Разлука не для нас - Уолкер Элизабет. Страница 40

Дженнифер проводила ее удивленным взглядом, затем повернулась к Эрику, но он сидел, тупо уставившись "в пространство. Как она сказала? «Пресмыкаться»? Господи, что за словечко! Да на кой черт женщине нужен мужчина, который перед ней пресмыкается? Дженнифер вошла в кабинет, и он приподнялся ей навстречу, поморщившись от боли.

— Что это с ней? — спросила она, с улыбкой кивая на удаляющуюся фигурку Сьюзан.

— Она обвинила меня в том, что я не способен пресмыкаться перед своей великой любовью, — проворчал Эрик. — Если я не ошибаюсь, «пресмыкаться» означает ползать на брюхе?

— Что-то вроде того. — Дженнифер склонила голову набок. — А великая любовь — это она?

— Да нет, конечно! Это просто моя психологическая характеристика с точки зрения экзальтированной девицы. Ты когда-нибудь хотела, чтобы Билл перед тобой пресмыкался?

— Что-то не припомню. — Лицо Дженнифер стало задумчивым. — Могу тебе сказать, чего я действительно хотела. Чтобы он доказал мне свою любовь.

— Например, сделал предложение? — иронически предположил Эрик.

— Ты циник! Нет, совсем не так помпезно. Я помню один вечер… мы гуляли по берегу моря. Было холодно, стоял туман, и мне хотелось вернуться в машину. А он вдруг начал рассказывать, как несколько лет назад его долго не повышали по службе. Ему казалось, что его карьера кончена, что он ни на что больше не годен. Он говорил, что несколько раз плакал от отчаяния… Вот тогда я поняла, что он действительно меня любит.

— Не вижу связи.

Дженнифер потрясение уставилась на него.

— Вот что значит мужчина! — гневно воскликнула она. — Клянусь Богом, если у меня родится мальчик, я воспитаю его не так, как воспитывали тебя!

Эрик в полной растерянности подвел итоги. Итак, во второй раз за десять минут обиженная женщина вылетела из его кабинета, наговорив какой-то белиберды. «Вот что значит женщина!» — подобно Дженнифер, восклицал он. Вопреки распространенному мнению, женщины знают, чего хотят — и хотят они слишком многого.

Женщина требует, чтобы мужчина в доказательство любви отдал ей душу. Немало удивило Эрика и само слово «любовь», услышанное из уст трезвой и деловитой помощницы. Давно ли сам Эрик серьезно говорил о любви? Очень давно. Последние пятнадцать лет он употреблял это слово только в шутку.

Эрик сидел, тупо уставившись на голубоватый экран компьютера. По позвоночнику его пробегал странный холодок. Холод превратился в боль, не имеющую ничего общего с болью в спине. Непонятная боль была так сильна, что Эрик едва удержался от стона. Одиночество, пустота… и одна мысль, такая короткая и простая.

Он никогда больше не увидит Кортни.

Никогда еще — может быть, только в раннем детстве — он не испытывал такого отчаяния. Когда ушла Бетти, он ощущал горе, но вместе с тем злость и подспудное облегчение. Конечно, он винил в неудаче их брака себя, но в глубине души понимал, что ничего не мог сделать. Бетти оказалась не такой, как он себе воображая. Их брак был обречен на неудачу. Но Кортни…

Ни к одной женщине раньше не испытывал Эрик таких чувств. Ни одна так его не привлекала — и привлекала не только физически… Невидящими глазами Эрик долго смотрел на мерцающий экран.

— Хорошо, — пробормотал он наконец, пожав плечами, — хорошо, ты ее любишь. И что делать дальше?

Кортни вернулась домой разбитой и опустошенной. Устала она не от работы: все силы высосало из нее объяснение с Эриком. Кортни почти радовалась тому, что он на нее рассержен. Конечно, он чувствует себя правым. Он ведь действительно шесть месяцев терпеливо сносил ее холодность и постоянную хандру! Эрик считает себя обиженным, и от этого Кортни было еще хуже. Подъезжая к гаражу и протягивая руку к кнопке, автоматически открывающей дверь, Кортни бросила взгляд на свое крыльцо — и застыла в изумлении. Ступени были покрыты весенними цветами. Нарциссы, гиацинты, тюльпаны, подснежники, крокусы, ирисы, ландыши в роскошных корзинах…

Кортни замерла, завороженная этой волшебной, красочной картиной.

Горячие слезы брызнули из глаз и заструились по щекам. Она вышла из машины и снова остановилась в двух шагах от крыльца, пораженная не виданной ранее красотой. Фасад ее дома, обычно элегантно-холодный, сегодня обрел теплую, живую прелесть. Кортни была потрясена: несколько минут она стояла, как изваяние, затем медленно взошла на крыльцо, осторожно прокладывая себе дорогу среди цветочных корзин, опасливо косясь на них, словно боялась, что все это сейчас исчезнет, как сияющий мираж.

Она прикоснулась к букету в самой большой корзине — и нащупала пришпиленную к цветам визитную карточку. Кортни медлила, боясь ее развернуть. Она не сомневалась, что цветы от Эрика. Но что он может сказать? И неужели его слова что-то изменят?

Она попыталась развернуть записку, но руки ее дрожали, и это ей удалось не сразу. На карточке стояло всего четыре слова:

«Я люблю тебя. Эрик».

Кортни почувствовала слабость в ногах и неуклюже опустилась на верхнюю ступеньку. Недоуменно мигая, перечла записку. Да, именно так и было там сказано. Ее охватили противоречивые чувства — страх и радость слились в ее душе.

Только неделю назад, в горах, она с трепетом желала, чтобы Эрик признался ей в любви. Тогда и сама она поняла, что его любит. Но Кортни боялась говорить с ним о своих чувствах? Что, если он понимает под этим словом нечто совсем иное?

Пошатываясь, Кортни поднялась с холодных каменных ступеней. Она была так взволнована, что не услышала гула мотора подъезжающей машины; так погружена в себя, что не заметила, как Эрик, остановившись у крыльца, не спускает с нее глаз.

— Тебе нравится? — дрогнувшим от волнения голосом спросил он.

Записка выпала из ее руки и мягко спланировала на землю.

— Чудесные цветы, — с трудом прошептала она. Кортни подняла к лицу обе руки, но тут же беспомощно развела ими, сообразив, что Эрик уже видел ее слезы. — Спасибо. Я не знаю… не знаю, что еще сказать.

— Скажи, что тоже меня любишь, — с надеждой предложил он.

Кортни отвела глаза в сторону.

— Я… не уверена. Не могу сказать так сразу.

Эрик приблизился к ней. Кортни могла бы до него дотронуться, но вместо этого растерянно поднесла руку к залитому слезами лицу. Близость Эрика, радость и надежда в его глазах отметали прочь все ее сомнения. Днем в офисе ей удавалось сохранять между ними дистанцию, но сейчас, в окружении этих прекрасных цветов — доказательства его любви, — всякая защита была бесполезна. Не говоря уж о том, что тело ее ныло от желания.

Нельзя поддаваться страсти, говорил ей рассудок. Тогда запутанная ситуация запутается еще безнадежней. Кортни нужно время, чтобы все взвесить… Но дрожащая рука ее сама собой тянулась к его щеке. Щека была шероховатой от дневной щетины: Кортни наслаждалась этой шероховатостью, словно жесткой постелью после полета на облаке мечты.

Эрик повернул голову, поцеловал ее ладонь — и вдруг, сама не зная как, она очутилась в его объятиях, прижатая к груди так, что слышала торопливое биение его сердца. Правую руку он запустил в ее распущенные волосы, а левой крепче прижал к себе. Как с ним хорошо! Огонь охватил ее тело. Кортни слишком устала, чтобы противиться своим чувствам, была слишком измучена, чтобы бороться с охватившим ее желанием. Она подняла голову и подставила губы для поцелуя.

Он наклонился — но прежде, чем их губы соприкоснулись, Кортни ощутила его необычное напряжение, встретилась с настойчивым, вопрошающим взглядом синих глаз. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Невысказанный вопрос повис в воздухе: а ты меня любишь? Но Кортни не могла и не хотела отвечать. В глубине души, в неизведанных тайниках сердца — да, любила. Но для полной уверенности ей не хватало доверия к Эрику, без которого невозможна любовь. Кортни судорожно вздохнула и отвернулась.

— Эрик, может быть, войдем? — предложила она и полезла в сумочку за ключами. Подняв две корзинки, стоявшие на дороге, она внесла их в прихожую и обернулась.