Последний натиск на восток ч. 1 (СИ) - Чайка Дмитрий. Страница 2

Асикрит Евфимий с любопытством разглядывал старую грязную тетку, которая, судя по запаху, в бане не была никогда. Неужели это та самая Милица, которую разведка Империи искала столько лет? Седая, морщинистая дикарка со свежим шрамом на лбу смотрела на них затравленно, словно загнанный в ловушку зверек. С чего бы это? Ведь они не сделали ей ничего плохого.

— Попробуй сладости, женщина, — сказал на словенском языке асикрит Никифор, протягивая ей пряники. — Они на меду! Я люблю мед, а ты?

Старуха схватила пряник и вцепилась в него крепкими желтоватыми зубами. А ведь она не так уж и стара, удивились евнухи. Впрочем, чернь изнашивается рано, изнуренная непосильной работой.

— Как тебя зовут, женщина? — спросил Ефимий.

— Милица, — ответила та, шамкая набитым сладостью ртом.

— Как звали твоего уважаемого мужа, почтенная Милица, и где он сейчас? — участливо спросил асикрит.

— Погиб он давно, обры его убили, — ответила та, а в ее выцветших глазах мелькнула застарелая боль. — Бериславом его звали. Он обрина копьем убил. Вот он какой был, Берислав мой!

Асикриты переглянулись и продолжили разговор.

— А где твои дети, уважаемая Милица? — все тем же тоном спросил евнух. — Нам сказали, что у тебя было трое сыновей.

— Обры забрали и продали, — ответила та, а ее глаза недобро блеснули. — Я не знаю, где они теперь.

— Как их звали? — спросил Ефимий.

— Горша, Куно и Стрига, — торопливо ответила Милица.

— Ты не умеешь врать, почтенная Милица, — укоризненно спросил ее Никифор. — Да и зачем ты врешь нам? Ведь мы тебе не враги! Твоих детей звали Само, Ратко и Никша. Скажи нам правду и мы отвезем тебя к сыну. Он объявил большую награду тому, кто найдет тебя. Мы хотим ее получить.

— Правда? — вскинулась она, а в глазах блеснула надежда. И слезы… — Вы отвезете меня к моему Само? Когда?

— Скоро, почтенная, скоро, — задумчиво ответил асикрит. — Кто рассказал тебе про сына и почему ты не нашла его до сих пор?

— Да я и не знала раньше, — разрыдалась Милица. — Стана, подруга моя, оказалась тещей его. Только звали ее почему-то Чеслава, а не Стана. Сын мой мужа ее лютой смертью казнил, а она мне голову за это камнем разбила. Она думала, что убьет меня, да только не убила почему-то. Когда я сына увижу, добрый господин?

— Скоро, Милица, очень скоро, — сказал Никифор. — Иди в дом, мы тронемся в путь уже сегодня.

Старуха послушно ушла в избу, а асикрит Никифор пошел в другой дом, где за столом сидел жупан Любуш, окруженный сыновьями.

— Убедился? — насмешливо спросил жупан. — Наш князек младшего сына в честь деда назвал, Бериславом. Так что, у меня все без обмана. Десять тысяч, ромей. Десять тысяч, и ни номисмой меньше.

— Ты получишь свои деньги, почтенный Любуш, — ледяным тоном ответил ромей. — Но я тебе советую найти ту бабу, которая пыталась ее убить. Это Чеслава, мачеха княгини, и она в розыске уже который год. Ваш боярин Горан ищет ее.

— Мы ее убили, — выпалил Урош, который стоял по правую руку от отца. Услышав имя Горана, он явственно побледнел.

— Тебе следует научиться врать получше, словен, — с брезгливой скукой ответил евнух. — Ты лжешь, как маленький ребенок, который надул в штаны и говорит, что это не он. Кто еще знает?

— Только мы, — хмуро ответил Урош, который опустил глаза вниз. Ту бабу они и, правда, не нашли. Собаки потеряли след у реки. — Было еще двое, но мы их убили. Сказали потом, что это Стана сотворила.

— Разумно, — милостиво кивнул асикрит. — Ты не безнадежен, словен. Найдите эту бабу и убейте. Она вас выдаст. А когда вас возьмут на пытку, то всплывет все. И ваши торговые дела тоже. Ваш князь почему-то не любит тех, кто делает таких, как мы. Странный человек.

То, что ее обманули, Милица поняла далеко не сразу. Они выплыли по мелким речушкам на простор Моравы, а потом вышли в Дунай, почему-то решив пройти мимо Братиславы безлунной ночью. Она не обращала внимания на эти мелочи, живя будущей встречей с сыном. Ей сказали, что он ждет ее в новом граде напротив ромейского Сингидунума. Белград называлось то место, но и там ее сына не оказалось. Он поехал в Константинополь, чтобы поклониться самому ромейскому императору. Он, ее Само, очень важный человек теперь стал, раз повелитель мира его к себе на глаза допускает. Она была в дороге уже два месяца, пока ее не привезли в какой-то богатый дом, вокруг которого рос дивный сад.

— Ты будешь говорить с самим патрикием Александром, женщина, — непривычно жестко произнес один из евнухов. — В глаза не смотреть, говорить почтительно, обращаться — «сиятельный». Ты все поняла?

Она все поняла. Ее обманули, как последнюю дуру.

За три месяца до бунта. Август 629 года. Константинополь.

Рабочие покои императора были больше, чем иной дом. Сегодня тут было пусто. Император выгнал всех, включая мистика, личного секретаря. Таков был ритуал общения с патрикием Александром, главой его секретной службы, и это давно никого не удивляло.

— Это точно его мать? — спросил император Ираклий. — Тут нет ошибки?

— В этом нет ни малейших сомнений, ваша царственность, — уверенно ответил патрикий. — Я сам разговаривал с ней. Она весьма проста и наивна, настоящая дикарка, которая жила в рабстве много лет. Собственно, и ее сын тоже был рабом, как вы помните.

— Да, — кивнул Ираклий. — Удивительная история. Эта баба обошлась нам кучу денег, Александр. Оно стоит того?

— Да, государь, — ответил патрикий. — Мы теряем в разы больше от их торговли. Поначалу это было выгодно нам, особенно, когда сюда пошел поток серебра. Но теперь они обнаглели до такой степени, что торгуют собой, словно гулящие девки. Любой франк теперь заявляет, что он купец из Новгородского Торгового Дома, и не платит коммеркий. То есть, он не платит его нам, но он платит половину его некоему Марку, главе этого самого Торгового Дома. По нашим данным, именно он и придумал эту схему. Наши торговцы и ремесленники в бешенстве, государь. Они не могут бороться с теми, кто не платит налогов. Пока это не страшно для нас, но лет через пять-семь они захватят всю торговлю и ремесла в Империи.

— Что ты предлагаешь, Александр? — поморщился император. Денег в казне было по-прежнему очень мало. Целые провинции лежали в руинах, а золото, привезенное из Персии, стремительно заканчивалось.

— Пусть платят налоги, как все, — решительно ответил протоасикрит. — А его мать поживет у нас в гостях. И он будет об этом знать.

— Куда ты ее отвезешь? — полюбопытствовал Ираклий.

— Куда-нибудь не ближе Каппадокии, — усмехнулся Александр. — Архонт Само не должен найти ее.

— А он тебе поверит? — пристально посмотрел на него Ираклий.

— Она наболтала достаточно, повелитель, чтобы убедить его в нашей правдивости, — ответил патрикий. — С ней были мои лучшие люди. Они знают о ней все.

— Хорошо, — лениво махнул рукой император. — Мне Феодор в общих чертах уже сказал, что вы хотите сделать. Я не возражаю. Молодец, Александр, я доволен тобой. А то уже начал было думать, что ты теряешь хватку.

— Спасибо за похвалу, ваша царственность! — патрикий склонился низко. Ровно настолько низко, чтобы государь не увидел его перекошенного злобной гримасой лица.

Патрикий задом выкатился из покоев императора, непрерывно кланяясь. Он сказал повелителю не все. Да, мать еще сыграет свою роль в будущем, но у архонта склавинов было два младших брата. И если один из них продан в рабство непонятно кому, то с другим все было намного проще. Он был евнухом, а значит, служил императору, церкви или жил в каком-нибудь богатом сенаторском семействе. Он мог стать постельной игрушкой у престарелого, пресыщенного удовольствиями извращенца из Карфагена или Неаполя, а мог сидеть где-то рядом, разбирая почту из провинций. Впрочем, он давным-давно мог умереть от чумы или дизентерии, что непрерывно гуляли по миру, собирая свою кровавую жатву. В любом случае, примерный возраст известен, как известно время, когда он был продан в Империю. Плюс-минус три года. Эта дикарка не умеет толком считать. В любом случае, это была зацепка, и патрикий знал, что найдет этого человека. Найдет, даже если придется лично допросить каждого евнуха в Империи.