Непорочная пустота. Соскальзывая в небытие - Ходж Брайан. Страница 22

— Может, и ты не почувствуешь, — сказала она. — Но я по крайней мере смогу тебе объяснить.

Какую высокую честь мне оказывали. Мы были знакомы меньше трех месяцев, а Бьянка уже привела меня к тайному месту, которым не делилась больше ни с кем — конечно же, я должна была понять, должна была увидеть, почувствовать и осознать.

А потом она вывела меня к очередной скале посреди горной цепи, изобиловавшей скалами. Я боялась, что я ничем не лучше Грегга.

Ну да, она была красивой — для скалы. И большой в сравнении с окружением; посреди леса не было больше ничего кроме расступившихся перед ней хвойных деревьев. Несколько отчаянных сосен выслали на разведку корни, но получили отпор.

Вокруг нее, у основания, лежали груды камней поменьше, но главная, могучая глыба была раза в четыре выше меня — огромный кусок горной породы, выглядевший совершенно монолитным, без трещин или расколов. Она казалась верхушкой гигантского, уходящего вглубь каменного плавника, обнажившегося из-за эрозии, или его фрагментом, уцелевшим после того, как бо́льшую часть разрушило время, или ледники, или…

На самом деле я понятия не имею, о чем говорю. Просто несу фигню. Геология — не мой конек.

Я ощущала спиной робкую надежду Бьянки. «Ты видишь? Ты чувствуешь?» Здесь должно было присутствовать нечто большее, чем просто слипшиеся воедино миллионы лет назад осадочные отложения. Иначе она бы меня так сюда не зазывала.

Я оглядела скалу снизу вверх, потом сверху вниз. Прошлась из стороны в сторону, осмотрела ее кругом. Понадобилось время, но она…

Она…

Открылась мне — иначе я не могу сформулировать. Словно одна из тех 3D-картинок, что поначалу кажутся мешаниной повторяющихся бессмысленных узоров… а потом, перестав напрягаться, ты видишь изображение, которое скрывалось там все это время, спрятанное на самом видном месте. Здесь случилось что-то в этом роде, только бесконечно страннее, потому что это был не намеренный фокус.

Под выветренным камнем, под наростами мха и лишайника, я увидела с одной стороны скалы вмурованный в нее столб — или это лучше назвать колонной? Затем проступили другие детали: архитрав сверху, потом еще одна колонна и еще одна. Стали видны их выступающие основания и вершины. Трудно было сразу понять, что это колонны, потому что они не были ни гладкими, ни бороздчатыми, как в древних храмах или современных судах. Они были волнистыми, то расширявшимися, то сужавшимися. В узких местах они расходились на дольки, словно разломленные плоды, и эти дольки идеально смыкались друг с другом. Колонны походили на случайную причуду природы ровно настолько, чтобы их можно было проглядеть, и были симметричны ровно настолько, чтобы в их форме виделся разумный замысел.

Однако — здесь. В сердце соснового бора на высоте восемьдесят пять тысяч футов над уровнем моря, посреди горного хребта. Ну да, конечно. Охотно верю.

— Может, ее обработали, — предположила я. — Вручную? Инструментами?

Но кто? Очевидно, какой-нибудь эксцентричный поселенец конца девятнадцатого века — самое милое дело, чтобы расслабиться после того, как целый день охотишься на дичь, строишь хижины, бегаешь от медведей и борешься с дизентерией.

По глазам Бьянки ясно читалось, что мне стоило бы соображать получше. Типично материнский взгляд.

— Не думаю.

— Почему ты так уверена?

Ну серьезно, она что, действительно считает, что может так убежденно об этом говорить?

— Она сама мне сказала.

— Но не вслух же. Правда ведь?

— Попробуй к ней прикоснуться.

Что ж, со мной случалось и кое-что постраннее. Вечно сухое пятно на моей щеке служило напоминанием о том, что нас в любой момент могут ткнуть лицом во что-то, чего мы не понимаем и никогда не поймем. Поэтому я подошла поближе и обратилась в веру камнепоклонников.

Чем камни больше, тем проще им заявлять о своем огромном возрасте. Они — нагляднейший символ давних времен. Для меня лучшим примером служит цепочка гор, прозванных Флэтайронами. Пять колоссальных кусков песчаника, образовавшихся триста миллионов лет назад и поднятых почти вертикально медленным и сокрушительным столкновением тектонических плит, которое создало Скалистые горы. Они древние. Древние, как путешественники во времени из додинозавровых эпох.

А эта скала, на которую я возложила руки? Ее, должно быть, создали те же самые события, те же самые процессы, и в сравнении с прочими она была лишь крошечным камушком.

И все же?..

И все же.

Я пришла, я увидела, я ощутила… нечто. И что же я должна была осознать?

Парадоксы, вот что я ощущала. Эта невероятная громадина с колоннами была здесь на своем месте, как головокружительно древний элемент пейзажа. И одновременно нет. Она была частью тех же геологических процессов, воздвигших горный хребет длиной три тысячи миль. И при этом являлась чем-то большим, исключением из правил, чужачкой, в чьем создании, точно так же как в строительстве церкви, возле которой мы оставили машину, участвовал разум.

Она не просто пережила сотни миллионов лет, перескочив через динозавров, и первых млекопитающих, и нас. Ее корни уходили куда глубже. Если Флэтайроны пересекли озеро времени, эта скала преодолела океаны.

Ощущение было сродни падению, но лишь отчасти. Лишь пока я не достигла границы вечности. Стоит ее пересечь — и ты больше не падаешь. Падению нужна точка отсчета, нужны пролетающие мимо предметы и приближающаяся земля, а для меня все это было уже в прошлом. Время есть функция гравитации (кажется, это Эйнштейн сказал?), а для меня гравитация исчезла, как и любое чувство времени, и все, что я знала, разлетелось во все стороны и в никуда.

За исключением той аномальной штуковины, к которой прилипли мои руки.

Существовала сама скала — слои осадочной породы, складывавшиеся песчинка за песчинкой, точно так же, как и в любом другом месте. Но здесь, и только здесь, была еще и форма. А за формой скрывалась идея. А за идеей… что это было, способ мышления?

Иной способ мышления?

Откуда я вообще это знала?

Я снова услышала те же слова, на этот раз пришедшие изнутри меня:

Ты узнаешь их, когда почувствуешь их.

Ты узнаешь их, когда увидишь их.

Ты узнаешь их, когда прикоснешься к ним.

Нет. Я этого не хочу. Правда не хочу.

У меня опять закружилась голова, потому что снова возникла связь, точка отсчета, я возвращалась назад назад назад назад назад, и, может, это скала тащила меня к себе, а может, это я тащила ее, но невозможно было поверить, что я могу растянуться так сильно, так далеко, через такой огромный отрезок времени. Между нами было слишком много пустоты. Но я была точкой, и скала была точкой, и мы были точно запутанные частицы, и воздействовать на одну из нас значило одновременно воздействовать на другую, неважно, как далеко мы находимся друг от друга.

Потом вернулась гравитация, а вместе с ней — время, миллиарды лет, десятки и десятки миллиардов — хотя нет, даже Вселенная не настолько стара.

Ответ был тише шепота, но так очевиден: эта Вселенная — да. Но начни выстраивать из них цепочку — и у тебя получится очень интересная система.

Неважно, откуда я это знала. Как я вообще смогла такое пережить? Хрупкий человеческий рассудок не способен прикоснуться к подобным вещам, воспринять их, испытать их, ощутить их целиком и продолжать после этого функционировать. Где бы сейчас ни находилось мое тело, оно, должно быть, пускало слюну, если, конечно, давным-давно не сгнило вместе со всеми своими шрамами.

Ответ снова был очевиден: в детстве меня на это настроили. Я уже соприкасалась с этим измерением, и с той поры оно просачивалось в меня, в то время как я изначальная — та, кем я должна была стать, — понемногу отслаивалась и улетучивалась сквозь сухое пятно, которое тоже было своего рода шрамом.

А потом я снова начала падать — недолго, но с достаточной высоты, — и с громким шмяком плюхнулась задницей на землю.