Крепостной Пушкина 2 (СИ) - Берг Ираклий. Страница 6

«Думай, думай! — мысленно подгонял я хмурящегося царя. — Ты инженер ведь, ум математический, должен соображать».

— Интересно. Но это военное ведомство решать должно. Провести стрельбы.

— Ясное дело, государь. О том и прошу.

— Да ты разве заводчик? Хочешь поставки делать? Но чего, ружей или пуль этих? — Николай повертел в руках пульку. — Что тебе с того, их ведь делать несложно.

— Мой бывший барин не зря заметил, что мне мало что нужно, государь. Но замыслы есть, и мне подходящие и Отечеству.

— Какие же?

— Хочу с тобой поспорить, царь-батюшка. Пули — это так. Мелочь. Пари заключить желаю, как говорят англичане. А большего мне и не надо.

— О чём спорить хочешь?

— О том, что на чистом поле, тобою указанном, за полтора месяца построю фортецию, которую никакая пушка твоего войска не возьмёт, хоть неделю пали.

— Да ты в уме ли? И чтобы я на глупость согласился? Навалишь кирпича в пять возов шириной, и вся фортеция?

— Нет, всё честно будет. Сделаю укрепление, в него взвод солдат. А если жалко служивых, не доверяешь мне, так сам встану. Не проблема. И пусть твои орудия попробуют его разрушить.

— Смело и глупо. Орудия разные есть. Но что ставишь?

Я отвечал, что ставлю миллион серебром. Таких денег у меня не было, недоставало почти половины. Отдавать я не собирался, как и представить заклад в полном размере. В крайнем случае думал занять. Пан или пропал. Железобетонный повод, во всех смыслах.

Царь размышлял. Что он согласится, было понятно, но также понятно было и то, что «операция Демидов», как я назвал для себя эту встречу, пробуксовывала. Николай подражал Пётру Великому, о том писали историки. Да только странное мнение у него было о Петре, судя по всему. Тот кидался коршуном на все новое, хватался за любую свежую идею, лишь бы казалась дельной. А этот что? Я понял, что так смущало меня в государе. Имитация. Разве настоящий властитель станет кому-либо подражать кроме как в шутку? И не только властитель, это любого человека касается. Всяк оригинален, подражательство — отказ от оного. Путь в тупик. Тому кто подражает чего-то недостает, ищет опору и компенсацию. В чем же разница у этих императоров? В природе власти. Пётр был абсолютно уверен в своём праве повелевать. Он мог всё. Отрезать бороды, громить стрельцов, кататься пьяным в повозке запряженной свиньями, пить водку с мужиками, спускать казну на фейерверки, переносить столицу в болота. Но всегда он ощущал, что в своём праве. А как себя чувствует по данному поводу Николай? Власть взял кровью, как и Пётр. Да тот сестру свергал, фактически узурпаторшу, а Николай? Против брата пошёл. Который отрёкся, но как-то неловко, из пушек стрелять пришлось, две присяги давать. Мутное дело. И главное — не рос он наследником трона. Не вбивалась в него мысль, что он будущий царь. Брат будущего императора, великий князь, но и только. Потому воспитатель был подобран своеобразно. Муштровал. Генерал Ламздорф в своём видении педагогики не отличал детей от плохо обученных солдат. Бывали случаи когда молодой Николай терял сознание от особо доходчивых объяснений чего-либо, то ударяясь головой о стену, а то и прямо от отеческой длани учителя. Солдат, впрочем, из него получился отменный. Беда в том, что солдат есть служака. Солдату старший по званию требуется.

— Согласен. Даю два, даже три месяца. Выстроишь укрепление. Какое? Решай сам. Но если это шутка… это будет очень глупая шутка, Степан. А ведь ты не дурак.

— Понимаю,государь. Я не посмел бы так шутить. Всё честно, то есть никаких земляных стен в десять сажен. Речь о новом материале, позволяющем строить быстро, дёшево и очень прочно. Царю-строителю должно прийтись по душе.

— Поверю. Миллион так миллион. В конце-концов невелика цена.

«Пётр мой, воображаемый, уже бы в ухо дал, от полноты чувств. А этот решил, что я таким образом награду себе назначаю. Миллион. Вот о чем он думал, не слишком ли много я попросил. Даже если бы и попросил, что за мелочность? Придётся взять тебя на Фаберже».

Убедить человека вообразившего, что он вас раскусил — очень сложно, подчас невозможно. Я и не пытался. Просто взял ларец, который также был принесен слугой, и торжественно, как мог, вручил императору. Заранее дарить плохая примета. Но так ли долго до Пасхи?

— Что это?

— Яйцо, государь. Пасхальное. Для вашей супруги.

Фаберже не Фаберже, а вышло красиво. Ещё одна украденная идея, даже совестно. Ювелир понял заказ и выполнил его хорошо. Под образец я брал известное яйцо «Пётр Великий», как его помнил. Золото, эмаль, драгоценности, двуглавый орёл и вензель императора, всё это присутствовало. Внутри — Медный Всадник в миниатюре. Красота, не налюбуешься, если вы любите сверкающие побрякушки. Странно, но Николаю понравилось. Вот вам и образ почти стоика! Ему оружие дают, которое все поле боя меняет — пожал плечами. Ему про материал сверхпрочный, пусть он и недопонял, но заинтересоваться побольше бы мог — скепсис и равнодушие. А погремушку увидел — расцвел.

— Вот за это спасибо, Иван, спасибо…то есть Степан. Вот это дело! Императрице понравится. У кого заказывал? Кто мастер?

Мастер был уже мой, как и его мастерская, о чем я сообщил государю. Здесь я немного слукавил, ибо договор был о равных паях, и то лишь в случае удачного поднесения. Проще говоря, я купил Иоганна с труднозапоминаемой фамилией обещанием добиться звания поставщика двора. Средний руки ювелир решился рискнуть, по его выражению, хотя не очень ясно чем именно, ведь в случае неудачи мы оставались при своих.

Император вертел яйцо в руках, поднимал над головой, щупал, открывал, закрывал и вновь открывал. Вот и Волконский впервые проявил интерес, внимательно следя за этим действом. К гадалке не ходи — моего немца ждёт много заказов. В качестве пиар-менеджера с царем никому не сравниться. Даже бывшей моей начальнице. Это надо будет практичнее и активнее использовать. У меня ведь ещё столько идей!

Что же, план «Демидов» откладывается в сторону, не будет ни восторгов, ни лобызаний и прочего энтузиазма. Не будет в управление заводов казенных. Не беда, иначе возьму, сам. Да и не любит он Демидовых, даже для вида, я узнавал. При этом трепетно относится к потомкам громких фамилий птенцов гнезда Петрова. Меньшиков в прочном фаворе, это меня сам Александр Сергеевич просветил. И за что? Ах, правнук «полудержавного властелина» не брал взяток, удивительное дело. Не находилось взятки такого размера, чтобы с учётом баснословного богатства этого человека, ему стало бы не лень к ней руки тянуть. Голицыны, Нарышкины, Толстые, Апраксины — все они имели какой-то бонус в глазах государя. А уж очередной Шереметев мог делать решительно всё, что заблагорассудится.

Вот план «Меньшиков» и стану реализовывать. Жаль, «Демидов» мне больше нравился, и подходит он лучше, и в исполнении кривляния меньше.

Царь между тем налюбовался сувениром и, в свою очередь, подарил сервиз. Тончайшая работа, мейсенский фарфор. Ничего особенного, как по мне, и вновь намёк нехороший. Держи, мол, купчина, будешь чай пить, да хвастаться перед такими же. Нет, государь упрям как осел, в этом можно было достоверно убедиться. В лоб такого не взять. Раз он солдат, то и ведёт себя как солдат, упрется «на позиции» и не сдвинуть. Необходим маневр.

Изображение восторга далось нелегко, но справился, даже слезу почти пустил. Император изволил выразить на то добродушие и потрепал по плечу.

— Но дары ваши я не могу взять, государь, — утер я несуществующие слезы, — сейчас не могу.

— Что за вздор? — Николай вновь стал грозен.

— То не вздор, а уважение. Рассуди сам, батюшка царь, пристало ли мне такие милости получать?

— Глупости говоришь. Али я обидел тебя чем?

— А за что? — улыбнулся я как мог простодушнее. — Я не отказываюсь, нет! Подобного и в помыслах не держу! Но рассуди сам, батюшка, не лучше ли будет мне получить сию награду великую за настоящее дело? То не я спас, и не барин мой (око за око, Александр Сергеевич!), а провидение. Рука Господа нашего, не моя. Не будь на то Божией воли, не отвёл бы никто угрозы.