Овцы смотрят вверх - Браннер Джон. Страница 71

Глядя на свои влажные от пота ладони, лежащие на столе, Гринбрайер спросил:

– Как вы думаете, может ли ваша программа быть адаптирована к решению… реальных проблем?

Грей размышлял. Наконец он сказал:

– Буду откровенен. С самого начала реализации своего проекта я исходил из следующего: что сделано, то сделано, и лучшее, что мы можем, так это избежать новых ошибок в будущем. Хотя очевидно, что собранные данные могут использоваться и в других целях, правда, после необходимой адаптации. Тут нужно и время, и…

– Но можем ли мы объявить, что «Трест Бамберли» проводит компьютерное исследование, которое в недалеком будущем сможет (я особо акцентирую это «сможет») породить некоторые полезные идеи?

Гринбрайер потел сильнее, чем обычно. Он продолжил:

– Если говорить откровенно, Том, вы – наш последний шанс. Мы в ужасном положении. А следующий год может быть еще хуже, если мы не найдем нечто, что поможет расположить публику в нашу пользу.

– Мне нужны дополнительные фонды и штат, – сказал Грей.

– Вы их получите. Я лично за этим прослежу.

Не сыпьте соль на рану!

– Вот как? Очень жаль! Передайте, что мы желаем ему скорейшего выздоровления! Но Президент попросил меня как можно скорее доставить это сообщение, причем по неофициальным каналам. Он очень озабочен! Конечно, поскольку мы не знаем, насколько основательны эти слухи, мы не можем реагировать официально. Да, мы были бы признательны, если бы вы сообщили послу об этом при первой возможности. Скажите ему, пожалуйста, что любая попытка номинировать Остина Трейна на Нобелевскую премию мира будет расцениваться как… я привожу точные слова Президента, «как хорошо рассчитанный выпад против Соединенных Штатов»…

Время над целью

Петронелла Пейдж:

– И добро пожаловать на пятничное шоу, во время которого мы нарушим наши обычные правила и обратимся к глобальным проблемам. Мы отправимся в Гондурас, где возьмем серию интервью на линии огня, с помощью спутника перенесемся в Лондон и узнаем, что думают британцы по поводу выступлений пятимиллионной армии голодных английских безработных, после чего перелетим в Стокгольм, чтобы поговорить с вновь назначенным секретарем фонда «Спасем Балтику» о том, к чему приводят последние попытки спасти это находящееся под угрозой море. Но сейчас – печальный эпизод, связанный с похищением пятнадцатилетнего Гектора Бамберли. В нашей студии в Сан-Франциско – о, я вижу картинку – находится мистер Роланд Бамберли. Добрый вечер!

Бамберли:

– Добрый вечер!

Пейдж:

– Все, кто следит за новостями, знают, что ваш сын исчез более недели назад. Мы также знаем, что вы получили требование о весьма странном выкупе. Есть ли какие-нибудь предположения относительно личности похитителей?

Бамберли:

– Некоторые вещи были очевидны с самого начала. Во-первых, это, вне всякого сомнения, политически мотивированное преступление. Во время похищения была использована граната с сонным газом, а такие вещи не валяются под кустом, из чего можно сделать вывод, что мы имеем дело с хорошо экипированной террористической группировкой. Кроме того, обычные похитители не станут выдвигать столь нелепые требования.

Пейдж:

– Но кое-кто утверждает, что подобные гранаты достать совсем нетрудно, и любой человек, озабоченный плохим качеством воды в Калифорнии…

Бамберли:

– Пустая болтовня!

Пейдж:

– И это – ваш единственный комментарий?

Бамберли:

– Да.

Пейдж:

– Сообщалось, что первая партия из сорока тысяч водоочистителей фирмы «Митсуяма» была доставлена вчера. Намереваетесь ли вы…

Бамберли:

– Нет! Я не собираюсь идти на поводу у террористов и тратить хотя бы один водоочиститель, чтобы удовлетворить их нелепые, преступные требования. Шантажом меня не взять, и я не стану потакать предателям. Я уже сообщил полиции, что похищение моего сына – дело рук хорошо организованной террористической организации, задавшейся целью нанести урон имиджу Соединенных Штатов как оплоту мира и демократии. И эти похитители наверняка уже есть в полицейских базах данных – и отпечатки пальцев, и ДНК, и даже предпочтения относительно спиртных напитков. Так пусть полиция их найдет, если она действительно умеет работать! Я же сотрудничать с преступниками не собираюсь – ни в какой форме.

Пейдж:

– Что вы имеете в виду под сотрудничеством?

Бамберли:

– В конце шестидесятых и начале семидесятых во всем мире шла массированная кампания по дискредитации США, которые представлялись чем-то вроде ада на Земле. Мы вернули себе гордость за нашу страну и не собираемся терять тот политический капитал, который завоевали. Если я сдамся, наши враги смогут использовать это, заявив, что мы снабжаем наших граждан плохой водой. Подумайте о политических последствиях!

Пейдж:

– Но ведь вы же импортируете водоочистители. Разве это не признание факта, о котором вы говорите?

Бамберли:

– Ерунда! Если существует спрос, я делаю шаги к тому, чтобы удовлетворить его. В этом суть бизнеса. А на водоочистители существует спрос.

Пейдж:

– Но не найдутся ли люди, которые скажут, что само наличие этого спроса говорит о том, что правительство неспособно дать людям чистую воду? И что вы, идя навстречу требованиям похитителей, смогли бы улучшить в штате положение с чистой водой?

Бамберли:

– Некоторые люди готовы говорить что угодно.

Пейдж:

– При всем моем к вам уважении это не ответ на вопрос.

Бамберли:

– Смотрите: любой разумный человек время от времени нуждается в сверхчистой воде – разбавить смесь для ребенка, например. Обычно воду кипятят. Используя импортируемые мной фильтры, вы избавите себя от этих хлопот. Вот и все.

Пейдж:

– Но когда речь идет о вашем единственном сыне… Алло, мистер Бамберли! Алло, Сан-Франциско! Простите, уважаемые зрители, но, похоже, мы временно потеряли… Необходима пауза для восстановления связи…

(Пробел в передаче, длящийся 38 секунд.)

Ян Фарли:

– Пет! Переключайся на другую тему. Кто-то вырубил наши передатчики во Фриско. Они думают, это могли сделать с помощью выпущенной из миномета бомбы.

Вновь в фокусе

В ее жизни случился этот период безвременья, когда все, на что она смотрела, выглядело плоско, как на плохой фотографии. Предметы, явления, события и люди никак друг с другом не соотносились. Смысла не было ни в чем.

Нет, какие-то факты она осознавала. Имя – Пег Манкиевич. Пол – женский. Американка. Но за пределами этих фактов – пустота. Ужасный вакуум, куда, стоило лишь ей потерять над собой контроль, врывались страх и отчаяние.

Пег посмотрела в окно. Через стекло был виден небольшой клочок неба – серого и плоского, как и весь остальной мир. Как давно оно стало таким? Пег не помнила.

Пошел дождь – словно кто-то невидимый крохотной ложкой разбрасывал по округе капельки воды, замутненные растворившейся грязью. Капелька упала на стекло и разошлась пятнышком, потом другая, немного больше, и вновь маленькая. И снова большая. Каждая капля проделывала бороздку в скопившейся на стекле грязи и одновременно добавляла к ней новую порцию.

Пег не очень волновал грязевой дождь. Она перевела взгляд на более близкие объекты и поняла, что здесь кое-что изменилось. За столом, лицом к ней, сидел мужчина лет сорока, внешне напоминавший Децимуса. Только был полнее. Пег сказала:

– Мне кажется, я должна вас знать. Правда?

– Я доктор Прентисс, – ответил мужчина. – Я лечу вас в течение месяца.

– О да!

Пег нахмурилась, провела ладонью по лбу. Что-то слишком много волос у нее на голове.

– Я не вполне помню, как я…

Огладывая комнату, Пег искала ключи, подсказки… Пусть и смутно, но она помнила это место – как будто видела его когда-то по старому черно-белому телевизору. Но ковер был зеленым, стены белыми, и в углу громоздился книжный шкаф из натуральной сосны, в котором стояли синие и черные, коричневые и красные, а еще и многоцветные книги, а за черным столом сидел – секундочку! – доктор Прентисс в сером костюме. Отлично! Все сошлось.