Вскрытие показало... - Корнуэлл Патрисия. Страница 45

В четвертом часу я собралась выпить очередную чашку кофе, но тут раздался местный звонок.

– Она уже дня два как мертвая, – произнес Марино.

Я схватила сумку и выскочила из кабинета.

Глава 11

По словам Марино, полицейским еще предстояло попытаться найти соседей, в выходные видевших погибшую. Подруга и сослуживица жертвы звонила ей в субботу и воскресенье, но к телефону никто не подходил. Когда женщина не появилась на работе – у нее был урок в час дня – подруга позвонила в полицию. Полицейские, приехав на место происшествия, первым делом осмотрели окна, выходящие во двор. Одно из них, на третьем этаже, было открыто. У жертвы имелась соседка по комнате, но на выходные она уезжала.

Убитая жила всего в миле от центра города, в студенческом городке Университета Виргинии. Городок рос быстрыми темпами, в нем уже насчитывалось двадцать тысяч студентов. Многие школы, входившие в состав университета, располагались в отреставрированных домах в викторианском стиле и в домах, облицованных коричневым камнем на улице Уэст-мейн. Шла летняя сессия, и студенты прогуливались или катались на велосипедах. Они кучковались за столиками на террасах ресторанов, попивали кофе, держа учебники под мышками, болтали и вообще наслаждались жизнью – да и как не наслаждаться в такой чудный июньский полдень?

Хенне Ярборо был тридцать один год, она преподавала журналистику в Школе дикторов. В Ричмонд переехала из Северной Каролины прошлой осенью. Все это поведал мне Марино. Больше мы ничего не знали о Хенне Ярборо, кроме того, что она была мертва, причем уже несколько дней.

Вокруг дома, как обычно в таких случаях, в больших количествах крутились полицейские и журналисты.

Машины снижали скорость, проезжая мимо трехэтажного дома из красного кирпича, над крыльцом которого развевался самодельный сине-зеленый флаг. В ящиках, прикрепленных к подоконникам, росли яркие розовые и белые герани, стальную крышу украшал цветочный рисунок в стиле ар-нуво, выполненный в бледно-желтых тонах.

Машин было столько, что мне пришлось припарковаться чуть ли не в квартале от места происшествия. От моего внимания не укрылось, что журналисты не проявляли особой активности. Они не окружили меня, не начали совать микрофоны мне в лицо, не направили на меня камеры. Странно. Журналисты напоминали не пеструю толпу, как обычно, а взвод солдат – застыли чуть ли не по стойке "смирно". Видимо, и их проняло, и они осознали наконец, что это уже пятая жертва – такая же женщина, как они сами, как их жены или возлюбленные. И с этими последними может случиться то же самое...

Человек в форме приподнял передо мной желтую ленту, огораживавшую место происшествия, и я прошла по стершимся гранитным ступеням. Я оказалась в полутемной прихожей и по деревянной лестнице поднялась на третий этаж. На последней лестничной площадке стоял шеф полиции в окружении офицеров высшего ранга, следователей и полицейских в форме. Билл тоже присутствовал – он держался поближе к открытой двери и заглядывал внутрь. Он посмотрел мне в глаза и сразу отвел взгляд. Лицо у него казалось серым.

Впрочем, мне было не до Билла. Помедлив секунду, я заглянула в маленькую спальню, пропитанную запахом разлагающейся человеческой плоти, – его ни с чем не спутаешь. Мой взгляд наткнулся на спину Марино. Он сидел на корточках, перенеся весь свой вес на пятки, один за другим открывал ящики комода и профессиональными движениями прощупывал аккуратные стопки одежды.

На самом комоде было несколько флаконов духов и баночек с кремом, щетка для волос и набор электробигуди. У стены стоял стол, на котором пишущая машинка возвышалась подобно острову в море бумаг и книг. Книги имелись и на полке, и даже на деревянном полу. Дверь туалета была приоткрыта, свет внутри не горел. Никаких ковриков, безделушек, фотографий и картин – как будто в этой спальне давным-давно никто не жил или как будто Хенна Ярборо понимала, что это жилье у нее ненадолго.

У правой стены, довольно далеко от входа, стояла двуспальная кровать. Одеяло и простыня были сбиты в ком, а сверху лежало нечто с копной темных спутанных волос. Я приблизилась.

Лицо женщины было повернуто ко мне. Оно так распухло и тление уже так сильно его тронуло, что я не могла понять, как убитая выглядела при жизни. Я видела только, что женщина белая, у нее темно-каштановые волосы до плеч. Она была полностью обнажена и лежала на левом боку, ноги подтянуты к животу, руки связаны за спиной. Убийца, как выяснилось, использовал шнуры от жалюзи. И узлы, и вообще почерк убийцы оказались до боли знакомы. Темно-синий плед покрывал бедра жертвы – видимо, преступник бросил его, уходя, с отвращением к убитой. На полу валялась пижама. Блуза с застежкой поло была распорота от ворота до низу, штаны – по бокам.

Марино медленно пересек спальню и стал рядом со мной.

– Он поднялся по лестнице.

– По какой лестнице? – спросила я.

В спальне имелось два окна. То, на которое смотрел Марино, было открыто и находилось ближе к кровати.

– По пожарной лестнице, – объяснил Марино. – Снаружи на стене есть старая пожарная лестница. Ступени ржавые. Ржавчина осталась на подоконнике – наверное, от его ботинок.

– И ушел он тем же путем, – вслух подумала я.

– На сто процентов не уверен, но очень может быть. Дверь на первом этаже была заперта. Нам пришлось ее выламывать. Во дворе, под пожарной лестницей, высокая трава, – продолжал Марино, выглянув в окно, – а следов нет. В ночь на субботу лило как из ведра – а это нам не на руку.

– В комнате есть кондиционер? – Я взмокла, что неудивительно: в спальне висел трупный запах, было сыро и жарко.

– Нет, – ответил Марино. – Ни кондиционера, ни вентилятора. – Он вытер испарину с лица ладонью. Его седые волосы сосульками свисали на влажный лоб, под воспаленными глазами залегли темные круги. Казалось, Марино не спал и не умывался как минимум неделю.

– Окно было заперто? – спросила я.

– Нет, оба окна были не заперты. – Тут мы одновременно повернулись к двери, и лицо Марино вытянулось от удивления. – Какого черта?..

С первого этажа доносился женский крик. Послышались шаги по лестнице и голоса – видимо, мужчины не хотели пускать женщину.

– Вон из моего дома! О Боже! Пошел вон, козел! – вопила женщина.

Марино вихрем пронесся мимо меня и загрохотал вниз по деревянным ступеням. Я слышала, как он что-то кому-то сказал, и крики прекратились. Громкие голоса перешли на полушепот.

Я начала предварительный осмотр.

Температура мертвого тела совпадала с температурой воздуха в комнате, трупное окоченение уже прошло. Женщина окоченела почти сразу после смерти, но температура воздуха повышалась, и одновременно повышалась температура трупа. В конце концов мышцы размягчились, словно ужас смерти отпустил несчастную.

Мне не пришлось ворошить постель, чтобы рассмотреть труп. Я почти не дышала, и даже сердце, казалось, перестало стучать. Осторожно набросив на убитую покрывало, я стала стягивать перчатки. Вне лабораторных условий я больше ничего не могла сказать о характере убийства. Ничего.

Я услышала на лестнице шаги Марино и собралась было попросить его проследить, чтобы тело доставили в морг вместе с постельными принадлежностями, но слова застряли у меня в горле. Не в силах выдавить ни звука, я уставилась на дверь.

В дверном проеме за спиной сержанта маячила Эбби Тернбулл. Марино что, совсем рехнулся? Что он делает? Впустил эту акулу, по сравнению с которой остальные журналюги – просто золотые рыбки!

В следующий момент я отметила, что на Эбби босоножки, синие джинсы и белая хлопчатобумажная блузка навыпуск. Волосы журналистка кое-как заколола на затылке, косметика на ее лице отсутствовала. Отсутствовали также диктофон и блокнот – в руках Эбби держала только объемистую парусиновую сумку. Она увидела кровать, и лицо ее перекосилось от ужаса.

– Господи, нет! – Эбби подавила крик, зажав рот рукой.