Легенды Лиса (сборник) (СИ) - Карелин Антон. Страница 49

Речь его произвела нужное патетическое впечатление на всех, кроме меня и моего старика.

– И поэтому, – сказал я, – вы привели сюда сто воинов вместо десяти.

– О, нет, – не раздумывая, ответил посол, кланяясь чтобы спрятать глаза. Чувствуя, что максимальную осторожность нужно проявить именно сейчас. – Сто воинов присланы не для защиты Её Высочества. Обычно мы действительно берём с собой не больше двадцати, и этого всегда хватает. Но в этот раз мы привели с собой сотню. Не для того, чтобы драться. Не ради насмешки. Не чтобы испугать или подавить ваш моральный дух. Мы честны со всеми, кого завоёвываем, и никогда не сделали бы этого. Сто воинов с нами – лишь знак уважения к вам, Лорд Ива. Мы многое слышали о вас. Мы знаем, как вы отважны.

– Довольно. Вы можете продолжать развлекать моих домашних рассказами. Я закончил с вами. Час спустя вы получите письмо, которое передадите вашей осторожной девушке. И после мы увидим, какова её мудрость.

– О… – сказал посланник, опять склоняясь, чтобы дать себе время подумать.

Но я ушёл из зала, не дожидаясь, пока он распрямится.

– Позвольте спросить вас, – тихо сказал мой старый начальник гарнизона. – Почему?

– Как ты сам думаешь? – пожал я плечами, стоя у окна, чувствуя тяжесть на боку, где висел меч, и на душе, где тлело сердце.

– Я думаю, мой лорд, – помедлив, честно ответил он, – вы чересчур отважны для этого боя. Слишком честны. Все знают вашу честность и доброту. Я знаю лучше всех. Думаю, что вы собираетесь вызвать на поединок одного из воинов принцессы. Думаю, вы проиграете его и погибнете, ибо, следуя вашей всегдашней чрезмерной серьёзности, поединок будет до смерти. Думаю, через десять лет все будут воспринимать вашу гибель не как героический поступок, а как ужасную глупость. Ведь если бы вы сдались, королевский эдикт назначил вас управляющим, и всё стало бы как раньше, а разница между свободным и вассалом оказалась столь незначительной, что через десять лет люди, живущие в спокойном, процветающем графстве, помнили бы о вас, лишь как о сумасшедшем.

Он помолчал, рассматривая мою спину и тяжко вздыхая от любви ко мне.

– Действительно, – кивнул я, – они бы оказали мне честь управлять крохотным леном королевства, который из разбойничьей земли я превратил в спокойный и радушный приют. Вернули бы все мои привилегии и наделили бы дополнительным правом стоять в присутствии префекта провинции. Они взяли бы с нас не самые больше налоги, помогли бы со знаниями, с этой современной наукой, привнесли бы в нашу жизнь больше уверенности и нескрываемую гордость… Гордость, сравнимую с гордостью тетеревов. С другой стороны, конфликт с ними неминуемо привёл бы к гибели половины гарнизона и позорному бегству оставшихся. Две тысячи матерей, столько же жён и ещё больше детей оказались бы ввергнуты в величайшее горе утраты… Драться с сотней совершенно безнадёжно… И почему, после всего этого, глупый лорд Ива собирается не сдаваться, а принимать бой? Что ты скажешь об этом?

– Я скажу, что вы просто запутались в понятиях долге и чести, мой лорд. Не можете принять неизбежное поражение, как нечто, предопределённое свыше, и отказаться от своей героической смерти во имя неизвестно чего.

– Неизвестно чего? – проронил я. – Тебе неизвестно, что такое – Матушка Свобода, и что – Тётка Несправедливость? Ты не знаешь, почему с одной из них следует бороться, а за другую – умирать?

– Поверьте мне, – он почти заплакал. – Я знаю. Я сам учил вас этому… Но ведь не тогда, когда это совсем безнадёжно. Не тогда…

– Поверь мне, – сказал я, оборачиваясь, – я не пошёл бы драться с безнадёжностью, если бы знал, что это бессмысленно. Но, по мне, в этом есть смысл.

– Пожалейте, – задохнувшись, воскликнул он, падая на колени. – Пожалейте хотя бы меня! Я ведь вложил в вас всю жизнь без остатка, всё, что было! Вы ведь являетесь олицетворением всему, во что я верил и что любил…

– Именно поэтому, – прошептал я, наклоняясь и целуя его в сморщенный вспотевший лоб. – Именно поэтому я не сдамся.

Чайки кричали, подгоняя начинавшийся прилив. Письмо доставили, и вызов был принят. Заключённое законом чести перемирие расцвело пятнадцатитысячной толпой жителей моих деревень и крепости. Толпа, высыпавшая на широкое поле, пестрела всеми красками, говорливо шумела; мужчины и женщины жались друг к другу, с боязнью поглядывая на молчаливый квадрат воинов королевства, окружавших маленькую фигурку Её Высочества. Мои подданные пришли посмотреть на бой. Некоторые из них плакали, радостным точно не выглядел никто. Повсюду неслись шепотки “Что он делает?!”, “Зачем?!” и “Не надо!” Они вправду любили меня – и мне было легче.

– Что ж, – объявил тощий и страдающий насморком глашатай, обводя нас с королевским рыцарем взглядом грустных серых глаз. Ему, как и всякому разумному человеку цивилизованной страны, претило моё самоубийство. – Поединок чести, до смерти одного из противников, оружие меч, доспехов нет, всякая магия запрещается. Готовы ли…

Мы с рыцарем синхронно кивнули. Он сорвал свой шлем и начал разоблачаться с помощью оруженосца.

– Что вы хотите сказать, господин? – спросил грустный глашатай, увидев моё лицо.

Бриам, которого я взял в качестве сопровождающего, вздохнул и, выйдя вперёд, поклонился в сторону Её Высочества.

– В знак уважения к нашей потере, – громко сказал он, – и потому что этот поединок будет освящён для всех родившихся в наших краях на столетие вперёд… Мы просим Её Высочество благословить обоих воинов. И того, кто бьётся за правду, и того, кто за честь.

Ропот прошёл по полю, как порыв ветра, качнувшего траву. Глашатай посмотрел на нас ещё более грустно, и отступил назад. Мы не слышали, что говорилось там, в центре молчаливого строя. Но девушка подала руку телохранителям, сошла с повозки и оказалась рядом с нами.

Она была маленькая для своих шестнадцати лет, почти коротышка. Одета, как мужчина, на женской фигуре форма слегка топорщится: никто не стал её перешивать. Гладкие тёмные волосы, собранные в хвост; овальное лицо с большими глазами, словно удивлёнными; ровные тоненькие брови; какой-то совершенно детский нос; губы, слегка озадаченные. И маленькие уши, оттопыренные чуть больше, чем следует.

Рыцарь рухнул на колено, не закончив развязывать тесёмки, брякнув своим железом. Я стоял на секунду больше, чем нужно, показывая, что для меня это не наследная принцесса, а просто девушка из чужих краёв. Затем опустился. Телохранители отступили в стороны, зорко оглядывая толпу. Стояла непривычно-дикая тишина. Мы с рыцарем подняли головы. Принцесса смотрела на нас, пока глашатай представлял её со всеми титулами и подробностями.

Что-то сказав своему рыцарю одними глазами, она повернулась ко мне.

– Лорд Ива, – произнесла она, голосом твёрдым и старательным, а потому – ещё более детским, чем даже эти беззащитные, открытые уши. – Зная о вас, как о человеке стальных принципов и чести в высшем её проявлении, я не осмеливаюсь попросить вас сдаться без поединка. Но, Лорд Ива… благословить вас на самоубийство я тоже не могу. Здесь… и сейчас… я могу лишь восхищаться вами. И скорбеть за вас.

Нечто искреннее и доброе было в её открытом навстречу ветру лице – она казалась очень, очень нежной. Я ощутил вдруг, что всё это было сказано не ради долга или этикета. И даже не для того, чтобы понравиться будущим подданным. Остальные тоже поверили – толпа шумела, передавая стоящим сзади её слова. Я моргнул и опустил взгляд, чтобы дать себе время передумать.

– Значит ли это, что вы подошли к нам ощутить во всей полноте чувство скорби и вины? – тихо спросил я, не мигая. Не передумал.

Лицо её неуловимо потемнело. Рыцарь скрипнул кожаной перчаткой, сжимая кулак. Похоже, принцессу тоже очень любили среди своих.

– Порой, – так же тихо ответила мне девушка, – собственное благо и даже благо своего маленького баронства не может сравниться с благом большего количества людей. Не из-за их числа. А потому, что так надо. Как в вашем случае, Лорд Ива. Вы собираетесь драться за то, что не имеет смысла и ценности. Ваша свобода абстрактна, и уже через год все ваши подданные поймут, что лучше быть верными вассалами королевства. И если я не сумею убедить вас, вы просто погибнете… бесцельно.