"Фантастика 2023-140". Компиялция. Книги 1-18 (СИ) - Коростышевская Татьяна Георгиевна. Страница 86

Каждый любит поговорить о себе, я не исключение. Но наша беседа слишком уж стала напоминать допрос. Паоле я не доверяла, поэтому прибегла к риторическому приему, столь любимому моим тишайшим супругом: притворилась дурочкой и напустила густого тумана. Его роль исполнили многочисленные байки. Однажды мы с братом… не важно с которым, они все рыжие… отправились портить сети, и батюшка ругался на нас… а в другой… а в десятый… Историй хватало, все они заканчивались родительским наказанием. Если подумать, ребенком я была до крайности шкодливым.

Когда в гостиную явился лакей, чтоб пригласить нас к обеду, я сообщила фрейлине, что счастлива найти в ее лице подругу и наперсницу.

Свекровь выглядела скверно. Смуглое лицо побледнело, она сжимала губы, будто терпела боль. Показаться лекарю дона Муэрто отказалась. Ее укрепят пост и молитва.

К счастью, на прочих пост уже не распространялся, и блюда были питательны и разнообразны. Его серенити явился к столу в своем парчовом облачении и даже за едой шапки не снимал. Мы сидели рядом, но едва обменялись десятком слов. Он поинтересовался, как я провела время. Синьорина Раффаэле ответила за меня. Дож рукоделие похвалил, по его мнению, занятие это подходило для женщин. Трапезу он закончил первым и убежал на очередной совет. Я поняла, что эта новая жизнь во дворце вгонит меня в гроб, поэтому, когда уже все поднимались из-за стола, велела синьорине Раффаэле остаться с доной Муэрто, так как мое слабое здоровье заставляет меня лечь в постель.

Горничные проводили меня в спальню. По дороге я попыталась их разговорить, но не преуспела. Что-то явно было не так. Инес даже не спросила меня о Мауре. Ах, Панеттоне, как ты нужна мне. Ты разузнала бы обо всех странностях в мгновение ока. А Карла… Она тоже мне нужна. Маламоко выяснила бы точно, на какой совет в какой зале отправился Чезаре. И втроем мы занялись бы интересными и важными делами.

Раздеваться я отказалась, отпустила горничных и вытряхнула Чикко из стеклянного футляра.

— Понимаешь, девочка, что получается? Мне нужны обе мои подруги, даже если одна из них парень.

Саламандра, разумеется, не ответила. Она взбежала по ножке лампы, чтоб обвиться хвостиком вокруг горящего фитилька.

Оба, Маура и Карло, мне нужны. Но Карло — шпион Маламоко и скоро отправится в догата Негропонта. А Панеттоне — девица да Риальто, ее выдадут замуж, и я ее потеряю окончательно. Может, вариант брачного союза с Саламандер-Арденте не так уж плох? Нет. Пока я не узнаю, что «отпирает» Изолла-ди-кристалло, рисковать не будем. Тем более Маура влюблена в Маламоко, выдать ее за, например, Филодора — значит сделать несчастными всех троих.

Опомнись, Филомена! Ты сама во дворце дожей на птичьих правах, и у тебя лишь несколько недель, чтоб эти права стали человеческими.

Чикко я решила с собой не брать. Огненной саламандре ни один архивариус не обрадуется.

Слуг в коридоре не было, гвардейский караул отдал мне честь и сопроводил в другое крыло, где располагалась дворцовая библиотека. Удобно, без стражников я бы непременно заблудилась.

Синьор библиотекарь был дряхл, и обладал столь тихим голосом, что имени его я не расслышала.

— Про искусство любви? — переспросил он. — Конечно, дона догаресса, у нас есть эти непотребные писульки.

Покраснев, я прошла за ним по коридорчику, стены которого состояли из высоких, до потолка, книжных шкафов, и присела за небольшой дубовый столик у окна.

Библиотекарь зашаркал куда-то в сторону, приковылял обратно, положил передо мной увесистый том.

— Благодарю.

Это был Овидий, к счастью, переведенный. «Кто из моих земляков не учился любовной науке, тот мою книгу прочти и, научась, полюби». Это точно про меня, ну, кроме того, что мы с древним мужем земляками не были.

Я погрузилась в чтение.

Пока я пробиралась через рифмованные строчки, библиотекарь принес мне еще четыре фолианта, один из которых был, кажется, из папируса. Желание рассмотреть его поподробнее я подавила. Распылять внимание глупо, надо сначала закончить с тем, что уже начала.

Труд античного философа для юных синьорин предназначен не был, он писался для повес, повес-мужчин. Элегическим стихотворным размером Овидий советовал, какая древнегреческая синьорина подходит для флирта, где с ней можно встретиться, как заговорить.

Второй фолиант был озаглавлен «О науке куртуазной любви» и принадлежал перу латинянина Андреаса Капеллянуса, третий назывался витиевато «Благоуханный сад для духовных услад ученейшего шейха», четвертый был хинским и там… были иллюстрации.

— Дона догаресса готовится к урокам? — раздалось над головой, и я попыталась лечь животом на стол.

Синьорина Раффаэле осуждающе покачала головой:

— Ваша матушка зовет вас к себе.

— Мама? — Оттого, что вся кровь прилила к щекам, соображала я туго. — Она здесь?

— Ваша матушка, синьора Муэрто.

Опомнись, Филомена, ты не должна оправдываться или стыдиться. Твой статус гораздо выше статуса Паолы.

— Синьор библиотекарь, — громко позвала я и дождалась, пока старец появится из-за шкафов. — Эти книги я забираю.

Он не возражал и отыскал в кладовой холщовую суму для транспортировки.

Свекровь хотела, чтоб я для нее почитала. К счастью, мою добычу уже успели отнести в кабинет гвардейцы, а книга, предназначенная развлечь тишайшую свекровь, оказалась о путешествиях.

Читать я любила больше, чем вышивать, то есть на самом деле больше, чем вышивать, я любила почти что угодно и время до ужина провела с удовольствием и пользой.

Матрона слушала меня, сидя в огромном кресле и прикрыв глаза. Может, и не слушала, а дремала, но это было не важно. Мне самой было интересно. Я прервалась лишь несколько раз. Один, чтоб велеть подать воды, и потом время от времени смачивала пересохшее горло.

К ужину я почти потеряла голос и возможность молча жевать восприняла с благодарностью.

Чезаре был возбужден и весел. Стронцо! Он шутил с матерью, подмигивал Паоле и не обращал на меня никакого внимания. Синьорина Раффаэле расспрашивала его серенити о заседании Совета гильдий, где решался вопрос строительства нового аквадоратского квартала на насыпных островах в восточной части города. И вопросы ее говорили о немалом знакомстве с предметом. Лживая Голубка!

Я жевала безвкусную спаржу и страдала. Чезаре поинтересовался у матушки, чем занималась она. Матрона ответила. Паола захихикала, прикрыла рот ладошкой, будто смутившись. Дож вопросительно приподнял бровь.

— Простите, ваша серенити, просто когда дона Муэрто рассказывала о чтении, я припомнила, какие забавные книги предпочитает дона догаресса…

И эта… путтана опять хихикнула. Лицо с приподнятыми бровями обернулось ко мне.

— Овидий, — пояснила я с бравадой, — и еще несколько античных заграничных трудов.

— Жизнеописания? — уточнил тишайший.

— Наука любви.

Свекровь поперхнулась, я покраснела, брови Чезаре скрылись под ободом шапки.

Интересно, а достать яд сложно? А подсыпать его в стакан синьорины Раффаэле?

Молчание, воцарившееся в столовой, угнетало.

— Это для Мауры, — соврала я быстро, чтоб не передумать, — она давно интересуется этой темой.

Какой стыд! Я только что оговорила свою подругу.

Чезаре моя ложь позабавила, меня же она ввергла в пучины душевных страданий. Едва дождавшись окончания ужина, я ушла к себе и, накрывшись одеялом с головой, ворочалась, пока не заснула.

Тишайший провел ночь со мной. По крайней мере, утром его подушка была смята. Этот факт отметила не только я, но и Паола, явившаяся с горничными пожелать мне хорошего дня.

Понедельник! Я совсем забыла. Понедельник — значит, пора отправляться в школу. Радость этого события не могло уничтожить даже то, что до «Нобиле-колледже-рагацце» мне предстояло плыть с доной Раффаэле. Мстительно отвергнув предложенное ею черное с серебром платье, я выбрала лиловое, и, чтоб совсем показать Голубке, кто тут главный, навьючила на нее тяжеленную сумку с книгами.