На всю жизнь и после (СИ) - Шаталов Роман. Страница 9

Капюшоны остановились, и начало происходить то, что юноша мог увидеть в фильме, компьютерной игре или даже на худой конец вычитать в книге. Предплечья, покрытые чёрными рукавами, выпускали клубы густого чёрного дыма. Он скручивался, завихрялся, шевелил крохотными щупальцами, которые дрожали, пульсировали, сливались с основным облаком. Когда нестабильной субстанции оказалось достаточно, она сжалась в единый поток и змеёй заползла в ладони своих хозяев, обретая форму, которая не сулила ничего хорошего.

В руках первого капюшона появилась дубинка, чёрная как безлунная и беззвёздная ночь в самом глухом месте планеты. Размер был слишком большой для такого худосочного тела, хотя нет, для любого тела — она однозначно одним махом может загнать в асфальт Виктора вместе с Борисом. По поверхности дубины расползались красные трещины, которые напоминали тлеющие угли. Второй капюшон сжимал в ладонях хлысты, кожа которых была такой же беспощадно чёрной как оружие его товарища. Ярко-красным светились острые кончики и раздутые узелки, которые, казалось, должны вот-вот лопнуть. Эти пухлые шарики как лампочки на гирлянде располагались один за другим на равном удалении друг от друга. Хлысты неестественно двигались, будто незнакомец держал в руках живых трепыхающихся змей. Оружие этих двоих выделялось своим гротеском, который становился более явным из-за чёрной дымки, которая местами клубилась, вихрилась и стелилась по бледным пальцам и асфальту.

Борис так внимательно разглядывал неприятелей, что не заметил, как в левой руке Виктора появился пышущий тьмой одноручный топор, а в правой тяжёлая сталь чёрного револьвера. Но рассмотреть его оружие не удалось, в тот момент для юноши они были размытыми кусками металла, хотя в отличие от вражеских не дымили.

Капюшон с заведённой за спину дубиной, сверкая сумасшедшей улыбкой, возник над Виктором. Татуировщик выстрелил в противника с хлыстами и, не двигаясь с места, поднял вверх остриё топора. Бичи закрутились и с металлическим звоном встретили пулю, оставив за собой шлейф красного дыма. Остриё топора вошло в ударную часть дубины. Мастер справился с силой удара, даже плечом не повёл, развернулся и пнул неприятеля в живот, отбросив к зданию тату-салона. Звук удара тела, припечатанного дубиной, напоминал взрыв и эхом растёкся по всему куполу. Борису показалось странным, что отброшенный даже не закряхтел, — не из камня же он сделан. Юноша увидел, как топор, застрявший в дубине, развеялся вспышкой густого чёрного дыма.

Два выстрела накрыли непроглядной дымовой завесой перекрестие двух хлыстов. Борис, не спуская глаз с прибитого дубиной, пододвинулся ближе к спине Виктора, практически прижался к ней. Револьвер метнулся в сторону бесчувственного тела, но застыл на полпути. Щупальца обвили толстую сталь дула и одним рывком отбросили татуировщика в неподвижную машину.

— Пря… — донеслось до ушей Бориса.

Тело мастера приземлилось на крышу седана как на крепкий, увесистый валун, проехалось по капоту и скрылось от глаз Бориса, чья челюсть дрожала, а шею сковало холодом. Он бросил взгляд на пронзительно визжащий чёрный силуэт, который поднимался с дубиной в обеих руках, а затем повернулся и увидел, как второй, срываясь на плаксивые всхлипывания, не спеша заводил хлыст назад, тем самым отрезая путь к отступлению. Сердце юноши тяжёлыми ударами тянуло грудь вниз. Чёрный купол — ключ от которого сейчас закатился за машину — будучи невероятно просторным, давил на тело невинной жертвы обстоятельств, будто его зажали в массивные тески.

Борис посмотрел на неподвижный автомобиль — ни звуков, ни движения, никакой надежды, — его губы искривились от тяжёлого дыхания: глотки воздуха были столь жадными. Его глаза потеряли желание видеть безнадёгу и тьму вокруг. Скребущий барабанные перепонки визг и тяжёлые шаги за спиной приближались, наращивая темп. Он обернулся. Тёмная фигура, выставив правую ногу вперёд, проводила боковой замах дубиной, которая приближалась к красному пятну на голове, оставляя за собой струйки дыма. Тело онемело, юноша уже был готов к судьбе окоченевшего трупа. Веки медленно опускались вместе с головой.

Вдруг правая рука поднялась вверх, будто движимая ударом тока. Борис увидел, как из его ладони вылетело что-то маленькое и, подобно чёрной молнии, вонзилось в шею капюшона. Копну светлых и красных волос взъерошила буйная волна воздуха, которая пронеслась над его макушкой. За спиной засвистели хлысты и полетели ему в голову. Звук лавины бьющегося тяжёлого стекла приглушил их свист. Неприкрытые икры и лодыжки колол морозный холод, которому неоткуда было взяться посреди лета, но у Бориса не возникло и ничтожного позыва к удивлению.

Он с опаской повернул голову. В толще резного и чистого как воздух куска льда краснели острые кончики кнутов, в искажённом пространстве за ними застыл неподвижный чёрный силуэт. Заглянув за глыбу, которая была высотой с человека, Борис увидел другой айсберг большего размера, в нём и была заточена та размытая фигура. Колени юноши подкосились, и он схватился за столб льда обеими руками, но сразу отдёрнул их. Обожжённые ладони сунул в подмышки и обошёл изваяния. Они напоминали линии электропередач из-за узловатых верёвок, которые тянулись от одного столба к другому.

— Невежливо заставлять своего спутника ждать, — донёсся скупой на эмоции голос из дальнего угла купола.

Навстречу к Борису уверенно шагал Виктор, на нём не было следов борьбы, грязи либо иных признаков того, что он кубарем скатился на асфальт. Тату-мастер прошёл мимо него и, встав перед телом капюшона с булавой, жестом позвал юношу. На хилой груди, подняв свою головку, сидела знакомая, крохотная змейка. Её сложно было разглядеть из-за нехватки света и чёрной ветровки, с которой она сливалась. Тяжёлое чувство вины давило на горло Бориса. Он присел и протянул правую руку своей спасительнице. Кобра посмотрела на его опущенные глаза, подползла ближе и лизнула его ладонь языком, чёрным как её тельце. Юноша сжал пальцы от сильной щекотки.

— С-спасибо.

— Не стоило, Господин. Всё что у меня есть — Ваша жизнь, и одна обязанность — служить Вам.

Змейка слилась с его кожей и поползла вверх, скрывшись в рукаве майки.

— Нас прервали, давай вернёмся и продолжим, — сказал Виктор и двинулся к входной двери салона.

— А это, — выдавил Борис, беспорядочно перекидывая указующие кисти от одного чёрного тела к другому.

Спина Виктора продолжала удаляться.

— Хочешь остаться с ними? Не думаю, что получится их о чём-то расспросить.

Борис пару раз повертел головой, перемещая взгляд от одного поверженного чёрного к другому, и, наконец, попятился в сторону салона, а затем развернулся и побежал. Стоило Виктору встать на первую ступеньку, он сложил пальцы на груди и повернул воображаемый вентиль. Серость рассеялась как по щелчку выключателя: круг света, расширяясь в центре дороги, разгонял тьму. Верхушка купола стала прозрачной и начала исчезать подобно туману, который тает под яркими лучами.

Круг света прогнал не только темноту, но и последствия битвы. Сначала растворилась глыба с запечатанной в ней чёрной фигурой, как пшик мелкой взвеси капелек, которые становились одним целым с воздухом. Следом узелок за узелком как бикфордов шнур, не теряя привычного натяжения, испарялись хлысты. Вторая глыба с застывшими в ней красными кончиками покорилась всепоглощающему свету быстрее, чем прогорающая дотла спичка. Двигатель серебристого седана набирал обороты. Тело капюшона с булавой растворилось. Купол исчез. Машина без царапин и вмятин на капоте и крыше двинулась вперёд. Она проехала мимо, как ни в чём не бывало.

Грудь Бориса тяжелела от сожаления.

«Они просто исчезли и всё. Не правильно. Как-то не по-человечески», — подумал он.

— Поторопись. Или забыл, зачем сюда пришёл? — сказал Виктор, поворачивая ручку двери.

Колокольчик зазвенел. Татуировщик стал в проёме, придерживая спиной дверь. Юноша появился в салоне настолько быстро, насколько позволяло его худосочное тело. Здание, вопреки его ожиданиям, осталось целым, без следов порезов от купола. Мастер закрыл входную дверь на ключ и пошёл в сторону стойки ресепшена.