Непорочная пустота. Соскальзывая в небытие - Ходж Брайан. Страница 24

— Откуда ты вообще… — Таннер не знал, каких вопросов от него ожидать, но если бы ему предложили угадать, он бы ошибся. — Ты что, за ней следил?

— Я надеюсь, это не твой вопрос? Потому что, если на секунду задуматься, он сам на себя ответит. — Аттила, похоже, смилостивился над ним, хотя бы потому, что это дало ему возможность поглумиться. — На спутниковое наблюдение моего бюджета не хватит, но ты поразишься, что можно установить на самое обычное дерево по соседству.

Таннер закрыл глаза. Мелкие пробелы он заполнит позже. Если у него будет это «позже».

— Вал… он распался на части. Буквально. — Он взглянул на Шона. — Как если бы ты занимался вот этим несколько часов — только секунд за тридцать.

Он знал, как невероятно это звучит.

— Детали. Вот где кроется дьявол. Выкладывай их.

Таннер рассказал о произошедшем так кратко, как смог. О случившейся с Валом перемене, о том, что он двигался, словно человек, забывший, как должно работать его тело. О том, как он набросился на телефоны и запихнул один себе в глотку. Как на протяжении нескольких минут после этого он казался впавшим в состояние фуги, а потом развалился на куски.

— И ты видел, как это случилось.

— С такого же расстояния, как сейчас вижу тебя.

— Ты счастливчик. — Аттила казался до странного искренним. — Тебе выпала честь быть этому свидетелем, хоть ты и не знал тогда достаточно, чтобы понять какая.

— Тебя все это, похоже, не удивляет.

— Я слыхал о таких вещах. Я знаю, что такое возможно. Но, с другой стороны, а что невозможно?

Аттила бросил на Таннера презрительный взгляд, словно тот был недостоин увидеть то, что видел. Потом закончил вытирать топор и повертел его перед собой, оглядывая щели.

— И больше ты ничего мне не скажешь?

— Значит, это твой вопрос?

— Нет. Я просто углубляюсь в детали, как ты и хотел.

Аттила отбросил тряпку, снова поиграл топором, думая, что с ним делать, и мощным ударом, сотрясшим как доски, так и кости, вонзил его в пол.

— Скажем так: боги на самом деле существуют. Но не такие, о которых тебе рассказывали, веришь ты в них или нет. Это слово, «боги», — просто ярлык. Он в общих чертах передает суть, вот и все. Я имею в виду масштаб. Не функции, не роль. Масштаб.

Таннер слушал, и ему казалось, что он проваливается сквозь пол. У него болело все, как снаружи, так и внутри, а между челюстью и затылком пролегла туго натянутая полоска мышц. Не имело значения, сегодня ночью он умрет или завтра днем. Там, снаружи, остались люди, которых он любил, и ему, скорее всего, больше не суждено их увидеть. Никакая молитва, никакое заклинание не изменят того факта, что ему уже ничто не поможет.

— Но что они такое на самом деле?.. — продолжал Аттила. — Все, что я могу сказать, не будет неверным. Но оно будет недостаточно верным. Они… разум, способный выйти за пределы тела. Душа без совести. Интеллект, обладающий интуитивным пониманием материи и энергии, способный, словно паук, устроиться на паутине темной энергии и провести следующий миллиард лет, любуясь столкновением двух спиральных галактик, потому что это, черт побери, весело.

Для Таннера, беспомощного, лежащего на спине, не имело значения, правда все это или нет. Значение имела лишь любовь, которую он испытывал к людям, ее заслуживавшим, и то, что она умрет вместе с ним.

— Только представь себе эту мощь. Представь, каково это — вместить хотя бы малую часть ее в сосуд вроде такого. — Аттила потыкал его в плечо. — Этих мясных скафандров едва хватает на сотню лет, да и то не всегда. Но если у тебя есть цель, если тебе нужно что-то сделать по-быстрому, а это твой единственный вариант, и если ты знаешь, где найти достаточно слабый скафандр, из которого можно вышвырнуть пилота, ты проникаешь в него и берешь управление на себя, и работаешь с тем, с чем тебе приходится работать. Просто долго он скорее всего не протянет.

Таннер попробовал это представить. Что бы ни овладело Валом, было похоже, что каждая клеточка в его теле перегорела, перестала работать.

— Если ты засунешь пальцы в розетку — тебя немного встряхнет. Если ты ухватишься за кабель на электростанции — поджаришься до хруста. Так, по крайней мере, я это понимаю.

Похоже, здесь ему полагалось засмеяться, но Таннер не мог вспомнить, как это делается. Возможно, это даже была правда. То, о чем говорил Аттила, вполне стыковалось с тем, что видел и слышал сам Таннер. Поэтому у него оставался лишь один аргумент: «это не может быть правдой, потому что не может». Но его не хватало.

Да и какая разница. Какая на хуй разница.

— Думаешь, мне не наплевать? — спросил Таннер. — Это твои дела. Занимайся ими. Для меня важны только семья, друзья, да еще те, у кого выдался неудачный день в горах.

— Почему мы и оказались в этой ситуации. — Аттила поерзал на полу; он был пугающе спокоен, сидя голышом в двадцати футах от трупа. — Вот какая штука, старший братец. Ты ведь не из тех, кто сдается, верно? Это не в твоей натуре. Поэтому я сразу понял: если уж ты пришел сюда в поисках Дафны, то на этом не остановишься. Ты вышел бы отсюда и продолжил искать. Как делал всегда. Ты отыскиваешь Дафну независимо от того, нужно ей, чтобы ее нашли, или нет.

Аттила провел ладонью по рукояти торчавшего в полу между ними топора, как будто она была рычагом, потянув за который он мог изменить мир.

— А ей больше не нужно, чтобы ее искали. У нее есть дела. Ей не нужно, чтобы ты прискакал и спутал все карты.

И снова Таннер услышал в голове слова, въевшиеся в память, пока он пытался разобрать послание, которым нечто на протяжении нескольких лет забрасывало Дафну.

Ты должна их убить.

Ты должна их убить ради нас…

— Тогда почему я до сих пор дышу?

— Скажем так: пока что ты — мой козырь. Знаешь, мы ведь все находимся в бесконечном процессе становления. Большинство людей с каждой секундой становятся чем-то меньшим. А вот Дафна — она становится чем-то большим. Еще не стала, но может стать. Ей просто нужно совершить этот скачок. — Аттила выдернул топор под визг половиц. — И если для того, чтобы заставить ее это сделать, мне придется порубить тебя на кусочки — значит, так мы и поступим.

Бьянка не должна была принять мои слова так легко, сучка ненормальная. Я выдала самую угрожающую фразу, которую вообще когда-либо кому-либо говорила, и что она сказала мне в ответ? Не «Пошла на хуй, Дафна». Не «Возвращайся-ка домой пешочком и никогда больше ко мне не подходи, Дафна». Не «Какого цвета тебе нравятся охранные ордеры, Дафна?». Вот как должны реагировать нормальные люди.

А я услышала всего лишь паршивое «Ну, я бы, конечно, предпочла, чтобы меня не убивали, но если уж этого не избежать, я протестовать не буду, если убийцей станешь ты».

Буквально.

Какая странная отправная точка. Думать об этом, представлять, как это случится, в качестве умственного упражнения. Именно такие больные общие интересы и сближают лучших подруг.

Как мне тебя прикончить, подруженька моя соблазнительная? Тебе больше хочется, чтобы все прошло быстро и безболезненно, или ты предпочтешь, чтобы твоя убийца создала смелое, кровавое творческое высказывание?

Ой, да я как-то об этом серьезно и не думала. Вариантов ведь так много, правда? Например, всегда можно меня застрелить.

Можно… но тебе не кажется, что это слишком просто? И даже отчужденно? В этом нет ничего интимного. Как пультом дистанционного управления воспользоваться. Так я тебя даже с другого конца комнаты убить могу.

И с другого конца игровой площадки тоже. А если ты застрелишь меня на глазах у детишек и обычных, скучных, не земноводных мамаш? Вот это будет настоящее творческое высказывание.

Да, но все равно. Одно движение пальцем — и тебя нет. Это для ленивых.

А как насчет ножей? Они открывают простор для самовыражения, от хирургической точности до дикого, сумасшедшего буйства.