На всю жизнь и после (СИ) - Шаталов Роман. Страница 10

По соседству с проходом в комнату, где Борису набивали тату, за стойкой была дверь. Виктор открыл её и жестом пригласил его войти. В комнате царил идеальный порядок и педантичное запустение: было только то, что могло понадобиться человеку после пробуждения и перед отходом ко сну. Мебели тоже не густо: стол, пара стульев, шкаф для одежды, тумбочка односпальная кровать. Постель, идеально заправленная и даже подогнанная, стояла поперёк несостоявшегося дверного проёма в дальнем конце комнаты. Несостоятельность его состояла в том, что он представлял собой небольшое углубление в стене. Борис нарисовал в уме план здания и заключил, что та чёрная металлическая дверь, которую он видел ночью, должна быть ровно с обратной стороны этого проёма.

Виктор прошёл мимо стула, который был ближе к входной двери, и указал на него:

— Присаживайся, пожалуйста.

Он присел напротив, Борис боялся заглядывать в глаза татуировщика и только бросал взгляды, которые скользили по его бледному лицу. Дрожащие губы разрывало желание вывалить на стол всю тяжесть скопившихся вопросов. Но знание натуры этого человека не позволяла их даже разжать без разрешения. Действовать нужно согласно этикету: Виктор — хозяин, поэтому только после его слов.

— Я понимаю, что ты хочешь задать мне целую кучу вопросов, и для тебя у меня есть куча ответов. Не переживай, ты всё узнаешь. Будет лучше, если я сам расскажу всё по порядку.

Юноша молчал. Он понимал, что находится в безопасности, но никак не мог успокоиться. Стук сердца резонировал в левом ухе, щёки горели, а дышать было всё тяжелее.

— А, вы можете опять щёлкнуть своими волшебными пальцами? Я-то… я ещё не отошёл, могу не уловить весь смысл.

— Поверь, у нас ещё будет много времени, чтобы до тебя всё дошло. Пока могу предложить только стакан воды.

Татуировщик махнул головой вправо, а его собеседник, опасаясь очередных фокусов, только покосился глазами. На тумбочке стоял гладкий, стеклянный кувшин и два гранёных стакана. Завершал эту помпезную композицию постамент из кружевной салфетки, которая острым краем спадала вниз.

«Сколько ж ему лет?» — подумал Борис, и его смущению удалось замедлить стук сердца.

— Твой случай не уникальный, в наших кругах обычная практика. Таких как ты называют блудными детьми. По ряду причин, чаще всего из-за смерти родителей они теряют связь со своим племенем. И в один прекрасный день натыкаются на такого как я. У каждого своя история.

Борис пытался сопоставить слова о том, что он не человек, и загадочном племени, из которого можно практически безвозвратно выпасть и даже не знать о его существовании.

— Я — не я, и даже бабушка об этом не знает.

Он откинулся на спинку стула и расправил плечи. Выражение его лица было серьёзным, но дрожь всё ещё гуляла по телу.

— Для тебя понятнее, думаю, заменить «племя» на «раса». А почему твоя бабушка об этом не знает — очень странно. Странно и то, что, будучи блудным сыном, она у тебя вообще есть, ещё и родная.

— А те в чёрном? Они другая раса, народ…банда?

Виктор молчал, уставившись на Бориса стеклянным взглядом. Юноша опять почувствовал стук своего сердца, но внешне оставался твёрд. Спрятав глаза от мастера, он присмотрелся к небольшой картинке чёрного богомола над кувшином. Ему показалось странным, что полотно в рамке сильно выцвело: стало светло-коричневым, а не жёлтым.

— Не торопись. Я же просил. Ты всё узнаешь. Без порядка, вопросов будет ещё больше, а нам… — татуировщик посмотрел на часы, которые висели за спиной Бориса, — нужно кое-что успеть.

— Что это — кое-что? — в голосе заиграли враждебность и недоверие.

— Всё по порядку. Здание же не строят со второго этажа. А мы пока только нашли участок.

— Я б рискнул. За такой домик мне бы отвалили кучу денег.

— Ну да, риск — твоё второе имя. Мы знаем, насколько ты смел.

Лицо и голос мастера сохраняли равнодушие, что смущало даже больше, чем смысл сказанных слов. Поэтому юноша решил уставиться на татуировщика пародией его лица, лишённого эмоций.

— Наша раса занимается самым важным ремеслом для человечества — сбором эмоциональной энергии, чувств и воспоминаний людей. Мы…

— Воу-воу, мастер, а себе что не оставляете? Или налоги душат?

— Тут уже всё зависит от контроля. Те в чёрном — мы называем их одержимыми — когда-то с этим не справились.

— А от меня они что хотели? — Борис погрустнел. — Они уже второй день меня преследуют.

— Потому что вчера у тебя появилось то, что им нужно. И как ты мог заметить, заполучить это они хотели очень сильно.

— А как они это получат?

— Чтобы достать ядрышко, нужно расколоть скорлупу.

Лицо Бориса перекосило.

— Так сведите татуировку!

После этих слов Борис почувствовал, как кожа над его лопаткой задрожала. Он мягко положил правую ладонь на это место и виновато опустил голову.

— А я хотел предложить добавить ещё парочку.

Виктор положил руки на стол ладонями вниз. Из татуировки револьвера на правом предплечье и одноручного топора на левом повалил густой чёрный дым, который стелился по поверхности стола. Шустрые струйки ринулись к ладоням мужчины и в один миг обрели объёмную форму своих плоских изображений. Мастер прижал оружие к поверхности стола, его пальцы стучали по нему. Борис мог судить по их виду, что объекты материальны, будто их действительно собрали из отдельных частей, а не материализовали из дыма.

Мастер пододвинул револьвер и топор прямо к груди юноши. Борис заметил, что на усеянных татуировками руках выделялись два островка безволосой бледной кожи, словно из разбитого зеркала выпали два самых больших и угловатых осколка.

— Можешь подержать, — Виктор указал на оружие раскрытыми ладонями. — Только в лицо себе не направляй. В дуле кроме красного огонька в конце тоннеля ничего нет, — его зубы опять оскалились в странной улыбке.

Борис поднял увесистый револьвер; каждая отдельная часть — дуло, ручка и барабан — была неуместно огромной. Казалось, что пуля может в брюхе слона сквозную дыру пробить и застрять в кроне молодого баобаба, о который несчастный хотел почесать бочину. Весила эта пушка как большая сумка, да и пестрила светом красных остроконечных узоров, которые выступали в роли пламегасителя. Юноша крепко ухватился за деревянную на ощупь ручку, заглянул в барабан, в котором краснели гильзы как радиоактивные вишни в горьком шоколаде, провёл ладонью по холодному металлу вдоль ствола. Он испытывал чувство детского восторга и трепета перед необычной вещью у него в руках.

— Что там? — сказал Виктор и махнул головой направо.

Борис повернулся. В него летел тот самый кувшин с водой. Юноша выставил руку с револьвером вперёд, закрыл глаза и нажал на спусковой крючок. В ответ услышал только глухой всплеск бьющегося стекла и почувствовал, что его руки, лицо, грудь, живот залила холодная вода. Он открыл глаза. Кувшин висел на дуле как яблоко на кончике ножа. Юноша аккуратно снял его и поставил на стол, а затем бросил острый взгляд на равнодушного Виктора.

— Я нажал на курок, но он не выстрелил!

Прилипшие ко лбу волосы и тяжесть холодной и влажной майки всё больше разжигали неприязнь к татуировщику.

— А как ты собирался стрелять не глядя?

— Да какая разница?! Я ведь прицелился? Прицелился, — Борис болтал револьвером из стороны в сторону. — Всё равно после выстрела глаза закрою.

Он направил револьвер на Виктора.

Мастер выставил правую руку вперёд. Револьвер превратился в дым и чёрным облачком влетел в его ладонь. Он поднёс указательный палец к глазу и выстрелил в стакан на тумбочке. Борис моргнул и вздрогнул от грохота выстрела, который ударил по ушам. Виктор и веком не повёл, даже волна от отдачи не прошлась по его коже.

Юноша не знал, что делать: бояться или удивляться. Он посмотрел на тумбочку. Рядом с одиноким стаканом собирал осколки чёрный богомол. Насекомое размером с кулак поднимало своими примочками по одному стёклышку и складывало в кучку. Рамка над тумбочкой пустовала.