Проклятие рода - Шкваров Алексей Геннадьевич. Страница 206

- Так ты предлагаешь вдоль дороги засады с пушками расставить?

- Ну так! Рассечь татар, избить огненным боем.

Кудеяр тронул коня, оставляя Болдыря на месте, и направился к коменданту. Ульфспарре сперва был недоволен, что его отвлекают, но по мере рассказа, стал вслушиваться внимательно, задавать вопросы, бросая время от времени удивленные взгляды в сторону казака, по-прежнему невозмутимо склонившегося к голове лошади. Наконец, рыцарь стянул с себя шлем, вытер вспотевшую от волнения голову рукавом полушубка, приказал подать коня, поднялся в седло и решительно направился к Болдырю, пригласив Кудеяра с собой.

- Поговорим с твоим товарищем, а ты поможешь переводить.

Доехав до казака, приказал, а Кудеяр перевел:

- Рассказывай, что мыслишь, иноземец.

Болдырь хмыкнул, распрямился:

- Не отсиживайся в крепостце, воевода. Пожгут и ее и все деревни в округе. Подбери местечко, где дорога изгибается, да вниз уходит. – Казак плетью полукруг описал в воздухе. - Знамо, они на подъем будут идти. Слева-справа две балочки под снегом присмотри. Расчисти и укрой там конницу. На дорогу поставь ландскнехтов с копьями. Десятка три – не больше. За ними две пушки. Передовой отряд татар наскочит и отбежит, чтобы лавой собраться и вновь пойти. Твоя пехота расступается, и пушечки бьют огненным боем, после вновь сомкнись, остриями пик ощетинься. Это про голову московитскую, аль татарскую, как хочешь называй. Теперь далее. Сколько их, атаман?

- Тыщи две-три, не больше. – Подсказал Кудеяр.

Казак зашевелил губами, задрал голову к небу, что-то подсчитывал. Потом скосил глаз на атамана:

- Сколь в версте саженей, да аршин?

- Пятьсот саженей иль полторы тыщи аршин.

- О! – Казак поднял палец к верху. – Дорога не широка. Больше пяти конных в ряд не пойдут. Клади на каждый пяток по три сажени, в сотне двадцать пятаков – шестьдесят сажен, в тыще – шестьсот, в трех – тыща восемьсот. Добавь еще двести сажень на обоз, пехоту малую - охранение воеводское, выходит две тыщи саженей, аль четыре версты на все войско ихнее. А теперича, свейский воевода, смотри сюда. – Казак легко спрыгнул на землю, оборвал несколько веток с ближайшей осины, стал раскладывать на снегу, поясняя. – Длинная кривая ветка – дорога, по бокам дели на четыре версты, на каждую ставь по пушке, - веток наломал, крестами обозначил, - чередуй – слева-справа по пушке. С ними крестьян, да остатных солдат укрой. По голове первые вдарят, то сигнал общий, остальные пусть палят, страху нагонят – жуть! Да не ядрами заряжай, а жеребьем разным, покалечит сильнее. Зарядов много не бери. Одного хватит, боле палить времени не будет. Вдарили, а к ним вслед из самопалов, да луков ваших, и в ножи-сабельки их резать. Больше палить нельзя – своих побьете. Конница твоя, воевода, из балочек выскочит, за ней пехота потопает, остальные с боков навалятся. Опрокинется татарва, вспять побежит. Токмо отрезать их не надо, путь назад открыт должен быть – быстрее сбегут.

- То есть, - уточнил Ульфспарре у Кудеяра, - твой спутник полагает, что необходимо всю артиллерию выводить на дорогу?

- Именно так! – Подтвердил атаман.

- Укрытия хорошие пусть приготовят. Лапником там, снегом присыпать. Да твои мужики знают, как в лесу схоронится. Видал. – Казак вспомнил встречу с финнами. - Чтоб с дороги ни-ни, а сами московиты, как на ладони. Для прицела верного.

Комендант опустился на одно колен, долго молчал, внимательно смотрел то на казака, то на разложенные им по дороге ветки, думал – рисковать или нет. Потом вздохнул и поднял глаза вновь на Болдыря:

- Место сможешь подобрать?

Казак, выслушав перевод, кивнул:

- Отчего ж не присмотреть.

- Как далеко от Кивеннапы полагаешь выбрать позицию?

- Чем к рубежу ближе, тем разорения меньше. Да и твои мужики злее будут, коль за спиной кров родимый. А то, вона, гляжу, - Болдырь показал на вереницу саней со скарбом, вытягивающуюся из-за сопки с восточной стороны, поверх пожитков сидели бабы с ребятишками малыми, за санями, протяжно мыча, шли коровы, - небось, уже велел все бросать, да за стены прятаться?

- Приказать вернуться?

- Пущай покудова здесь останутся. Никогда до конца не ведаешь исхода битвы. – Вмешался Кудеяр. – А мужикам и в правду поясни – коль побьют московитом, то и дворы свои уберегут.

- Хорошо! – Решился Ульфспарре и рывком поднялся на ноги. – Подождите меня здесь. – Сел на лошадь и отъехал к своим солдатам. Отдав нужные приказания юному прапорщику, продолжавшему заниматься пушками, остановил разгрузку, что-то объяснил крестьянам, отчего те дружно закивали головами и вернулся обратно к Кудеяру с Болдырем. – Едем!

Проезжая версту за верстой, казак по-птичьи вертел головой, непрестанно оглядывался, всматривался, хмурился, но ничего подходящего найти не мог. Миновали Полвисельку, где словно грибы по болотным кочкам-холмам, расселись крестьянские избы. У каждой горушки свое имя – по хозяину: на Ахтиайсмяки живет Ахтиайнен, на Илосмяки – Илонен, на Халосмяки – Халонен. Завидев коменданта с двумя всадниками, со дворов выходили мужики, вооруженные чем попало, те самые Ахтиайнены и Кукконены, Илонены и Сеппенены, Скютте и Халонены, Суси да Соно, вниз спускались. Шапку никто не ломал, смотрели молча, не здороваясь, но вопрос «что дальше?» глазами был задан.

- Здесь ждите! Буду возвращаться все скажу. – Бросал им на ходу комендант, не останавливаясь.

Мужики кивали и неторопливо взбирались обратно.

За Полвиселькой миновали Иоутсельку. Те же сопки с дворами, те же мужики с самодельными рогатинами, топорами и луками. Кое у кого были мечи, засунутые за пояса, невесть откуда мелькнула алебарда.

- До рубежа полмили. – Предупредил Болдыря комендант.

- Пять верст осталось. – Пояснил казаку Кудеяр. Тот быстро оглянулся по сторонам, прищурился, посмотрел вперед-назад и хлопнул себя ладонью.

- Кажись, оно! Гляди, воевода! – Показал вперед плетью. – Дорога на изгиб пошла и вниз. А, вона, правее бери, балочка уходит меж холмов, в ней укрыться можно. Там конницу и поставишь.

- Да, - согласился Ульфспарре, внимательно всмотревшись, - там озеро, но лед крепок, выдержит.

- Здесь пехоту ставь с пушками. – Болдырь опустил плеть вниз. – Прочие сами себе выберут. Токмо помни – налево и направо чередуй. Пошли мужиков нынче же вперед, они лучше нас места знают, сами найдут где схорониться до поры.

* * *

Для воеводы князя Бибикова не заладился поход изначально. Новгород заартачился, дал всего двести ратников. Псков с Орешком и вовсе не прислали, отговорились пред царем скудостью своей. Заместо них по царскому велению татар подсунули. Не видать бы их рожи басурманские! И этот, Кайбула, тоже мне, царевич, леший его задери, ишь ты, царем он обласкан, возомнил о себе, морда скуластая. Заспорили сразу – кто главный!

- Я государем нашим, Иоанном Васильевичем, над всем войском поставлен! – Проревел Бибиков, стуча себя в грудь.

Молодой, сутуловатый, на зверя похожий татарин сморщился в улыбке насмешливой, еще больше скулы выпяченные выворачивая, обвел многозначительно узкими глазками малый отряд новгородский, после к своей орде повернулся, языком зацокал, а царевича нукеры подняли князя на смех.

Сплюнул в сердцах Бибиков:

- Все едино по-моему будет! - Приказал, узостью пользуясь, ратникам дорогу заступить и татар вперед не пущать! Сам в голове поехал, с коня слез, в санях развалился под медвежьим пологом. Так и пошли. Впереди новгородцы, промежь них Бибиков с малым обозом и припасом огненным, позади татары. - Остался с носом, Кайбула, в хвосте плестись заставлю. – Думал злорадно воевода. Ехал, пил, да закусывал. Пост постом, а разговеться в походе милое дело. По бокам хмуро шагали новгородские ратники, не по-доброму косясь на красномордого Бибикова. Роптали:

- Нам толокно да воду, а он порося с хреном жрет и не давится, медом запивает!

Чтоб шибче шагали, приказал князь доспех с кольчугами снять, на сани сложить. Сотники попробовали возразить, да куда там, пьяно прикрикнул на них: