На пути в бездну (СИ) - "Sleepy Xoma". Страница 31
— Это не касается и Кающегося, — заметил юноша, которому явно стало легче.
— По другим причинам, — отозвалась Орелия. — Он — дитя двух миров — уникален и неповторим. Именно это и стало основой его божественного могущества, но и послужило причиной страшного падения, из-за которого мой друг уже много веков искупает грехи… Но мы немного отвлеклись. Так вот, любым чародеям, очень сложно колдовать, находясь на Грани во плоти. Но проблема не только в этом…
Она сделала небольшую паузу и Вилнар, прервав медитацию, открыл глаза, с любопытством воззрившись на Древнюю.
— Проблема в том, что я умираю, — произнесла Орелия и, видя, как глаза юноши расширяются от ужаса и удивления, поспешила уточнить, — не волнуйся, не прямо сейчас. В принципе. Еще пару сотен лет назад я справилась бы с этим демоном без особых проблем, а сейчас, как видишь, лишилась еще одной конечности и полностью опустошила тот небольшой запас сил, который удалось восстановить за время скитаний по подземным переходам. Если честно… даже не знаю, правильно ли мы поступаем, бросаясь на помощь Игнис в таком состоянии, да вот только времени разыскивать Корвуса и составлять план спасения у нас нет. Так что — будем выкручиваться на месте.
Она на миг умолкла и спросила:
— Я удовлетворила твое любопытство?
— Да, о госпожа моя.
— Вот и славно, а теперь сосредоточься на восстановлении, у нас очень мало времени.
Глава 9
Они не просто скакали, нет! Небольшой отряд, возглавляемый Клеменсом Вентисом летел, точно на крыльях ветра. Приближающееся сражение между Волукримом и Дилирисом подгоняло. Безымянный должен был предстать пред судом Древнего и поведать тому свою историю. Молодой ветророжденный же — сын своего отца — не мог опаздать на битву.
Полукровка ни на миг не сомневался, что Клеменс Вентис — прирожденный лидер и командир, такой же, как брат ее величества. В конце концов, он видел обоих в деле во время Войны Мотыги, когда сын герцога — сопляк одних с ним лет — лихо водил конную сотню в атаку. Вот и сейчас Клеменса окружали верные гвардейцы, и было достаточно одного взгляда на них, чтобы понять — эти люди пойдут за своим командиром даже в ад.
"Конечно же, ведь он не предаст их, как Таривас", — раз за разом думал Безымянный, стараясь отрешиться от боли и отчаяния. Получалось, надо заметить, неважно.
Оставалось утешать себя, что мучиться ему недолго. Игнис говорила о том, как трепетно Вороний Король относится к обещаниям и клятвам, а значит, едва только Безымянный окажется в лагере всесильного сковывающего, приговор будет приведен в исполнение незамедлительно. Главное, чтобы Корвус вообще захотел слушать историю предателя.
С этими мыслями проходили дни полукровки, с ними же тянулись и ночи. Он почти ни с кем — даже с притихшим и как будто собравшимся Индржихом — не общался, но слушал и наблюдал — с этим ничего нельзя было поделать, привычка не желала просто так взять, и исчезнуть. Ему было интересно следить за людьми Вороньего Короля, временно перешедшими в распоряжение юного ветророжденного, за лунксами, державшимися особняком, но взвалившими на свои плечи все вопросы, относящиеся к разведке. Но главное — за гвардейцами, которые действовали точно хорошо смазанный механизм, прекрасно дополняя друг друга, не отлынивая от рутинных обязанностей вроде несения караула и обустройства лагеря.
Даже в гвардии Тариваса, руководимой Безымянным, не было такого восхитительного порядка, а приказы не всегда исполнялись столь тщательно.
"Интересно, как там парни в Сентии"? — подумал полукровка, вспоминая прощальную пирушку, которые те закатили. — "И что им рассказали? Умер, как герой? Или предал и был казнен"?
Он пару раз порывался спросить об этом у Клеменса, но оба раза рот просто отказывался произнести нужные слова, и юноша откладывал вопрос на потом. Зато удалось узнать судьбу оставшихся в живых гвардейцев. Все они оказались тщательно допрошены и ограничены в передвижении, но — живы, здоровы. Что радовало и огорчало одновременно, ведь им, возможно, тоже придется ощутить на себе всю тяжесть королевского правосудия. Но полукровка все-таки не оставлял надежды принять вину подчиненных на себя.
Правда, Клеменс уверял его, что Вороний Король обуздал свою мимолетную вспушку ярости и теперь очень стыдится приказа, отданного Изегриму. Потому, собственно, с пленными гвардейцами и обращаются в соответствии с их статусом. И еще он уверял, что Корвус обязательно прислушается к доводам Безымянного, и не станет наказывать за то, в чем тот не виноват.
Безымянный слушал и не верил, но не возражал.
Спустя два дня бешеной скачки, результатом которой стали полтора десятка павших и загнанных лошадей, они наконец-то подобрались достаточно близко к лагерю Корвуса — навстречу начали попадаться разъезды из бригады герцогини Магны, а в небе то и дело виднелись точки разведывательных отрядов гарпий. Вороний Король, как и следовало ожидать, не бросал на самотек вопросы безопасности.
"Интересно, а что он предпримет против Мислии со Звериным Амулетом"? — подумал Безымянный, когда очередной отряд всадников пропустил их, задав лишь пару вопросов. — "Она, конечно, вряд ли сможет управлять им так же эффективно, как и его величество, но все же — глупо недооценивать могущество Первой Тени".
С этими мыслями он, наконец-то добрался до Мариевых полей, на которых размещался огромный лагерь на тысяч тридцать — сорок тысяч человек, не меньше. И где-то в этом разноцветном море из ткани с вкраплениями костров, должны были размещаться войска Паллидия и Устина Вентиса. Безымянный приметил далекий лесок на левом фланге и предположил, что скорее всего, они — там.
Он сглотнул.
"Это путешествие было долгим, но все рано или поздно заканчивается. Вот и настали последние часы моей жизни".
Юноша полной грудью набрал воздуха, который он хотел бы назвать чистым и свежим, но не мог — огромная армия создавала вполне конкретный аромат, бороться с которым были не в состоянии даже специалисты из Братства Помощи — этого волукримского аналога Ордена Спасения.
"Ну что ж, в дерьме жил, в дерьме и умру, справедливо. Надеюсь, мне хотя бы позволят исповедаться перед казнью. Игнис ведь говорила, что Вороний Король — весьма справедливый человек".
Мысли об огнерожденной, чья судьба оставалась загадкой, отдались болью в сердце. Внутри него еще теплилась маленькая — совсем призрачная надежда на то, что она, Ридгар, Орелия, Вилнар и Блаклинт живы, но юноша не обольщался на сей счет лишний раз. Если бы они выжили, то Устин и его сын наверняка знали бы об этом. С другой стороны, кто-то же остановил королеву изначальных? Потому, вступая в шатер на холме, возле которого несли службу закованные в тяжелые панцири каррасы, каждый из которых на добрую голову возвышался над немаленьким полукровкой, Лариэс надеялся увидеть знакомую серебряную маску.
Увы, чуда не случилось.
Внутри их ждали Вороний Король, Устин Вентис, Паллидий, герцогиня лунксов Магна, здоровенный каррас, матриарх гарпий Эрато, невысокий поджарый мужчина средних лет с волчьим выражением лица, а также, как ни странно, Аккэлия Вентис — супруга его высочества Устина.
Он впервые в жизни увидел герцогиню, а потому не сумел отказать себе в удовольствии и бросил на нее беглый взгляд. Это была невысокая ладно скроенная женщина, не лишенная определенного шарма, но не красивая: лицо, как у упрямой лошадки, большой лоб, всклокоченные волосы, белки глаз, испещренные красными прожилками и, конечно же, мешки под глазами — признак постоянного недосыпа. Аккэлия, как поговаривали злые языки, не тратила драгоценное время на такую банальность, как сон, занимаясь своими колдовскими штудиями по нескольку суток подряд. Впрочем, как рассказывала Кларисса, пару раз пересекавшаяся с герцогиней, любой, кто общался с ней больше двух минут, тотчас же забывал про недостатки внешности, потому как более харизматичного, начитанного и интересного собеседника было найти очень и очень непросто. На любом вечере и приеме именно эта миниатюрная, не слишком одаренная внешностью женщина становилась центром внимания, и то, что красавец герцог все эти годы хранил ей верность, совершенно не свойственную для стихийных магов, говорило о многом. Еще больше Безымянному сказал тот факт, что герцог привел на поле предстоящей битвы свою дорогую жену.