Я сделаю это для тебя (СИ) - Кальк Салма. Страница 20

— Да он на госпожу глаз положил ещё когда, первой самой зимой, как они все пришли с госпожой маркизой комнаты вам утеплять да обживать. Только помалкивал, видел — она сама себе хозяйка, дом у неё, сыновья в деревне не последние, да ещё и святой отец вниманием не оставляет. А сыновья-то гниловастые, то напьются и буянят, то дружков таких же приведут домой, даром, что старший-то уже и сам женатый человек. Вот господин Жак и ввязался в одну такую свару, отделал молодцов по первое число, и предложил госпоже Пелагее перебираться в крепость, потому что тут её будут уважать и оберегать, а не то, что в этом доме. Никто не ожидал, что она согласится, а она взяла и согласилась. И теперь у неё в доме командует невестка, да привезли кого-то в прислуги, так и справляются. А госпожа вниз ходит изредка, в гости заглядывает — на внука посмотреть, да и всё. А господин Жак ей прямо при всех тут и сказал — берите, мол, госпожа, и меня, и всё, что имею. Она расплакалась и согласилась. Поначалу каждое воскресенье на службу вниз ходила, а там ей святой отец-то и взялся пенять — мол, во грехе живёт. Она плечом повела да и говорит — а и обвенчай нас, за чем дело стало? Но тот упёрся — мол, иноверец, не можно так, и вообще зачем ей тот иноверец сдался. Тогда она пошла к отцу Реми и тот, не моргнув глазом, согласился. Так и сталось, но на службы вниз госпожа с тех пор не ходит.

Рогатьен всегда любил рассказать, кто что делает да кто за чем замечен, и очень складно у него выходило. А тут — свежие уши, и полтора года событий, как же! Но Анри очень хотелось услышать о доме. О чём таком знает Жак, и о чём умолчал Рогатьен?

Они встретились в комнате, где всегда совещались и обедали вчетвером — с Жаком, Асканио и отцом Реми. Арро, местная выпечка, вино, бокалы — всё это уже было на столе. И Анри спросил прямо:

— Говорите, что случилось? О чём все молчат?

— Дома бунт, — хмуро сказал Жак, — а деталей мы сами не знаем. Нас никто не вызывал уже чёртову прорву лет. Обрывки сведений привозят торговцы и прочие путешественники, но они редки.

— А вы сами почему никого не вызывали? Особенно после того, как я не вернулся?

— Ты неужто забыл, что отсюда не вызовешь никого? — хмыкнул Жак.

— А ты пробовал? Портал-то работает, а раньше не работал. И это так стало с тех пор, как мы победили в подземелье, — вот дурни, и чего не пробовали? — Асканио, а ты? Не поверю, что не пробовал?

— Пробовал, но не имею чести быть знакомым с твоими родичами, увы. А мои знакомцы живут не во Франкии, и говорили только, что сложно там, у вас, бунтуют все подряд, от приличных буржуа и торговцев до последних нищих, и истребляют дворян и магов чуть ли не поголовно. Но доподлинных свидетельств нет, и ничего определённого мне не сказали.

Вот так. Ничего не сказали. У Жака не осталось родных, у Северина тоже. А Рогатьен… наверное, и не подумал вызвать брата, очень уж сложно они расстались.

Анри вытащил зеркало, подышал на него — так, на всякий случай. И думал о племяннике Луи, исполняя чары вызова. Зеркало принимало чары, но — молчало.

Следом был вызван маршал Вьевилль, потом — маршал Саваж. Тишина. Да что там такое-то?

И только сын Максимилиан отозвался.

— Отец? — неуверенно проговорил он, а затем голос зазвенел из дальнего далёка небывалой радостью. — Отец! Вы живы! Вы на связи! Мы никак не могли дозваться, отчего же вы не отзывались? Без вас здесь туго, очень туго!

3. Радость встречи

Я поняла, что у Анри что-то пошло не так, или идёт не так, или какие-то не самые хорошие новости настигли. Ничего, придёт и расскажет, как я понимаю. А пока — я воссела на своё место за столом в зале, вокруг меня носились с мисками, ложками и всем прочим Меланья, Марьюшка и дочки соседки Маруси, у меня на коленях и рядом громоздились коты. Я ещё подумала — они что, будут приходить ко мне спать всем своим котосемейством? Эх, я хотела, чтобы много котов, и вот мне судьба улыбнулась наконец-то.

Прибежал мой арендатор Дормидонт, начал докладывать — всё, мол, путём, моя доля стоит отдельно, можно хоть сейчас пробовать, а можно когда я захочу. Это приятно, что уж. Правда, он тут же сделал умильное выражение лица и спросил — а не даст ли матушка-барыня чародейского котика? У неё их теперь вон сколько стало, а его, Дормидонта, стало быть, заели мыши. Я посмеялась — на ходу подметки рвёт, я ещё не успела толком домой вернуться, а ко мне уже с просьбами идут. Обещала подумать. Спрошу потом у Муси, что она скажет об этом деле.

А я распорядилась — тащить на стол беленькую и прочую медовую. Потому что запасы вина вышли все, и новых поставок за это время не случилось, несмотря на победу над туманом. Что-то разладилось в их Франкии, раз даже на связь не выходили толком, как я поняла из путаных слов Северина.

Значит — питаемся тем, что есть. А я глазом моргнуть не успела, как по здешнему обычаю начали приходить гости — с пирогами, и блинами, и сушёными грибами, как говорится.

Пришла Дарёна, степенно поклонилась, хотела убежать на кухню, но я подозвала, усадила рядом и велела рассказывать — что и как. Но она особо ничего не рассказала — обвенчались, сынок вот народился, сейчас Настёна за ним приглядывает, Егорушка в отъезде, с братцем своим, а они с Настёной на хозяйстве. Справляются понемногу, слава господу.

Софья Вольдемаровна, Пелагеина невестка, тоже пришла и начала суетиться, но я и ей велела садиться и рассказывать. И у них дела шли понемногу — сынок с нянькой, девчонкой Лукерьей из Косого распадка, хозяйство помалу, жизнь идёт. Гаврила Григорьич отбыл по торговым делам, и братец его Пахом тоже. А Пелагея, мол, Порфирьевна шибко всех удивила.

— Чем же удивила? — не поняла я, потом вспомнила, что вроде она была наверху, и я ещё хотела протолкаться поздороваться, но не успела — Анри дал кристалл, и мы отправились вниз.

— Так на гору жить ушла, — сказала невестка Пелагеи, и я не поняла, чего в тех словах было больше — сожаления или радости. — Господин полковник позвал, и она пошла.

Ох ты ж. Ладно, с Пелагеей поговорим ещё обязательно. Но не прямо сегодня.

Явился отец Вольдемар с матушкой Ириной и с Федорой Феоктистовной.

— Гляди-ка, и вправду вернулась! И куда ж вы пропали с господином генералом разом? — спросил он.

— Вот так вышло, — вздохнула я.

Встала, поклонилась гостям, обнялась с Ириной и Федорой. Пригласила располагаться.

— А что же, господин генерал окажет нам честь?

— Непременно, — кивнула я. — Обещался быть. А пока будьте ласковы, расскажите — что тут без нас случилось.

У отца Вольдемара старший сын, оказывается, отправился в большой мир — в губернский город Сибирск, в духовную семинарию. А следующий по счёту не захотел, сказал — тут будет, рыбу ловить да торговать, если кто возьмёт в подручные. Взял Демьян Васильич, подсуетился, а то желающих было много, как, смеясь, сказала Федора Феоктистовна. А младшие при родителях пока, при доме да при хозяйстве.

Далее Северин привёл Алексея Кириллыча, и вот кто был рад меня видеть, даже прослезился.

— И что же, господин генерал в порядке, будет? Вот и славно. Хорошо, что я дождался, верно, Венедикт?

Венедикт ворчал — как и всегда, а из-за из спин улыбнулась мне Дуня. Я невежливо спихнула уже успевших забраться на колени котов и снова пошла обниматься.

— А где у нас Ульяна? — спросила я, потому что она обычно прибегала в первых рядах.

— Так уехали же они, — улыбнулась Дуня.

— Они? С Платоном Александровичем, что ли? — вдруг сообразила я.

— Точно, — кивнула Дуня. — Он бы и не двинулся отсюда никуда, здесь бы и жил, да вот не сложилось.

Оказалось, что зловредный Астафьев вскоре после похода отдал концы, и его невозвращение не прошло незамеченным — всё же, было у него официальное поручение, и об исполнении никто не отчитался. И прошлым летом явился ещё один чиновник — уже никакой не маг, а просто повидавший жизнь и ничего не боявшийся человек. Тоже с небольшой охраной, на одном из кораблей, что заходили в Поворотницу отстояться во время бури. Он-то и привёз известие о том, что Платон Ильин прощён государыней, и она желает его возвращения на службу и ко двору. Платон Александрович пару дней ходил чернее тучи, потом ещё на пару дней ушёл в одиночку в лес, а потом вернулся — видимо, что-то для себя решил. И пошёл свататься к Ульяне, понимая прекрасно, что просто так её с ним Демьян Васильич не отпустит. А Ульяна возьми да откажи. Мол, не была в ваших столицах никогда, и делать мне там нечего. Сказала как отрезала, и по всему было видно, что ничто её согласиться не заставит. Платон Александрович повздыхал, да и поехал. А как лёд установился — так вернулся. Богато одетый, пистолеты с драгоценной инкрустацией, вышивка золотая. Пуговицы серебряные. И к ней снова — всё, мол, моё ко мне вернулось, но без тебя жизнь не мила. Но она только плечиком дёрнула да пошла себе. И потом ещё так ходила. А уговорил он её тем, что пообещал учёбу в столичном университете на факультете магии. Мол, магический факультет единственный, куда принимают женщин, государыня особым указом самолично повелела так поступать. И когда он пообещал определить Ульяну в обучение, она и согласилась.