Проклятие рода - Шкваров Алексей Геннадьевич. Страница 210
- Преосвященство!
Агрикола резко обернулся, услышав голос Кнута Юхансена. Боже, наконец-то. Епископ поспешно сделал навстречу несколько шагов, и они обнялись. Вернулся! Живой!
- Canutus! Gaudeo, gaudeo! – Воскликнул епископ, сразу перейдя на латынь, позволяющую отбросить в сторону условности этикета и обращаться между собой на «ты». – Дружище, - Агрикола чуть отстранился и внимательно посмотрел на настоятеля собора, охватил взглядом и серую от дорожной пыли одежду, и его исхудавшее, давно не бритое лицо, - ты сильно сдал. Полагаю, поездка была крайне тяжелой. – Епископ жестом пригласил Кнута сесть, сел сам и продолжил разговор по-прежнему на латыни:
- Хоть ты и валишься с ног от усталости, но прости нетерпение старого друга – хочу знать с какими вестями ты прибыл. Ты уже был у принца?
Юханссон вздохнул, измученно улыбнулся и мотнул головой.
- Нет, я предпочел сперва заглянуть к тебе, преосвященство. – Настоятель потер рукой подбородок, отчего щетина освободилась от пыли, блеснула серебром седины, лицо стало выглядеть еще больше изможденным, покрытым сеткой глубоких морщин.
- Скажи, Канутус: Да или нет?
- Да! – Кивнул головой священник.
- Отлично! – Агрикола даже прихлопнул себя по коленям. – Как тебе это удалось?
- Потому что верую во Святую, кафолическую и апостольскую церковь! – Усмехнулся Юханссон.
- «Господь обитает в доброй душе…» - Епископ покачал головой.
Юханссон подхватил:
- «В злой же душе живет нечистый дух».
И оба рассмеялись. Кнут продолжил:
- Две недели назад я получил окончательный ответ от их канцлера…, - Юханссон наморщил лоб, что-то вспоминая, потом кивнул, - нет, ошибаюсь, это был не канцлер, с ним я тоже встречался, но в последний раз был другой чиновник, в чьем ведении сношения с посольствами и иными государствами, … Вис…, Иоанн Висковатый . Да, его звали, как великого князя, Иоанном. Он отказал от имени своего правителя в прямом общении с нашим королем, но подтвердил согласие на прием посольства, так как великий князь готов прекратить кровопролитие, если король свои гордостные мысли оставит. – Кнут опять задумался и подтвердил. – Да, именно так он и выразился. Если же в мыслях у Густава по-прежнему не ссылаться с новгородскими наместниками, то пусть посольство не шлет. Такова воля их правителя, сказал Вис…, Вис… - с трудом давались настоятелю сложные имена, - глава Посольской канцелярии или, как называют московиты - приказа.
- Кнут, ты совершил великое деяние, достиг главного - их согласия на переговоры о мире, на прием посольства. Все убеждения великого князя относительно гордости или смирения Густава оставим на потом. На мой взгляд, не стоит эту последнюю фразу московитского чиновника передавать королю. Незачем испытывать его терпение. Кого только Густав отправит в Москву? – В свою очередь задумался Агрикола. – Смогут ли эти люди?
- Не завидую я им. – Тихо отозвался Юханссон, закрыл глаза и, скрестив пальцы рук, опустил на них голову, словно задремал.
В кабинете наступило молчание. Микаэль, не тревожа уставшего посланника, обдумывал услышанное, повторяя себе, что главное - противник склоняется к миру. Гордость Густава вторична. Король не может не понимать, что продолжение войны чревато новыми бедствиями и разорениями. А у него под боком извечный противник - Дания. Надеюсь, что это его образумит.
- Пора в замок. – Прервал паузу Юханссон, не открывая глаза.
- Да, мой друг. Я признателен тебе за то, что счел нужным навестить первым меня. Господь не оставит тебя за все то добро, что ты принес нашей несчастной Родине.
Кнут резко сбросил с себя сонное оцепенение, открыл глаза, резко поднялся, поклонился епископу.
- Преосвященство!
- Иди, мой друг. После, когда отдохнешь, мы соберем капитул и побеседуем обстоятельно.
Как только дверь закрылась за настоятелем, Агрикола поднялся, вновь подошел к окну, распахнул створки и вместе с теплым августовским воздухом в помещение ворвались звуки внешнего мира. Знакомая картина. Епископ закрыл глаза и вслушался. Шаги прохожих, грохот колес по брусчатке, скрип тележных осей, обрывки разговоров, лай собак, детский смех, и стук собственной крови в висках. Сегодня день Святого Варфоломея. Это он усомнился: «Из Назарета может ли быть что-то доброе?». Христос отозвался: «Вот подлинный израильтянин, в котором нет лукавства. Отныне будешь ты видеть небо отверстым и ангелов Божьих восходящих и нисходящих к Сыну Человеческому». Много позже, распятый вниз головой, Варфоломей не прекращал свои проповеди до тех пор, пока не был обезглавлен язычниками. Агрикола почему-то не испытывал сейчас даже тени сомнении в том, что ему предстоит отправляться в Московию. Не было и страха, только кровь продолжала стучать в висках – смогу ли? «Что ведал я, Сын Человеческий…».
Долгожданное посольство прибыло из Стокгольма в середине ноября. Его возглавлял брат покойной королевы Маргарет смоландский наместник Стен Эрикссон Лейонхувуд, хотя формально главой считался архиепископ Упсальский Лаврентиус Петри, но, учитывая родственные связи Стена с королевской семьей – принцу Юхану он доводился дядей, а также опалу первосвященника, последний старался держаться в тени вельможи.
- Удивлен, брат Микаэль, видеть меня? – Шепнул Лаврентиус на ухо абоскому епископу, пока Стен Эрикссон шумно приветствовал своего племянника в большой зале герцогского замка, где собралась вся местная знать по случаю прибытия гостей из Стокгольма.
- Я рад вас видеть, ваше высокопреосвященство. – Агрикола в ответ склонил голову. На нем было полное епископское облачение, включая митру, что сейчас ему показалось несколько неудобным, поскольку Лаврентиус, напротив, одет был во все черное, подобающее скорее монаху, нежели главному из первосвященников королевства. Архиепископ Упсальский частично прочитал эту мысль в глазах собеседника, но объяснил по-иному:
- Не счел нужным облачаться. Если повезет добраться до резиденции московского великого князя, тогда другое дело. А пока мое одеяние соответствует странствующему священнику. Что ты думаешь? Безнадежна наша поездка?
- Не знаю! – Честно ответил Агрикола. – Мне не доводилось вести переговоры с московитами, тем более с их великим князем.
- До него еще надо добраться. – Развел руками архиепископ. – Видно, Густаву я совсем надоел, что он решил таким образом от меня избавиться. А может и от нас обоих… - Улыбка скользнула по его лицу.
- Я еду с вами? – Впрочем, вопрос не прозвучал неожиданным для самого Агриколы, каким-то внутренним чутьем он это понял еще тогда, когда вернулся Кнут с известием о согласии Москвы начать переговоры.
Лаврентиус молча кивнул и показал рукой на Стена Эрикссона:
- Сейчас объявит.
Действительно, смоландский наместник закончил разговор с племянником, оба повернулись лицом к собравшимся, и Лейонхувуд объявил королевскую волю:
- Наш благословенный в веках король Густав оказал великую честь определив великим послом в дикую Московию архиепископа Упсальского Лаврентиуса Петри, меня же, брата покойной королевы Маргарет и дяди всеми любимого сына короля Юхана, назначил первым послом. Вместе с нами отправится магистр Агрикола, епископ Або, фогт Эльвсборга Бенедикт Гюльта, рыцарь Кнут Кнутссон Лиллье, секретарем нашего посольства будет Олаф Ларссон. Ну и вновь в Московии предстоит побывать настоятелю Абоского собора Кнуту Юханссону.
- Хорошо, что меня назвали магистром и епископом, а не ординариусом. – Подумал Агрикола, услышав свое имя, но отметил, что имена и титулы священников были произнесены с легким оттенком пренебрежения.
Лаврентиус чуть склонился к Микаэлю и быстро шепнул:
- Заметил, как к нам относятся?
Абоский епископ ответил едва заметным кивком головы.
- То-то. Ну, да ладно, посмотрим, на что смоландский наместник способен. Обойдется ли он без нас?
Микаэль обернулся назад и встретился глазами с Юханссоном, стоявшим за его спиной. Старый друг лишь вздохнул и пожал плечами в ответ.