Школа боевой магии. Том 1 (СИ) - Кун Антон. Страница 36

— Сила есть, ума не надо, — прокомментировала Ритка, и я мысленно представил, что и она тоже отлетает, хоть и девушка.

Ритка запнулась и чуть не упала, но успела схватиться за стол. Блин, сама неуклюжая, а ещё замечания делает!

Но вот я всё истолок, вода закипела, и Агафья Ефимовна, пересыпав порошок из ступки в кастрюльку и бормоча что-то невнятное, начала, помешивая, заливать всё это кипящей водой. Потом, так же бормоча, добавила в кастрюльку ещё какие-то порошки и жидкости.

Увидев, что я стою просто так, Агафья Ефимовна усадила меня на стул, поставила кастрюльку мне на колени, сунула деревянную лопатку и велела помешивать, пока смесь не начнёт светиться. И не переставать мешать ни в коем случае. Снадобье должно остывать равномерно. Иначе всё тут же загустеет, и придётся начинать сначала, а времени у нас нет.

Я глянул на Григория Ефимовича и испугался изменениям. Он был чуть живой, с лица стекал пот, губы серые. Рука распухла и даже как будто посинела. И ещё мне показалось, что сидеть ему невмоготу. Он бы лёг уже где-нибудь.

Я представил, что Григорий Ефимович сейчас потеряет сознание и принялся мешать активнее.

— Осторожнее! — прикрикнула Агафья Ефимовна. — Не веслом машешь! Ласково нужно, вот так…

Она забрала у меня лопатку и, не останавливая движения, показала, как нужно.

— Понял?

Я кивнул.

— Теперь давай ты. И не останавливайся!

У меня, конечно, получилось не так ловко, как у Агафьи Ефимовны, но я старался.

Ох, и тяжёлая же это работа! Пришлось выбросить все мысли из головы и следить только за лопаткой и жидкостью в кастрюльке. Хотя, это была уже и не совсем жидкость, а что-то желеобразное.

Пока я мешал, Агафья Ефимовна с девчонками промыли руку Григорию Ефимовичу. Причём, им наша кухарка сказала, что они не должны касаться раны и что грязная вода не должна попадать на них.

Видно было: девчонки боятся, но ещё больше боятся ослушаться Агафью Ефимовну. Она была такая грозная и строгая.

Наконец, масса в кастрюльке начала светиться зеленоватым цветом. Появился такой интересный запах… как… не знаю… у чистого ручья на болоте, что ли?..

Едва появилось свечение, Агафья Ефимовна забрала кастрюльку и лопаточкой быстро выложила массу на руку брату так, что получилась своего рода зеленоватая и светящаяся варежка. Варежка тут же затвердела, и рана оказалась полностью изолированной.

По мере того, как масса затвердевала, она переставала светиться.

Потом Агафья Ефимовна распорядилась помочь ей поднять брата и отвести его в комнату, положить на кровать.

Понятно, что я сразу же подставил плечо, и мы вчетвером оттащили Григория Ефимовича. Сам он идти уже не мог — едва переставлял ноги.

Когда я поправлял одеяло, то увидел, что Ритка что-то взяла из тумбочки. Что это было, я не заметил — не до того мне было.

Уложив Григория Ефимовича, Агафья Ефимовна выпроводила нас обратно в подсобку и там учинила допрос. Она в деталях расспросила, что именно произошло, кто что делал и где стоял, где сидел, что я рисовал, чем рисовал, как рисовал, как начал светиться знак, насколько разгорелся, сильно ли открылась дверь.

Она была предельно серьёзная, и я нутром чувствовал, что сделал что-то очень нехорошее. Хотя, на самом деле я это понял ещё раньше, когда увидел, как посерел Григорий Ефимович, как он обессилел буквально за несколько минут. Поэтому подробно рассказывал обо всём, о чём она спрашивала.

Я чувствовал, меня эта ситуация задела больше, чем я думал сначала. И дело тут не в упущенных уроках по бесконтактному бою, а в чём-то другом, чём-то, из-за чего Арик и другие, кто побывал в подвале, вздрагивали при его упоминании. Мне по-прежнему хотелось разобраться, что происходит, но теперь стало как-то… не знаю, тревожно, что ли?

Я не стал мучить себя любопытством, а прямо спросил у Агафьи Ефимовны, что там за дверью.

Она нахмурилась, засуетилась, стала убирать со стола посуду.

Но я не собирался отступать и сверлил её глазами.

И тогда Агафья Ефимовна повернулась ко мне и нехотя проворчала:

— Гриша поправится и, если захочет, расскажет. А пока на вот, вынеси воду. Вылей под забор, да аккуратно, чтобы на тебя ни капли не попало. Иначе рядом с Гришей ляжешь. Таз оставишь там же, перевернёшь его, чтобы всё в землю ушло. А потом сразу в баню. Вы, девочки, тоже. Извините, горячей воды нет, но ополоснуться необходимо. И переодеться.

— А во что? — спросила Марина. — У нас ничего нет.

— Я дам вам по халатику, завернуться. А свои вещи постираете, потом только их можно будет надеть, а то разболеетесь.

Девчонки не спорили ни против халатиков, ни против холодной воды. Они отнеслись к этому серьёзно.

— Давайте, идите первыми, — сказала им Агафья Ефимовна. — вот вам по ведру, наберёте воды в колодце и вперёд. Одежду положите в бак, потом зальёте её водой и добавите отвар, я пока приготовлю его.

— А я во что переоденусь? — спросил я.

Агафья Ефимовна смерила меня взглядом, и я засмущался — на мне были одни трусы.

— Я думаю, — протянула Агафья Ефимовна, — у тебя проблемы с тем, во что переодеться, не будет. Вынесешь воду и сходи за своей одеждой.

Я кивнул и, подхватив таз, аккуратно понёс его к забору.

Уже было совсем светло. Солнце встало. Птицы заливались, я аж заслушался… и едва не запнулся и не опрокинул воду на себя. Но тело среагировало раньше, чем я успел осознать. Вода колыхнулась в тазу, но я успел поймать тазом капли, которые хотели выплеснуться. Почти все. На меня не попало. Тоже почти. Ну как почти?.. Хорошо так плеснуло.

Аккуратно вылив воду под забор и перевернув таз, всё, как сказала Агафья Ефимовна, я бегом отправился в спальню. Нужно было взять не только одежду, но и полотенце, чтобы обтереться.

Когда я зашёл в нашу спальню, то сразу увидел, что на своём месте нет Мишки. Парня из тройки Николая. Я сразу же вспомнил подслушанный ненароком разговор про оберег из берёзового бруска, испачканного моей кровью.

Внутри что-то взметнулось, что-то чёрное…

«Может, человек в туалет пошёл», — уговаривал я сам себя, и сам себе не верил.

Прихватив полотенце и обтираясь на ходу, я отправился его искать. В душевую, конечно, заглянул в первую очередь. Мишки там не было. Оставалось понять: где он есть?

Сказать, что я разозлился, это ничего не сказать. Мало того, что не состоялся урок по бесконтактному бою, так ещё и этот явно что-то задумал!

Во мне словно проснулся зверь. Я повёл носом и понял, куда нужно идти — в учебную комнату. Я почуял: именно там Мишка держит в руках пропитанное моей кровью. Запах был раздражающий. Кровь. Моя. К ней примешивался страх. Мишкин. Мишка боялся, что его обнаружат. Правильно боялся.

Этот запах, запах страха… он пьянил.

Всё ещё сжимая в руках полотенце, я рванул в учебную комнату. Я упивался запахом страха, предвкушая пир.

Когда я влетел в учебную комнату, Мишка был там. Ковырял металлом то, где была моя кровь. Металл — это плохо. Брось металл!

Мишка вскочил и попятился.

— Ты чего? — спросил он и побледнел. И начал оправдываться: — Я это… не успел сделать на занятии…

О, как застучало его сердце, разгоняя кровь. Его кровь.

— Что с тобой? — его голос стал тихим. — Ты чего?

У меня всё плыло перед глазами.

— Я не хотел, — начал оправдываться Мишка.

И я шагнул к нему.

— Да забери, оно мне не нужно! Я просто пошутил! — в отчаянии закричал Мишка и швырнул в меня то, что с моей кровью.

Но он всё ещё держал в руках металл. Брось металл!

Мишка отступал в угол, пытался сдвигать столы и стулья. Глупый. Я видел, как бьётся жилка на его шее. Я слышал это биение. Я чувствовал живой ток крови.

Он был загнан в угол. Ему некуда деться. Какая тёплая у него кровь, какая она горячая!

Мишка начал шарить рукой вокруг себя и наткнулся на корзину, схватил её и кинул в меня.

Корзина была полная. Я отшвырнул её, содержимое разлетелось. Но что-то попало в мою ладонь. Я поймал. И вдруг запнулся. Словно пелена с глаз упала. Я держал лапоть. Свой единственный, собственноручно сплетённый лапоть. Карету для Сонькиных кукол.