Я сделаю это для тебя (СИ) - Кальк Салма. Страница 40

О да, это было красиво — идущие в ногу кони, трубы и барабаны, развевающиеся штандарты и блики солнца на драгоценностях и золотом шитье. Глашатаи возглашали, что положено — «его высочество Анри де Роган», «его высочество Максимилиан де Роган», «её высочество Женевьев де Роган». И повсюду стояли люди.

Красиво и торжественно, но…

Внутри стен разрушений было ещё больше, чем снаружи. Я так понимала, что ту улицу, по которой мы движемся, расчистили, но что там в боковых улицах — бог его знает. Дома зияли провалами вместо окон и ворот, некоторые ворота были разбиты. И я старалась не думать, что за каждым окном может прятаться противник с ружьём.

Люди на улице вели себя по-разному — кто-то бурно приветствовал, кто-то молча смотрел. Я никак не могла ощутить общее настроение — чего было больше, искренней радости или настороженного молчания. Вообще-то явление Роганов предполагало войну, войну неизвестной длительности, несущую ещё большие разрушения и потери, потому что все знали — Роганы не отступятся.

Правое бедро потихоньку нывшее, начинало уже просто болеть. Краски в глазах меркли, солнце палило слишком сильно. Я отчаянно надеялась, что улыбаюсь достаточно прилично — опыт разного рода торжественных мероприятий дома был. Улыбаемся и машем. Я опасалась махать, чтобы ненароком не нарушить равновесие тела, и просто улыбалась.

Мы миновали круглую площадь, и дальше улица стала немного уже, если раньше по обе стороны от нас троих ехали ещё люди в форме, то теперь — уже нет. Мы трое, Анри в центре, Максимилиан справа, я слева. Топ-топ-топ, цок-цок-цок. Солнце светит, нога болит. Но я же теперь тоже из упёртых Роганов, значит — должна соответствовать.

Сухой треск с противоположной от меня стороны разорвал торжественное пение труб как раз в тот момент, когда я предавалась жалости к себе и страдала, что не знаю, долго ли ещё. Мгновенно встряхнулась, ещё сильнее вцепилась в поводья… Хорошо, лошадь не испугалась. Ни одна лошадь не испугалась, что там. И никто не упал наземь. Стрелок промахнулся? Сработала защита? Кто-то из отряда метнулся вправо, откуда раздался выстрел, и что-то там происходило. Наверное, я потом спрошу, что.

Пока же даже нога перестала болеть — опомнилась, родная. И нет, мы не ускорились ничуточки — так же торжественно и стройно, и непоколебимо. Вперёд.

Всё кончается, и улица тоже закончилась. Стеной, воротами и площадью за ними. И порталом. И привратной башней Лимея. Слава тебе, дорогое мироздание, все целы.

Я позволила снять себя и поставить на землю, но правая нога никак не хотела распрямляться и работать. Я чуть было не ухнула на землю, но Анри заметил, тут же открыл портал и кивнул. Меня подхватили — и внесли в мои покои.

— Госпожа Женевьев, вы целы? — бросилась ко мне Марьюшка.

— Да, вполне, только нога болит. Сейчас разомну её и буду в порядке. Сколько у нас времени?

— До начала торжества? Около часа.

Справимся. Непременно справимся.

22. В кого стреляли

Марьюшка позвала ко мне господина Асканио — потому что Дуня, сказала она, где-то занята, и появится позже. Асканио прихромал, осмотрел меня, велел лечь на спину ровно. С меня сняли платье и отдали почистить и поутюжить, а я легла и закрыла глаза. Кончики пальцев Асканио пробежались по обоим суставам через слои оставшейся одежды, от пальцев струилось тепло. Он живо определил, что не в порядке правый тазобедренный сустав, и принялся что-то с ним делать. Боль утихла, и я провалилась в сон.

Проснулась от громкого звука, услышала, как Марьюшка шипит на кого-то, что нужно тише.

— Мари, я не сплю, — подала голос, вышло как-то тихо.

— Госпожа Женевьев, чудесно. Его высочество уже справлялся о вас.

— Да, я понимаю. Одеваемся и идём, так? Я долго спала? Обед уже начался?

— Нет, обед не начался, ждут, его высочество возвращался в Руанвилль, нужно было наказать ту подлую тварь, что стрелял в вас!

В меня? Вот так новости.

— Ты уверена, что в меня? Не в его высочество?

— Да он признался, рассказали.

— И… что с ним будет?

— Повесили, — пожала плечами Марьюшка. — Смотреть на него, что ли? Или обратно отпускать, чтоб дальше гадости творил?

— И чем же я его обидела? Или… это была Женевьев? — шёпотом уточнила я.

— Он сказал, что всё из-за вас. Что вы затмили разум его величеству Луи, и из-за вас вся жизнь пошла прахом. Неурожаи, налоги, бунты. И что вас правильно сослали, но вы вернулись и теперь морочите голову его высочеству. И что он думал — это сплетни, не мог его высочество Анри взять вас в жёны, а он не просто взял, а ещё и перед всеми вас показывает. И что без вас было бы лучше. И что его высочество зря вас привёз, потому что с вами ему удачи не будет, — всё это она говорила быстро и очень тихо.

Если честно, что-то такое я предполагала. Слишком уж должны были не любить фаворитку предыдущего короля. И явно обвинять во всём — и в том, что правда было, и в том, что близко не ходило и не лежало. Боялась за Анри, и не подозревала, что и за себя тоже нужно бояться.

Так, и что теперь? Я встала на ноги, ноги ощущались совершенно ватными. Пошевелила пальцами, стряхнула каждую ногу по очереди. Если кто-то думал, что я испугалась, заплакала и убежала обратно на край света — он глубоко ошибся. Ничего подобного. Там, под солнцем, у меня слишком болела нога, чтобы думать о чём-то таком. А здесь, когда всё стало понятно — нужно идти вперёд и не оглядываться, раз уже встряпалась.

— Мари, одевай меня, доставай самые бриллиантовые бриллианты, и рисуй мне на лице самую что ни на есть важную и властную принцессу. Пусть все видят. Я в порядке, и дальше планирую быть в порядке.

Мари улыбнулась и кивнула, и позвала Меланью помогать. Меланья молчала и явно думала о чём-то своём, и я спросила:

— Что случилось? Что-то с Северином?

Она вздохнула и ответила:

— Я просила господина Северина взять меня с собой. Он отказал, сказал, что я неумелая, и что мне там не место.

Что?

— Куда — с собой? — не поняла я.

— Охранять вас. Я же могу послушать из теней, могу уловить враждебную магическую силу. И господин маркиз, его учитель, тоже согласился с этим. Но они не взяли меня, когда я попросилась.

Ох ты ж.

— Может быть, ещё поучат и возьмут? Я думаю, случай ещё представится. Не огорчайся, всё будет.

Кажется, меня саму больше никуда не возьмут, после сегодняшнего-то, куда ж там Меланью! Но Меланья только вздохнула. Привыкла — не спорить, не возражать. Ладно, поглядим.

А пока — они с Мари сопровождают меня в парадную столовую Лимейского замка. Там натёртый пол и зеркала, и сверкающая посуда, и множество осветительных шаров. И Анри — в серебряной парче, что-то слушает, ему говорят двое неизвестных мне мужчин — тоже одеты ничего себе так, но раньше у нас не появлялись.

— Её высочество Женевьев де Роган! — говорит распорядитель, и все, вот прямо все поворачиваются ко мне.

Много неизвестных мне лиц, предстоит узнать, кто все они. Как мужчины, так и женщины, появилось десятка полтора, не менее, незнакомых мне женщин. И все склонились почтительно — пока я с доброжелательной, надеюсь, улыбкой шла к Анри.

— Я рад, что вы в порядке, — улыбнулся он.

— Да, всё хорошо, — тихо сказала я. — Асканио помог.

Дальше мы сели за огромный стол, и начался тот самый пир. То и дело говорили тосты — восхваляли Роганов, и лично Анри. Называли его непобедимым, великолепным, достойным наследником великих предков и всё такое. И Максимилиану перепадало — тоже как достойному наследнику тех самых предков. По лицу Анри нельзя было сказать, что он думает об этом нескончаемом хоре славословий, он вежливо кивал, но в ответ ничего никому не говорил.

Мне же было интересно — а про новоявленную принцессу Роган, то есть про меня, скажут, или нет? Потому что то и дело ловила на себе разные взгляды — от заинтересованных до откровенно враждебных. Кстати, братец вполне так пришёл и за стол сел, нужно будет спросить Анри, приходил ли он поговорить и обещал ли ну хоть какую пользу. А то того и гляди, набегут всякие и разные, кто кормился возле Роганов раньше, и сейчас решили, что снова всё будет, как было до революции. А нам оно вообще надо?