И придет большой дождь… - Коршунов Евгений Анатольевич. Страница 34

— Кто хочет, уйдет со мною. Мы будем драться за новую жизнь, и мы победим. Остальные пусть гниют в казармах. На одном дереве манго одновременно бывают и спелые плоды, и цветы, время которых еще придет. Ну?

Солдат, перепоясанный пулеметной лентой, шагнул вперед.

— Я с вами, господин майор… Еще с десяток шагнули вперед молча. Даджума оглянулся.

С дальнего конца летного поля бежала цепь солдат.

— По машинам! — спокойно приказал Даджума и обернулся к остающимся: — Если в спину мне раздастся хоть один выстрел, клянусь богом грома Шанго, никакие джу-джу, никакие колдуны не спасут вас от возмездия, и длинноклювые птицы будут терзать по ночам ваши потроха!

…Три машины, захваченные Даджумой, полицейские нашли через день брошенными на лесной дороге.

В тот же день, извиняясь перед гвианийскими и иностранными журналистами, задержанными по пути на военный аэродром, Аджайи воздал должное смелости и решительности Даджумы.

Слушая его веселый рассказ, Петр подивился изворотливости и ловкости этого человека: он вел себя так, будто ничего и не произошло, будто вовсе не его чуть было не задушил скрывшийся майор. Мало того, Аджайи со смехом представил журналистам Петра, Войтовича, Эдуна и Сэма как лучших свидетелей события на аэродроме и в шутку потребовал с них десять процентов будущего гонорара за то, что организовал для них такое приключение!

Генерал Дунгас отказался разговаривать с майором Нначи. Майора отправили в Кири-Кири.

Аджайи был назначен кем-то вроде политического советника главы Военного правительства, ему подчинялись одновременно министерства иностранных и внутренних дел, хозяйства и информации. И энергичный Джеймс взялся за дело со всей своей энергией. Он носился по городу на военном «джипе», окруженный охраной, выступал по радио, принимал послов. Бывшие министры и видные чиновники свергнутого правительства трепетали при одном имени Аджайи — он лично возглавлял и комиссию по расследованию их деятельности, и другую — по подготовке новой конституции.

Первым, кто нанес ему официальный визит, был сэр Хью.

Спустя некоторое время тихим гвианийским вечером на прохладной веранде знакомой читателю виллы, наслаждаясь легким бризом с лагуны, снова сидели сэр Хью, полковник Роджерс и угрюмый комиссар Прайс.

Роджерс заметно сдал. Он обрюзг, пожелтел, на шее его явственнее проступили стариковские морщины.

Полковник все чаще ловил себя на том, что подумывает об отставке. Что ж, место вице-президента в одной из лондонских фирм всегда было за ним, высшие офицеры разведки без работы не оставались. Отставной полковник Макс Стюарт собирался оставить свой пост из-за болезни глаз. Бедняга, тридцать лет под аравийским солнцем доконают кого хочешь!

Но острая ярость порою охватывала Роджерса: нет, он не отступит перед этими черномазыми, вообразившими себя революционерами! Пусть они вызубрят хоть всю марксистскую литературу в мире, он все равно заставит их помнить, что они всего лишь выдрессированные африканцы!

Полковник в ярости был готов на все. Он отправил жену и сына в Англию с первым же британским самолетом, покинувшим Луис после подавления мятежа. И непривычное одиночество в большом и пустом доме раздражающе действовало ему и на без того напряженные нервы.

Зато работалось теперь удивительно легко, никогда еще у него не было столько энергии. Детали нового плана рождались и слагались в четкую, безотказную схему действий.

Он взглянул на сэра Хью: хозяин виллы выглядел неважно.

Посол только что прилетел из Лондона, а слова, которые сэру Хью пришлось там выслушать, отнюдь не способствовали улучшению здоровья и настроения. Лондон требовал действий, и сэр Хью, несмотря на свою неприязнь к Роджерсу, понимал, что действовать он мог лишь с помощью полковника.

Сэр Хью не спешил начать деловой разговор. Он воодушевленно рассказывал о своем новом приобретении — бронзовой скульптуре пятнадцатого века…

— Я абсолютно уверен, — благодушно говорил посол, покачиваясь в кресле-качалке, — эту скульптуру вы еще увидите в каталоге мировых ценностей!

Полковник Роджерс, делая вид, что внимательно слушает его болтовню, думал о своем. Он разглядывал свои руки и морщился: они становились похожими на руки Прайса: шершавые, обтянутые дряблой кожей. И вдруг он ясно понял, что его держит в Луисе самолюбие. Его авторитет подорван, унижен сопливыми мальчишками-офицерами, которые сумели переиграть его в игре, затеянной им самим. Но он твердо знал, что правительство не допустит, чтобы приносящие миллионные прибыли миллиарды фунтов, вложенные за столетие в Гвианию, попали бы в руки этих черномазых.

Роджерс в последние недели много ездил по всей стране. Дольше всего он задержался на Севере. Полковник присутствовал на парадах войск эмиров, небрежно роняя одну-две фразы, вроде того, что жаль, что всему этому скоро придет конец. Владетельный эмир, сидящий рядом на стуле в тени огромного зонта, который держал в руках евнух, не унижал себя до расспросов. Но полковник знал: имеющий уши да слышит!

Путешествуя по Северу, полковник убедился, что агентурная сеть, созданная им здесь еще до переворота, сохранилась в целости. Но обо всем этом он пока помалкивал. Он никогда не спешил выбрасывать козыри на стол.

Наконец сэр Хью решил, что уже достаточно потомил гостей. Он маленькими глотками допил виски и поставил стакан на столик около своего кресла.

— Итак, джентльмены, мне не надо пересказывать вам события, произошедшие у нас с вами на глазах некоторое время назад.

Полковник вежливо кивнул, а Прайс откинулся в кресле, с грустью рассматривая пустой стакан.

— К сожалению, в результате ряда обстоятельств наши друзья оказались не у власти.

Тут сэр Хью укоризненно посмотрел на полковника.

— …и во главе правительства стал генерал Дунгас. Я не хочу сказать, что это не друг Великобритании. Отнюдь нет. Но он не тот человек, в котором нуждается страна.

Сэр Хью многозначительно помолчал.

— Поймите, джентльмены, мы заботимся о Гвиании, ответственность за которую возложила на нас история. — Он понизил голос. — У меня есть достоверные сведения, что генерал склоняется к поддержке административных реформ…

Полковник Роджерс кивнул.

— …означающих угрозу нашим друзьям на Севере. Реформы же в Африке никогда не приводили к стабильности. Стоит только начать — и пойдет цепная реакция. Словом, интересы Гвиании требуют… — Он неожиданно остановил взгляд на Роджерсе. — Кстати, полковник, как ваша поездка на Север?

Их взгляды скрестились. Роджерс помедлил.

— Что вас интересует на Севере, ваше превосходительство? — вежливо спросил он, чтобы выиграть время для ответа.

— Настроения! — твердо сказал чей-то голос позади. Роджерс и Прайс мгновенно обернулись.

В полумраке веранды, почти скрытой тенью большого куста, усыпанного крупными цветами, не издававшими никакого запаха, стоял маленький, щуплый человечек. Если бы не твердый, властный голос, его можно было бы принять за подростка.

Он шагнул к столику, за которым сидел сэр Хью, и легко опустился в плетеное кресло.

Сэр Хью встрепенулся.

— Джентльмены! Позвольте вам представить моего гостя. Мистер…

Он помедлил.

— Мистер Блейк, — поспешил ему на помощь незнакомец. — Гарри Блейк.

Он скользнул цепким взглядом по лицам Роджерса и Прайса и довольно усмехнулся, заметив, что им от этого стало не по себе.

— Итак, каковы же настроения на Севере? — требовательно повторил он вопрос.

Роджерс провел рукой по волосам, пожал плечами.

— Смотря у кого…

Блейк раздраженно фыркнул.

— Не валяйте дурака, дорогой полковник. Сейчас речь идет о чем-то более важном, чем ваша амбиция. Надеюсь, вы понимаете, что я прилетел сюда не для того, чтобы слушать лекции нашего милейшего сэра Хью об искусстве Гвиании!

Блейк оскалил мелкие зубы, что должно было, видимо, означать улыбку в адрес посла. Затем он несколько раз демонстративно шмыгнул маленьким носиком: