Проклятие рода - Шкваров Алексей Геннадьевич. Страница 263

Уже ничего не соображая, мечтая об одном – поскорее выбраться из подземелья на свет, убежать, спрятаться от всех, король выкрикнул:

- Убейте всех, кроме Стена! – И тут же бросился прочь к спасительным ступеням лестницы.

- Какого Стена? Почему Стена? – Веламсон недоуменно спросил у Пера Гадда. Начальник стражи в ответ пожал плечами.

- Сам не знаю. У нас их двое – Стен Аксельссон Банер и Стен Эриксон Леийонхувуд.

- Может оставим обоих? – Нерешительно предложил племянник Перссона.

- Верно! – Согласился с ним Гадд и отдал приказ своим людям. – Все меня слышали? Банера и Лейонхувуда не трогать, остальных пленников перебить!

- Ты оставайся, а я поспешу за королем, вдруг еще что учудит. – Крикнул на бегу Веламссон. – Черт, действительно, где же мой дядюшка?

Эрик уже поймал какого-то коня и устремился к воротам замка. Стража торопливо открывала створки. Кто-то попытался что-то спросить его, но прозвучало:

- Прочь! Прочь с дороги! Все прочь!

Веламссон, что есть сил припустил за ним, также схватив первую попавшуюся лошадь. У ворот замка неторопливо прогуливался пожилой человек в монашеской одежде.

- Ваше величество. – Поклоном он приветствовал короля. – Что с вами? Может, нужна какая-то помощь? Задержитесь, вы явно не в себе!

Король узнал своего старого учителя Дионисия Берреуса. И этот еще лезет, когда не спрашивают. Эрик обернулся. К нему приближался галопом племянник Перссона. Король коротко приказал, ткнув рукой в сторону учителя.

- Убей! – И помчался дальше.

Веламссон слез с коня, тяжело дыша, приблизился к Дионисию и заколол его кинжалом. Старик безропотно и беззвучно принял смерть. Педдер присел, вытер клинок о рясу учителя, оглянулся по сторонам. Эрика нигде не было видно. Король растворился среди гущи деревьев.

Лошадь неслась, не разбирая дороги, словно безумство, охватившее короля, передалось животному. Это не был обученный охоте конь, привычный к погоне за собаками, преследующими загоняемую дичь. И в этом-то случае всаднику следует остерегаться всевозможных препятствий и опасностей, крепко держаться в седле, как можно ниже прижимаясь к голове коня, сливаясь с ним, хотя выучка коня позволяет одновременно ему следовать за сворой и успеть оценить дорогу. Но Эрик пришпоривал обычного замкового мерина, привычного к неторопливым разъездам стражников в окрестностях замка. И лошадь лишалась последнего разума от дикой боли, что причиняли вонзаемые в бока шпоры, от страшных выкриков всадника, от запаха крови, исходившего от него… Мерин задыхался от усталости, от страха, от всего одновременно. Пора было прекращать эту бешеную скачку. Помогло лежавшее посреди леса огромное поваленное дерево. Конь, понимая, что он не в силах преодолеть препятствие, резко осадил, уперся в землю всеми копытами, продолжая скользить вперед, и разом почувствовал освобождение, ибо тело всадника продолжило движение самостоятельно, вылетело из седла, перевернулось несколько раз в воздухе и, ударившись о замшелую поверхность поваленного ствола, скрылось за ним. Конь немного постоял, пофыркал от пережитого, постепенно успокоился, беспрестанно поводя ушами, но никаких тревожащих звуков не расслышал, с тех пор, как расстался со своим седоком, потом развернулся и уже неторопливо поплелся в обратную сторону.

Раненых наверно уже унесли, остались лишь груды неподвижных трупов. Но не везде. Кто-то силиться вылезти, из-под мертвецов выдралась рука, ее пальцы то сжимаются, то разжимаются. Взгляд останавливается, заметив шевеление. Руке не за что ухватиться, дабы вытянуть за собой тело, застрявшее под страшной тяжестью. Она ищет помощи или манит за собой. Куда? В царство мертвых? Эрик силится что-то сказать, распорядиться, чтобы раскидали эту груду тел, помогли раненому, но спазм сдавил горло и из него вырывается один лишь хрипящий стон.

А вот еще, с краю горы мертвецов, два трупа, два противника. Друзья не обнимутся так крепко в минуту встречи или прощания, как эти двое. Обнялись и замерли. На застывших лицах еще живо выражение злобы и ненависти. Рты полуоткрыты – точно сейчас вырвется хриплый бешеный рев в такое же перекошенное, остервенелое лицо врага. Меч пронзил грудь одного, у другого свеловолосого из спины торчит острие кинжала. Омертвелые лица кажутся знакомыми королю. Он подползает к мертвецам, вцепляется в плечи того, что спиной к нему, тело мертвеца на удивление легко подается, переворачивается и искаженные ненавистью черты Нильса Стуре предстают перед потрясенным Эриком. А кто ж тогда другой? Король медленно отпускает Нильса, тот сползает кулем на землю, ложится рядом, но Эрик все еще не может заставить себя поднять глаза и посмотреть на второго. Он уже знает, он уверен в том, что мертвый противник Стуре - он сам. Глаза слипаются, их заливает что-то теплое и знакомое по запаху. Эрик собирается с духом, протирает лицо рукавом изорванного в клочья камзола и смотрит… Нет, это не он! Он не знает этого человека. Но точно помнит, что где-то видел его. Где? С кем? Проклятье! Что с его памятью? Король тщательнее всматривается в перекошенное лицо и так и этак, наклоняет голову, опять протирает уже намокшей тканью лицо. Кто это? У мертвеца рыжеватая борода, пропитавшись кровью, превратилась в косу, наподобие тех, что заплетают шотландцы. Может это один из них? Но как он тут очутился? И почему он убил Нильса. Надо уходить! Надо найти какого-то и расспросить, что все-таки здесь произошло. Что за сражение? Что за бойня? С кем? Надо идти. Эрик с трудом поднимается на ноги, голова кружится и черные круги в глазах порой сживаются до крошечного оконца, через которое в его мозг поступают капельки света. Иди же! – понукает он себя. Шаг, покачнулся, но устоял, за ним другой, третий, цепляясь за ветви король начинает двигаться. Куда? В неизвестность? Какая разница! Лишь бы уйти прочь отсюда. Появляется злость, она подменяет страх! Иди, беги! Давай, бегом, быстрее, еще быстрее. Ноги проваливаются в яму, какие-то ветви с силой хлещут по лицу, король окончательно теряет равновесие и безудержно летит в бездну неведомого оврага. Удар головой и снова потеря сознания. Отныне к нему приходят лишь видения. Эрик окутан серым с желтизной туманом, его окружает толпа уродливых тел, голых и чешуйчатых, волосатых и скользких, как угорь. Все они издают ужасные крики, сливающиеся в единый жуткий вой. Пахнет гнилым мысом, тухлой рыбой и серой. Разнообразные демоны кишат вокруг, переползают через него, дотрагиваясь своими холодными перепончатыми конечностями, оставляя после себя влажный липкий след. Небо превратилось в потолок, его бесконечность исчезла, теперь оттуда сверху свисают подобные же разномастные твари. Сквозь туман виднеются чернеющие контуры деревьев, напрочь лишенных какой-либо листвы, на голых ветвях которых те же демоны, напоминавшие нахохлившихся стервятников. Это мертвецы! Теперь они стали частью его. Он говорил с ними, разделял их мысли, смотрел на себя их глазами. Эрик растворился в убитых.

Король даже не спрашивал, как именуется тот хутор, хозяин которого приютил незваного гостя. Он не интересовался, как он пришел сюда или его принесли, подобрав в чаще леса или, скорее, из ада, в чем он был более уверен. Эрика не удивляла простая крестьянская одежда, неведомым путем оказавшаяся на нем, как и то, кто его переодел и куда делся его роскошный камзол. К черту камзол, в нем он посетил ад и встретил множество демонов. Он даже помнил их число сто тридцать три миллиона триста три тысячи шестьсот шестьдесят восемь. Конечно, он не смог бы их пересчитать, но теперь Эрик верил словам папы Иоанна XXI три сотни лет назад провозгласившего эту цифру. Видимо, до вступления на святой престол Иоанну довелось побывать в том же сумрачном лесу. Он не спрашивал приютивших его крестьян ни о чем, а они в ответ на его молчание улыбались, жестом приглашали к столу, предлагали отведать молоко, хлеб, сыр, кашу. Завершив трапезу, король кивком головы благодарил хозяев и не дожидаясь окончания благодарственной молитвы, вставал из-за стола и удалялся к полюбившейся ему скамейку, что стояла, почерневшая от времени, на самом краю большого пастбища. Здесь он просиживал часами, вдыхая цветочный дух, запах трав и согретых солнцем сосен, слушая шелест листвы, журчание ручейка, где приютившие его люди каждое утро набирали воду, пение птиц, жужжание насекомых и далекое блеяние овец. Его слух обострился настолько, что он различал даже наилегчайшую вибрацию от поднимавшегося в воздух цветочного пуха. Самое тихое, мирное, забытое Богом место на земле, где можно без опаски закрыть ладонью глаза и следить за птицами, кружащимися над вершинами сосен, вдыхать смолистые запахи и наблюдать за беззаботным порханием бабочек. Меня нет, я исчез, я растворился, но я помню, как был ничтожен, запуган тенями прошлого. Я в бегах? От кого? От себя или тех демонов, что видел наяву? Если в бегах, то кто гонится за мной, кто хочет сделать меня добычей? Жду, когда меня найдут, поймают, растерзают на части? Но почему они не сделали этого раньше, когда я был в полной их власти, во власти миллионов ужасных тварей? Я не могу отсиживаться здесь, я могу что-то сделать вместо того, чтобы прятаться от неизбежного. Меланхолия, страхи, бегство, прятки – все это состояние души. Нужно выходить из него.