Волков. Гимназия №6 - Пылаев Валерий. Страница 6

Я шагнул вперед и ударил. Снизу вверх, с оттяжкой, целясь не в плечо или ребра, а в круглое брюхо твари. И то ли в тощей руке гимназиста было куда больше сил, чем я думал, то ли чешуя оказалась не такой уж прочной – на меня снова брызнуло темной жижей, а края раны покорно расступились, обнажая беззащитное нутро.

Тварь выпустила городового и с визгом дернулась, разворачиваясь ко мне. Здоровенные задние лапы отлично годились для гигантских прыжков на десятки метров, но движение на месте далось чудищу не без труда. Слишком медленно – когда в воздухе лязгнули зубы, меня там уже не было. Я отступил на пару шагов и снова ударил наотмашь – на этот раз прямо по тупоносой морде. Снова сместился вбок, заходя под ослепший левый глаз, чтобы не дать твари прицелиться и придавить меня гигантской тушей.

Она все-таки прыгнула. Неточно, коряво, зато так проворно, что я увернулся, только перекатившись в сторону. Плечо тут же отозвалось болью: твердая поверхность асфальта явно не слишком подходит для такой акробатики. Но пару секунд я все-таки выиграл, и их оказалось вполне достаточно, чтобы подрубить твари заднюю лапу на сгибе.

Это изрядно поубавило ей прыти – зато злобы, похоже, стало больше. Огромная жабья туша с ревом развернулась и попыталась меня достать. Когти вспороли воздух буквально в волоске от моего лица, но я все-таки успел отпрыгнуть, занес саблю – и ударил. Изо всех сил, почти как топором, обхватив пальцами левой руки гарду снаружи.

Тварь снова заверещала, только теперь скорее жалобно, а не грозно, и, не найдя опоры, завалилась на бок. Отрубленная трехпалая конечность, несколько раз дернувшись на асфальте, затихла. А я шагнул к извивающейся чешуйчатой туше, наступил ботинком на запрокинутую приплюснутую морду, навалился всем весом – и вогнал саблю под челюсть. По самую гарду, снова заливая пальцы липкой черной жижей, пока усталое железо не лопнуло с жалобным звоном. В моих руках остался только эфес с обломком клинка сантиметров в десять-пятнадцать длиной.

Бой закончился: чешуйчатая тварь упокоилась у моих ног. И все стихло. Только где-то далеко на Малом проспекте громыхал по рельсам трамвай. Пожалуй, мне стоило оглядеться, поискать раненых… заодно проведать спасенную девчонку в темно-синем плащике. Или как следует осмотреть самого себя: когти убитой жабы вполне могли если не выпустить мне кишки, то уж точно оставить глубокие царапины – а то и вовсе оказаться ядовитыми. Но вместо этого я продолжал стоять над поверженным врагом, сжимая в руках бесполезный обломок сабли – пока где-то за спиной не раздались крики и сердитое рычание автомобильных моторов.

Обернувшись, я увидел, как в паре десятков шагов останавливаются две черные машины и грузовик, из которого прямо на ходу выпрыгивают солдаты с винтовками.

Вовремя, блин…

Глава 4

Вояки работали резво, но без особой суеты: подбежали, на ходу выстраиваясь полукругом и выцеливая мертвую тварь. Потом оттерли меня в сторону, потыкали в неподвижную чешуйчатую тушу штыками – видимо, на всякий случай – и разошлись, будто в один момент потеряв интерес к невесть откуда выползшей гигантской плотоядной жабе. Бородач с широкой золотой полоской на пурпурного цвета погонах зашагал к машинам – наверное, докладывать кому-то из старших. А рядовые чины тут же принялись рыскать вокруг: искали то ли раненых… то ли еще одно чудище – судя по тому, что двигались они осторожно, не выпуская оружия из рук.

Чего я так и не заметил – так это всеобщего удивления. Будто появление на Васильевском острове кровожадного создания, способного чуть ли не надвое разорвать трамвайный вагон, было чем-то обыденным. Но именно так все вокруг и выглядело. Солдаты занимались своей работой: расчищали рельсы от обломков, оттаскивали в сторону крупные куски железа, подцепив на трос к грузовику, и бродили вокруг с винтовками, выцеливая темные углы. Офицеры раздавали команды, и даже редкие вечерние прохожие, похоже, не слишком-то интересовались происходящим. Несколько человек остановились на тротуаре – то ли поглазеть, то ли вполголоса обсудить что-то – а остальные шли мимо. Спешили по своим делам, бросив разве что беглый взгляд на бездыханную огромную тушу в полусотне шагов от раскуроченного трамвая.

И уж точно никто не спешил удовлетворить мое любопытство. Не то чтобы я ожидал какой-то особенной награды за свои героические выкрутасы с саблей, но оставаться без ответов уж точно не собирался. Прохожие вряд ли стали бы болтать с перепачканным черной жижей гимназистом, у солдат и так хватало дел, офицеры выглядели слишком уж важными, а вот городовой… В конце концов, он мне еще и задолжал – раз уж я ради него полез в драку с чудищем.

Старик уже успел подняться на ноги и выглядел в целом вполне живым, хоть и изрядно помятым. Белый рукав кителя пропитался кровью – похоже, один из когтей твари все-таки прошелся по коже. Но рана была не слишком серьезной, иначе городовой вряд ли стал бы так проворно хромать за невысоким худощавым мужчиной в штатском.

До меня донеслись обрывки разговора.

– …Прорыв должен быть где-то здесь. Вы не видели?

– Вестимо, на кладбище, ваше преподобие. Откуда еще тут жабе взяться? – Городовой чуть ускорил шаг, чтобы не отставать от своего спутника. – Место такое – сами понимаете… непростое. Оттого и лезет всякое. Уже в январе было, аккурат под Рождество Христово. Но тогда поменьше вышло, только упыри и пролезли. А тут – такая образина, что…

– Вы помните место? – коротко бросил мужчина в штатском. – Сможете показать?

– Помню, ваше преподобие, как не помнить, – закивал городовой. – Тут за калиткой пройти всего ничего – и направо.

Кладбище – в моем мире его называли Смоленским – располагалось там, где ему и положено – выходило южной стороной прямо на Малый проспект. Многострадальный трамвай проехал его почти целиком: я без труда разглядел угол чугунной ограды. Еще немного, и мы наверняка разминулись бы с выползшей оттуда жабой…

Похоже, для каждого вида неведомых тварей местные придумали имя – и уже давно. Упыри явно были рангом пониже… Но кто еще мог вылезти из… Как там сказал городовой – Прорывов?

И что это вообще, блин, такое?

Я чуть прибавил шагу, чтобы не отстать от городового и этого самого… Городовой обращался к нему «ваше преподобие», но на священника мужчина в штатском походил мало. Скорее уж он выглядел как военный или кто-то из полицейских чинов. Даже в покрое одежды – чуть приталенного длинного кожаного плаща с квадратными плечами – было что-то от армейской шинели. Да и выправка чувствовалась. Я бы не удивился, узнав, что когда-то «преподобию» приходилось носить форму, да еще и с офицерскими погонами.

Странная парочка уже наверняка давно заметила меня, но не обратила внимания. Даже городовой только раз обернулся, кивнул – и снова захромал вперед, показывая дорогу. Видимо, дело и правда оказалось срочнее некуда.

Так мы и шли: двое впереди, а я следом, примерно в десятке шагов сзади. Миновали кладбищенскую ограду и двинулись дальше – уже по тропинке. Шума с проспекта вполне хватало, чтобы, в случае чего, отыскать дорогу назад, но я на всякий случай считал развилки. Мы свернули направо на третьей, аккуратно пролезли между старыми железными крестами на могилах…

И остановились.

– Вот он, никак, ваше преподобие. – Городовой вытянул руку вперед. – Аккурат на старом месте… чтоб его.

Жаба определенно пришла отсюда. Даже в темноте я без особого труда разглядел поломанные деревца и могилы. Гигантская туша с одинаковой легкостью крушила и растительность, и надгробья, и металлические оградки. Досталось даже статуям: мраморный ангел лишился головы и крыла. Но я так и не мог сообразить, откуда именно вылезла зубастая образина… и на что указывал городовой.

И только потом разглядел. Примерно в десятке шагов перед нами воздух чуть рябил. Обычно такое марево появляется над асфальтом в жару – но никакого асфальта поблизости не было. Да и апрельский вечер, хоть и выдался теплым, на летний полдень явно не тянул.