * *

7 октября 1971 г. Утро

На непринуждённое «Привет!» Саша ошалело глянул на неё, захлопнул открытый конспект и поднялся.

— Привет! — буркнул он. — Я один хочу посидеть!

Ушёл и уселся в другой ряд. Так и сидел там в одиночестве до конца лекции. Обидно, конечно! Она, что ли, виновата? Нечего хамить было! Ну и пусть сидит один и мучается угрызениями совести!

На семинаре по латинскому только презрительно наморщила нос, когда он прошёл мимо неё и забился на задний ряд поближе к окну. Встала, неторопливо подошла к его столу, прислонилась бёдрами к крышке стола и скрестила руки на груди.

— Ты сегодня на репетицию идёшь, или намерен полностью игнорировать меня?

— Иду, — он откинулся на спинку стула и тоже скрестил на груди руки. — Захвати из дома сумку.