Шведская сказка - Шкваров Алексей Геннадьевич. Страница 115

Капрал нахмурившись стал раздавать немедленно команды. Когда Гусман уже вернулся к экипажу, он оглянулся и не обнаружил ни одного солдата на дороге.

- Вот так-то лучше! – И махнув Хадсону рукой, поехал вперед.

- Геть! Геть! – казачьи кони вынесли прямо на мост. И грянул залп. Три казака, словно споткнувшись на всем скаку, рухнули вместе с конями на бревенчатый настил. Одна лошадь, заржав жалобно, полетела с моста, разбрызгивая кроваво-хрустальную воду.

- Назад! – дико заорал Митька, поднимая коня на дыбы и перегораживая путь остальным. Пригнувшись и прикрывая собой Веселовского, казаки метнулись обратно. Влетели в лес, спешились, тяжело дыша.

Митька уже зорко всматривался в чужой берег.

- Ждали нас, сучий потрох! Троих наших положили… и Авдея старого… Может живой кто? – но сам покачал головой. – Нет! Замертво полегли.

Казаки достали ружья и встали за деревья. Выстрелили несколько раз.

- Не видать, черт, где они спрятались! – в сердцах бросил кто-то. Густая зелень на другом берегу речки надежно укрывала противника.

- Кончай тогда палить в белый свет. – Приказал сотник. - Андрейка! – позвал Кисилев молодого казачка. – Сползай, схоронясь, к берегу, может, и на ту сторону сподобишься. Разузнай, сколь их там засело. - Тот кивнул молча и исчез.

Прошло около часа в тревожном ожидании. Финны больше не стреляли, да и казаки попусту припас не тратили. Андрейка тенью выскользнул из-за дерева. Одежда на нем была вся промокшая.

- Человек двадцать! Финны. Все настороже. В засаде сидят. Глядят в оба. Сам, чуть не попался. – тяжело дыша и вытирая стекавшую с кудрей воду, рассказывал казак.

- Чертовы финны! Не прорваться! А если выше по течению? – Предложил Митрий. Казаки переглянулись. Их оставалось всего трое вместе с сотником. Веселовский смотрел на них с надеждой и молчал, не смея приказывать. Риск был очень велик!

- Так! – тряхнув головой, решил сотник. – Вы, ваше высокородие, - Алексею Ивановичу, - с денщиком, покуда здесь побудете. Мы поднимемся выше, там я приглядел местечко подходящее, и на ту сторону махнем. А ты, Семен, - денщику полковничьему, - как стемнеет, к мосту проберешься и наших казаков убиенных, - папаху снял, перекрестился, за ним и все казаки, - сюда перетащишь. Здесь и похороним, по-христьянски. Покуда светло, не сиди тихо, расхаживай. Ветками шевели. Пущай думают, что мы здеся сидим, выжидаем. Будут стрелять, тож бахни в ответ. Ну все, не поминайте лихом, коли что.

Казаки в седла поднялись и растаяли в лесной зелени. Остался полковник один со своим Семеном. Опустился на мох пушистый, обхватил голову седую руками, да так и сидел без движения. Семен, мужик лет сорока, из охотников. молчаливый, под стать начальнику, исполнял все, как велено было. Ходил пригибаясь меж деревьев, ветками шуршал. Пару раз не выдержали финны стрельнули. Он тоже, ружьишко от седла отвязал, и, не целясь, пальнул в финскую сторону. Потом еще разок. Так и до темноты досидели. Хорошо облаками затянуло, не зги не видать – луну прикрыло. Веселовский поднялся:

- Пойдем, Семен, казачков убиенных вытащим.

- Да ваше высокородие, я сам.- попытался остановить его денщик. – Куда ж вам-то?

- Пойдем! – старик не обращал внимания, - Одному не справиться.

Вдвоем, кряхтя и соскальзывая по настилу, потащили одного за другим. Финны, не смотря на темень, видно их заметили. Один раз даже стрельнули – вжигнула пуля мимо плеча старого полковника. Но, поняли, что русские не переправляются, а мертвых своих уносят, и чей-то окрик послышался, стрельбу запрещающий. Опять тишина наступила.

С рассветом Киселев с казаками вернулся.

- Ну! – с мольбой и надеждой к ним кинулся Веселовский.

Казаки глаза отводили в сторону, удрученно. Митрий ответ держал:

- Не пройти! – хмуро буркнул. – Чуть дальше поста лагерь их стоит. Войска там… не меньше полка, а то и двух, будет. Всякие. И пешие, и конные. Густо их там. Пройти можно, но если токмо в обход. Верст с десяток круг делать придется.

- А…? – упреждая вопрос, Митрий кивнул:

- Видели мы кибитку эту самую черную. Прям посередке стояла. Этот… ну офицер шведский, что с ней был, очень долго спорил с самым главным из шведов. «Енералом», что ли. Бумагу какую-то показывал. Видно важная птица…

- А Оленька? – молящее спросил старик, затаив дыханье.

- Не видели мы барышню, ваше высокородие. – опустил голову сотник. – Может в кибитке она… Так, не выходила.

- И дальше что? – старик еще на что-то надеялся.

- Этот офицер долго спорил с «енералом». – Митька сапоги разглядывал. - Почти кричали друг на друга. Опосля «енерал» развернулся резко и ушел. А тому офицеру целый конный отряд дали. С полсотни. И дальше поехали.

- Горе-то какое! – полковник опустился опять на землю. Казаки потоптались и рядом сели, сами все в раздумьях.

- В Нейшлот надо ехать! – вдруг схватился за соломинку спасительную Алексей Иванович. – Да. да! В Нейшлот. Там маеор Кузьмин, ветеран старый, он все ведает, что на шведской стороне делается. Там и Петька мой, жених Оленькин, где-то у шведов. Сыщем, сыщем, кровиночку нашу. Поехали, казачки до Нейшлота.

Митрий с казаками и не возражали. Делать-то что-то надобно!

Глава 20. Дела военные, дела амурные.

«Всякого влечет своя страсть»

Вергилий

Эх, и хороша же была фрейлина Дарья Щербатова. Эти тайные встречи, эти ночи, наполненные ароматами любви, эта все поглощающая страсть, а с другой стороны, стареющая императрица, которой нужно все равно уделять внимание, и если не в алькове спальни, то хотя бы присутствовать на скучных советах, говорить умные слова, когда все мысли там, в объятьях прекрасной фрейлины. Как трудно было бедному фавориту Мамонову! Давно весь двор шептался о бурном романе фаворита и фрейлины. Пока только Екатерина была в неведении, погруженная в государственные беды и совершенно бессмысленную войну со шведским кузеном.

Но мир не без добрых людей, шепнули императрице. Будучи женщиной, она лишь взглянула искоса на Мамонова, потом на Щербатову, и все стало ясно. Для очистки совести – а, вдруг, ошибаюсь, чем черт не шутит, может померещилось на старости лет, напраслину возводят на любимого Сашеньку, - Екатерина вдруг позвала к себе фаворита:

- Сашенька! – начала она ласково, - Вижу в тягость тебе все дела наши скорбные, да и я совсем тебя забросила, не могу, как прежде веселиться. Пьес потешных боле не сочиняем вместе, все какие-то памфлеты пишу в одиночестве. Совсем одолел меня фуфлыга шведский. Да и старею, старею я… а ты все боле скучаешь.

- Что ты, матушка! Ты любой своей фрейлины краше и моложе. – обеспокоился Мамонов.

- Ну уж таки и любой! Тем более, что и правда, в матушки гожусь. – усмехнулась Екатерина. – В общем, Сашенька, решила я озаботиться судьбой твоей. Не век тебе со старухой куковать. Намерена я ныне иначе тебе счастье устроить. И невесту присмотрела тебе подходящую, дабы фамилия твоя всегда благоденствовала. А дочь графа Брюса составляет в России наипервейшую, богатейшую и знатнейшую партию. Женись на ней, Саша! На будущей неделе граф будет при дворе генералом дежурным, так я прикажу, чтоб он с дочерью во дворец явился.

Мамонов побледнел весь, в ноги рухнул царице:

- Матушка! Ежели и правда мне счастья желаешь, то позволь иначе мне выбор свой сделать!

- Как же? – прищурилась Екатерина. А сама вся напряглась внутри. Вот оно! Сейчас все и откроется.

- Не хочу я с графом Брюсом и его фамилией дела иметь. Я давно уже жаждал открыться, уповая на милость твою, да все дела и заботы мешали. Сколь раз хотел, да то одна война, то другая.

- Ну так откройся! – внешне безразлично произнесла царица.

- Полтора года, как смертельно я влюблен во фрейлину твою, Дарью Федоровну Щербатову. – сказал, а сам голову опустил – что-то будет?